–Я!
–Нет, я!
Вопили наперебой ребята. Чего только не удалось увидеть в это утро! Рисунки на камнях, оригами из газет и документов, музыка созданная подручными материалами, кто-то даже отыскал сушеного жука. Рука Лии затекла, пока она выводила имена морских странников.
–Какой, однако, толстенный будет теперь журнал у Альфреда! Как бы еще дотащить все ваши диковинки!
–Уже завтра, уже завтра! Лия, а имена? Прямо с утра, вот так сразу, он даст нам имена?
–Разумеется, чего же тянуть?
Растирая красные носы, дети улыбались и хлопали друг друга от переизбытка эмоций.
–Я пошла! Соберитесь с духом и ждите завтра.
Ждать завтра казалось немыслимым. Ведь вот уже совсем на пороге стоит голубая вода, поющая о новых началах, но как многое может измениться всего за одну ночь, ведь детский мир – отличная глина, ей можно придать любую форму.
Трудно сказать, куда и как собиралась отвести Лия свою армию, да только план у нее был. Вечером она старательно складывала цветные осколки бутылок, смятые листки, перевязанные в пучок ветки деревьев. Улыбка, сияющая вместо солнца, красивая, детская, настойчивая , что же будет завтра, как же теперь все завертится, закружится, едва успеем вздохнуть, а соли, камушки, ракушки, капли, все вокруг будет другим! И мы убежим, улетим на чайках, помашем тем, кто на берегу, чьи глаза заштопаны, а в ушах солома. Мы станем совсем другими. Счастливыми мы станем.
–Ах, – вскочила с кровати, шагнула на холодный зимний пол. – Ты чего такой холодный? Наверное, ты не знаешь. Хах, – Лия засмеялась.
Варежки, сапожки, не забыть про мешок и блокнот.
–Я готова. –твердо, грандиозно и значимо кивнула девочка самой себе и выпорхнула на мороз.
Но где же все? Где Би 80, где Эм 135? Неужели она проспала? Белая и одинокая двумерная природа зевала холодным ветром. Лия шагнула в пустоту. Хрум.
–Ребя-ята!
Хрум.
–Где же вы все?
Усердно вдаль, по снежным буграм шла и шла она, хрум, хрум, хрум – один лишь снег нарушал проклятую тишину. Где-то далеко вырисовывался пухленький Эр 19.
«Ну, наконец-то!»
–Привет! А где же все?
Эр 19 нахмурил брови.
–Уходи, Эль. Нам не разрешают больше с тобой общаться.
–Но Эр 19…-оборвалось энергичное звучание голоса Лии .– Что случилось?
–Моя мама сказала, что ты врушка. Все мамы так говорят. Что нет никакого моря, никаких птиц и стариков. Все это глупости и верят в них лишь полнейшие дураки. А еще все взрослые говорят, что у тебя эта…дисфункция мозга, вот! Что ты больна, оттого и болтаешь всякую ерунду!
–Но… но я же видела, – от беспомощности Лия мямлила и зарывалась в варежки.
–И ничего ты вовсе и не видела. И вообще, что за глупое слово: «мо-ре». И слова-то такого вовсе нет. – с каждой фразой мальчик все сильнее сжимал снежок в ладони. Договорив, он кинул его в Лию и убежал, оставив ее одну в заснеженной пустыне.
Немного постояв с замершим взглядом, она пошатнулась и упала в снег. Волосы разлетелись в разные стороны, а слезы прожигали горячие ямки в сугробах. Как много всего погибло в ту минуту, как непростительно молниеносно снесли шатер надежд и изъяли отвагу воина из сердца той, что всегда знала, куда идет. Громко затрещал сердечный барабанчик в бледном хрупком теле. Он стучал энергично и четко, он пел каждую ноту. Повсюду в городе бились сердца живых организмов – чугунных людей, и вроде бы все так понятно: у каждого два желудочка, два предсердия, клапаны, какие-то круги обращения, тук, тук, все одинаково там, внутри. Но нет, нет! Ты не веришь в биологию, сухую библию сущего, ты видишь в сердце инструмент у каждого свой, ведь игра у всех своя, ты ведь слышишь, как оно надрывается, маленькое, с детский кулачок, как кричит громче прочих.
Лия вздрогнула – сухая ладошка взяла ее за плечо.
–Что случилось, маленькая? – спросило озабоченное морщинистое лицо.
–Я…я…я…– Лия заикалась от слез, – просто сказала, что море есть. Что оно красивое. Что большое, больше чем торговый центр и завод, я, я…а они говорят: « Не была!» Как же это? Ах, может и правда?
–Ах, ну-ну, постой. Что же ты такое говоришь? У меня есть твой талончик. – поискав в большом чемодане, старик достал желтую карточку – Ну-ка?
Красные веточки пальцев сжали бумажку.
–Это мое имя. – тихонько послышалось из снега.
–Конечно.
–Откуда она у вас?
–Долгая история! – заботливая рука вытирала слезы девочки. – Какие брызги на лице! Оближи-ка губы!
–Со…соленые.
Старик кивнул.
–Никак целовала прилив, а?
–Я знаю, кто вы. Вы – Альфред.
–Может и Альфред, – старик снял шляпу и надел на взлохмаченные волосы девочки – Что же ты такое держишь за спиной?
–А, это? Это для вас! Это ведь диковинки!
–Так много?
–Мы старались, ведь уходить уже сегодня. Да только я одна осталась, дядя Альфред. Никто не пришел.
–Не все сразу. Там, в этих детях, теперь моря внутри. Тебе не холодно?
–Нет, тут в снегу, оказывается, очень тепло. Да только я все поняла и сидеть теперь уж точно нельзя. – Лия решительно встала и отряхнула сапожки, – Спасибо вам! Соленые…подумать только!
Во времена безжалостные и квадратные, во времена расцвета технологий и деградации души мало кому есть дело до настоящих живых семян.
Люди проходили мимо искусственных деревьев на главной улице, шаркая начищенными туфлями по асфальтированной дороге. Все в отглаженных черных костюмах (впрочем, иногда в серых, ведь выбор есть у каждого), с кожаными портфелями, люди ли это были или всего лишь черно-серые фраки одной большой фабричной партии, шагающие ровным механическим шагом в сердце города – огромную корпорацию.
Никто и не заметил, как пару букв и цифр вычеркнули из городского журнала.
–Ли 19? Я вас поняла. Причина смерти – удушье астмы. Кашель от переохлаждения. Внесено. Спасибо за звонок, мы жалеем о вашей утрате.