История Смотрителя Маяка и одного мира

– Нет, что ты… я вовсе не… я просто не думал, что ты…

Поскольку Мастер Слов не нашёл слов, чтобы продолжить, Унимо решил задать следующий вопрос:

– Чему может научить меня Айл-Форин?

– Всему, чему ты захочешь научиться, – без промедления ответила Тэлли.

– Согласится ли он учить меня?

– У нас тут не клуб оракулов, – отозвался Верлин.

Унимо задумался. Ему казалось, что спрашивать больше не о чем. Точнее, нет ничего, что он хотел бы узнать прямо сейчас. Но нельзя было упускать такую возможность. Мельком взглянув на Тэлли, он спросил, смотря на Верлина:

– Айл-Форин – хороший человек?

– Что за дурацкие вопросы, – пробормотал Верлин.

Но Долора ответила:

– Если следовать вашему вопросу буквально, тому, что вы в него вкладываете – то, вероятно, нет. Совсем нет. Но, на самом деле – да, он очень хороший.

– Понятно, – саркастически усмехнулся Унимо, отдавая должное такому прекрасному ответу.

На самом деле, его вопрос был подготовительным для следующего.

– Почему Айл-Форин и Тэлли поссорились? – спросил он, и Тэлифо впервые посмотрела на него ненавидящим взглядом, от которого у него почти потемнело в глазах и неприятно заныло где-то в солнечном сплетении.

– Из-за того, что она нарушила правила реальнейшего, – нехотя сказал Верлин.

– Из-за того, что Тэлли слишком хорошо к нему относилась, – это Долора.

– Тэлли, не злись на меня. Я хотел помочь тебе – точнее, хотел узнать, смогу ли я помочь тебе. Ты не сердишься? – спросил Унимо, понимая с ужасом, что это выглядит как самая примитивная месть, хотя он совсем этого не хотел. – Тэлли, пожалуйста…

Тэлли красноречиво промолчала, поднимаясь на ноги. Все поднялись следом за ней и побрели в сторону зданий Дома Радости, которые уже светились окнами в упавших на сад фиолетовых весенних сумерках.

Когда Унимо с Тэлли уже выходили из Дома Радости, они снова встретили врачевателя Грави Эгрото.

– Был рад убедиться, что ты здорова, тари Тэлифо, – учтиво сказал он, приподнимая шляпу. – Хотел бы, чтобы ты заходила к нам чаще.

Тэлли от этих простых слов передёрнуло, и она вышла за ворота так быстро, что Унимо с трудом поспел за ней.

К булочной они подошли уже в полной темноте. Ближайший фонарь находился за пару кварталов, так что Тэлли долго искала в своей сумке ключ и пыталась открыть замок.

Унимо, окружённый враждебной темнотой, чувствовал себя ужасно: ему казалось, что он страшно виноват перед Тэлли, с которой ему вот-вот предстояло проститься, может быть, навсегда.

Но когда они молча поужинали и стали пить чай, Тэлли вдруг засмеялась и сказала:

– Ну что, как тебе понравился Дом Радости? Не страшно?

Унимо облегчённо вздохнул и рассказал всё, о чём думал во время их разговора с Верлином и Долорой.

Так они болтали до самой полночи, пока Тэлли не сказала строго, что Унимо пора спать, поскольку завтра его ждёт важный день.

3.1.2 Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas[27 - «Пусть недостаёт сил, следует всё-таки похвалить за добрую волю» (лат.).]

Первый советник короля Голари Претос, профессор логики и древних языков, в условленный час вошёл в зал преподавателей кафедры логики и грамматики столичного Университета. Он очень хотел остаться незамеченным, но это ему не удалось: казалось, вся кафедра собралась специально, чтобы его поприветствовать, и даже сам ректор Мэлл – полный, добродушный на вид профессор грамматики – пожаловал к приходу Первого советника.

– Я не покривлю душой, если скажу, что вы, дорогой друг – самый успешный из ныне живущих мастеров нашей скромной гильдии торговцев звёздами и морскими раковинами! – излишне торжественно провозгласил ректор Мэлл, когда нескладная фигура Голари появилась в дверях.

Выражение страдания на лице профессора логики и древних языков только усилилось, когда остальные профессора со смехом затянули старинную величальную песенку «Когда наш храбрый друг отправился служить королю». Ни слова не говоря, он с мрачным видом налил себе чая и уселся в свободном кресле, взяв в руки недавно отпечатанный «Вестник Тар-Кахольского университета».

– Вот, полюбуйтесь, друзья: трёх дигетов не прошло, как нашего коллегу назначили Первым советником, а он уже сторонится нашей компании, – насмешливо заметил маленький и едкий профессор математики Нумт.

– Смею заметить, что вы сами, мои драгоценные коллеги, настояли на том, чтобы я предложил свою кандидатуру. И поэтому мне странно видеть на ваших лицах это, не побоюсь такого слова, злорадство, – ответил Голари, поднимая свой вечно уставший взгляд от «Вестника».

