Барон предупредил его, что если все сегодня пройдет удачно, то нужно будет сбегать в винный погреб за дивной «Вдовой Клико» 1811-го года, года Большой кометы. «И если ты бутылку, паршивец, по дороге разобьешь, – пригрозил барон, – клянусь, я из тебя ростбиф окровавленный сделаю, строго по Пушкину[8 - А.С. Пушкин «Евгений Онегин»: «Вошёл: и пробка в потолок, // Вина кометы брызнул ток; // Пред ним roast-beef окровавленный, // И трюфли, роскошь юных лет, // Французской кухни лучший цвет, // И Страсбурга пирог нетленный // Меж сыром лимбургским живым // И ананасом золотым».]». Потом пошутил, что лучше бы шампанское называлось «Вдовец», а не «Вдова Клико», а когда Тишка робко спросил, почему, – обозвал его дураком, сказал «меньше знаешь – лучше спишь» и послал за новой коробкой табака с вишенкой.
Гость пришел во время обеда. Это был юноша в шикарном черном плаще с алой подкладкой. Почему-то Тишке было знакомо его надменное лицо, но он никак не мог вспомнить, откуда. Представляться юноша не стал, процедил, что его ждут. И правда, барон тут же бросил недоеденный черепаший суп и приказал звать.
Встреча в кабинете продолжалась уже полчаса, и пока все было тихо.
Потом из-за дверей донеслось: «Тащи, батенька, тащи, паршивец!» – и Тишка рванул вниз по лестнице.
Бутылку с надписью «Vin de Bouzy 1811 de la Comete»[9 - В переводе с французского – «Вино из Бузи 1811 года, года кометы».] на полуистлевшей от времени этикетке он нес, как новорожденного младенца.
В кабинете стояла радостная, расслабленная атмосфера. В воздухе витал легкий аромат вишневого дыма. Гость развалившись сидел в кресле и вертел в руках Перстень. Барон одной рукой вальяжно опирался о каминную полку каррарского мрамора, другой расстегивал тугой коралловый жилет. Тишка поклонился и приготовился открыть шампанское.
– Не трожь пробку, сам сделаю, – сердито сказал барон. – Ведь ты же, паршивец, весь нектар разольешь. Эх, и где найти достойных, выдрессированных слуг старой школы? О времена, о нравы! Ну и лакеи нынче пошли, сплошные непрофессионалы. Но ничего, через пару-тройку лет научатся, деваться им будет некуда… Сейчас, граф, вы испытаете убийственное наслаждение. Позвольте, батенька мой, познакомить вас с «Вдовой Клико» одна тысяча восемьсот одиннадцатого года!
Пробка хлопнула в потолок. Барон собственноручно разлил золотые пузырьки по бокалам.
Гость пригубил сияющий напиток и кивнул:
– Люблю все французское. Особенно если это вино или женщины.
И тут Тишка вспомнил, где он слышал этот высокий ломаный голос. Шоу «Великая княжна. Live». Точно. Честно говоря, Тишка и сам хотел принять в нем участие, но на носу как раз была сдача одного важного проекта, и ему ни на что не хватало времени. Все эпизоды он потом посмотрел в записи, и граф Вяземский на протяжении всего конкурса вызывал у него стойкое отвращение. Тишка отказывался верить, что интеллигентная Екатерина по своей воле взяла в женихи этого хама трамвайного с мелированными прядками и жутким самомнением. Не иначе как дворцовые интриги.
Но зачем граф явился сегодня к барону? И о чем они договорились?
Тишка перекинул через руку накрахмаленное полотенце и с отстраненным видом встал возле камина. Есть в лакейской службе один плюс – тебя считают за предмет мебели и не замечают. И прятаться за шторой не надо. Ты сам как штора.
