–Почему?
–Мамы всегда хотят, чтобы все старались.
–А папы чего хотят?
–А папы, чтобы мамы и Китти не шумели.
Я улыбнулся криво и некрасиво.
–Вы что, и правда, умеете улыбаться?
–Я забыл как, – солгал я.
–Очень просто.– она подошла и начала тянуть мои щеки в разные стороны,из-за чего мой рот растягивался и напоминал улыбку.-Старый капитан, вы даже не стараетесь. Представьте, что я – ваша мама.
–Моей мамы давно нет.
–У меня нет больших старых туфель, но вы просто представьте, что я – она. Я даже могу покричать.
Я засмеялся, но глаза мои увлажнились.
–Фрипси, я очень дурацкий человек. Почему ты не отстанешь от меня? И не играешь с ровесниками?
–Я с вами не играю. Вы самый лучший старый капитан из всех, что я видела. И из всех, что не видела. Я больше всего хочу, чтобы, когда я стала большой и с морщинками, вы пришли на мой день рождения.
Я хотел ей сказать, что я рассыплюсь, наверное, уже через пару суток и не стал. Или же не смог.
–А вы почему не играете с ровесниками? – подозрительно спросила она.
–От них пахнет пивом и безнадегой. Лучше подыхать одному в этом парке.
–Дядя Джон, что значит «подыхать»? То же самое что «отдыхать»?
–Хах, абсолютно.
–Тогда, если вдруг соберетесь подыхать, непременно звоните мне.
–Ты даже не выучила свой номер до конца, – усмехнулся я.
–Пойдемте воровать конфеты!-вдруг выпалила она.
–Воровать? Мама учила тебя, что это плохо?
Китти стыдливо опустила глаза.
–Всегда мечтал это услышать!
В следующие часы мы уже наворовали три мешка конфет в разных супермаркетах. Китти подходила к кассе и, услышав цену, делала невероятно грустные глаза и плакала.
–Девочка, к сожалению, все обязаны платить. Если нет денег, оставляй конфеты и иди домой.
–Женщина,да вы в своем уме? – вступал я.– На бедном ребенке лица нет. Неужели ваш магазин столь захудал, что уже и думать забыли о человечности? Девочка, должно быть, уже несколько лет сладостей в глаза не видела.
Затем я демонстративно бросал свою фальшивую потребительскую корзину и выходил с восхитительным налетом омерзения на лице. А через пять минут вбегала Фрипси и пожимала мне ладонь свободной от сладостей рукой.
–В следующий раз, когда пойду за виски, возьму тебя с собой.Доброй ночи, коллега!
–«Коллега» – хорошее слово?
–Самое лучшее, Фрипси.
Она улыбнулась мне, а я ей.
Ночью этого же дня улица была горемычной и горчила. Было ли мое настроение таким же из-за этого факта или же напротив, улица подыграла моему состоянию – я не знаю, но нам обоим было невыносимо одиноко. Внезапно зазвонил мой дряхлый вещатель. Я молча поднял трубку.
–Дядя Джон, это вы?
–Фрипси?
–Сегодня очень плохой день, самый дурацкий, правда-правда!
–Ну что там?
–Мама сказала, папа на работу, там много…дядянька…и я не знаю зачем…
–Оо, господи, Фрипси, давай ближе к делу!
–Ма говорит, мы переезжаем.
–Оу. И что же плохого?
–Как же? А школа? А пруд? А вы? Как же я буду? А вы как?
–Это ерунда, будет меньше шуму и пустой болтовни.
Китти плакала в трубку и что-то бубнила.
–Эй, ну хватит. Слышишь? Хочешь, сходим завтра на твой пруд?
–Хочу! Я хочу!
–Ну все, только не кричи.
–До завтра, старый капитан. Напишите мне прощальное письмо.
Я положил трубку и оглядел свое пристанище.
–Чертовы дети! – заорал я и отхлебнул ром. Никогда в жизни не писал письма, тем более прощальные. Я взял ручку и закурил.