– О, ну что вы, профессор, – мягко сказала лири Даннис, высокая, статная дама – профессор логики, – мы вовсе не имели ни малейшего желания вас уязвить. Вы же знаете, как учёные бывают неловки и непоследовательны в выражении простых человеческих чувств. Мы действительно гордимся вами и собрались здесь исключительно в вашу честь. Представляю, как утомительна эта королевская служба, – сочувственно заметила она, ласково оглядывая всего Голари проницательными зелёными глазами.

– Вы правы, лири, – смущаясь, пробормотал Голари, – очень утомительна. Поэтому прошу коллег проявить снисхождение и извинить мою нелюбезность.

«И оставить меня в покое», – мысленно добавил Голари, но коллеги, напротив, принялись изливать на него все свои поздравления, советы и пожелания. Когда этот поток наконец иссяк, ректор Мэлл подошёл к Голари и вполголоса многозначительно заметил:

– Вы теперь – наша надежда, профессор Голари. Гарант соблюдения правил, так сказать.

Профессор Претос испуганно посмотрел на ректора, но тот только широко улыбался своей улыбкой сытого кота.

– Но я всего лишь советник, и вы сами прекрасно знаете, что полномочия принадлежат Совету, куда вы изволите входить, а Первый советник всего лишь…

– Да-да, конечно, – махнув рукой, перебил ректор и повторил: – Мы очень рассчитываем на вас.

Возможно, Голари показалось, и его замутнённое непрерывным напряжением нескольких дигетов сознание подвело его, но тогда он мог бы поклясться в том, что после этих слов ректор подмигнул ему.

Не успев даже прочитать названия статей в новом «Вестнике», Голари поспешил откланяться, ссылаясь на важные дела, и его поспешный уход слишком напоминал бегство. Но Первого советника действительно ждали дела: ему нужно было лично подготовить доклад о Школе просветителей, – поэтому он поспешил в Королевскую ратушу, в Зал Всеобщих Донесений.

В Ратуше, которую он раньше недолюбливал за суетливость и многолюдие, теперь ему показалось гораздо спокойнее, чем в Университете: охранник и служащие почтительно приветствовали его, никто не задавал лишних вопросов, все готовы были исполнить любое из поручений Первого советника.

Голари распорядился принести себе в кабинет ежедневный доклад на сегодня, всё, что можно найти в архивах о Ледяном Замке, чёрный кофе с корицей, и никого не принимать – он занят.

Долгое время профессор просто смотрел в окно, через которое, поскольку его кабинет находился в одной из самых высоких башен, было видно только небо. Башенные ласточки, почуяв весну, иногда пролетали стремительными росчерками, как будто примеряясь к свежепокрашенному весеннему небу.

Голари чувствовал, что устал от своей службы, не успев ещё вполне в неё вникнуть. Он чувствовал себя постаревшим и больным. Он дорого отдал бы, чтобы никогда больше не видеть никого: ни профессоров-хранителей правил, ни короля, ни тар-кахольцев, которые идут себе беззаботно через площадь Всех Дорог где-то внизу башни. Но никакой другой дороги у него не было.

Тяжело вздохнув, Голари принялся изучать всё, что ему принесли о Ледяном Замке, пролистывая совсем уж древнюю историю и сосредоточиваясь на деяниях ныне правящего Айл-просветителя Люмара.

И всё же не из-за своего шейлирского титула Голари стал профессором логики: довольно скоро он уже составил первичный анализ реального места Школы просветителей в системе управления Шестистороннего Королевства, формальных и фактических пределов автономии, отсутствия подчинённости наместнику Горной стороны, влияния просветителей на подданных Королевства – и множества других факторов, а свои выводы кратко и ёмко изложил в записке, адресованной Сэйлори («Так, чтобы даже король мог понять», – ворчливо и не без самодовольства подумал Голари). Затем, взглянув на часы, он с новым вздохом стал собирать бумаги для ежедневного доклада королю, а потом вышел, забыв шляпу и почти не притронувшись к остывшему кофе.

Никем не узнанный, Первый советник быстро добрался до Королевского дворца. Стража не сразу пропустила его: они не верили, что Первый советник пришёл пешком. После унизительной процедуры подтверждения личности его пропустили, со множеством извинений, разумеется, но неприятный осадок остался. Как нахохлившаяся птица, Голари быстро шёл по коридору, поэтому не сразу заметил какое-то странное тревожное оживление во дворце: по коридорам шаталось в разы больше Птицеловов, чем обычно, мелькали напряжённые лица.

У королевской приёмной тоже было больше людей, чем всегда. Первый советник скромно расположился в комнате для посетителей и стал ждать, слушая обрывки разговоров. Впрочем, ничего узнать так и не удалось: большая часть посетителей состояла из птичников, а они, что ни говори, умеют держать язык за зубами даже в Королевском дворце