Барон и правда не обратил на Тишку ни малейшего внимания. Залпом махнул половину бокала, потом стал смаковать шампанское скупыми глоточками, продолжив прерванный разговор:
– До меня дошли слухи, что она изменяет мужу с тем архитектором, Воронихиным…
– С кем, с Иваном? – Граф визгливо расхохотался. – У всех императриц судьба одна. Я знал, что не бывает порядочных женщин! А ведь какой недотрогой прикидывалась. Цену себе набивала, понятненько… Все, распечатана коробочка, пошли фавориты.
– Совершенно согласен, батенька, подпишусь под каждым словом, – удовлетворенно сказал барон, поглаживая лысину. – Где один фаворит, там и другой, и третий. Вот почему я уверен, что вы как по маслу войдете к ней в доверие… и быстро станете близким другом. Вы меня понимаете?
– Еще как! – Граф скабрезно ухмыльнулся и махнул Тишке: – А ну-ка мне еще шампусика, да пошевеливайся.
– Вы ее старый знакомый, сколько всего вместе пережили, темы для долгих задушевных бесед найдутся, – рассуждал барон. – А там, слово за слово, предложите выпить на брудершафт… и выполните задуманное.
– А яд надежный? – Вяземский с озабоченный видом потряс Перстень возле уха. – Не хочу ее казаку в лапы попасться. Он здоровый. Шире меня в два раза, деревенщина волжская.
– Надежный, батенька, надежнее не бывает, – успокоил графа Бланк, набивая трубку вишневым табаком и с наслаждением затягиваясь. – Из запасников испанской инквизиции. Насыплешь ей в березовый сок, – он доверительно перешел с сообщником на «ты», – поболтаешь часик, она почувствует, что у нее слипаются глаза, ляжет спать… и никогда уже не проснется. И вот так, мой милый, благодаря твоему героизму закончится четырехсотлетняя история мучений России под игом семьи Романовых. Катюшка последняя из них осталась. Старика смертельно ранили при обороне Шепси, Николашку смело вулканом – мне Ренненкампф доложил.
– А он-то откуда знает? – без особого интереса спросил Вяземский, поглядывая на свое отражение в мраморной глади полированного камина.
– Сам видел извержение – и как только выжил, паршивец, не представляю! – Барон пожал плечами. – Колдун он, что ли?
– Вот что, дайте мне двадцать рублей подъемных, – прервал его граф. – Куплю себе перекиси водорода. Еще прядок нужно насветлить. Перед встречей-то со старой любовью.
Барон усмехнулся.
– Тишка! Чего столбом стоишь, негодяй? Шкатулку мне с камина, и поживее.
Тишка с неловким поклоном и неким подобием реверанса подал хозяину резную шкатулку для мелких купюр. Барон возвел глаза к золоченой люстре, всем своим видом выражая возмущение дурными манерами лакея. Затем, не считая, бросил Вяземскому охапку бумажных рублей, которые из-за полной отмены электронных банковский операций ценились нынче дороже, чем когда-либо.
– Да тут не меньше сотни! – радостно сказал граф. Потом нахмурился: – Но это не отменяет обещанный пост посла в Париже!
– Само собой, батенька, само собой, – добродушно подтвердил барон. – Может, лучше в мои советники пойдешь? Я сегодня добрый, на все согласен.
– Нет, в Париж хочу, – наивно сказал граф. – Мне очень нравится Франция. Понимаете, барон, я изумительно смотрюсь в черном берете.
– Ну что ж, тогда выпьем за успех нашего благородного дела! – Бланк поднял бокал. – А, батенька? Чок?
– Чок! – поддержал тост Вяземский.
– Чпок, – сказал Тишка, запирая дверь кабинета со стороны холла. Потом присел на корточки и сказал в замочную скважину: – Вы арестованы за госизмену и попытку покушения на императрицу. Я вас отсюда не выпущу.
В кабинете поднялись страшные крики, в дверь забарабанили.
– Ты что себе позволяешь, паршивец? – возмущался барон. – Это – это же просто незаконно!
Граф вопил, что он опаздывает к брадобрею.
Тишка бросил лакейское полотенце на подоконник и с индифферентным видом уселся на стул возле двери. Он был готов дать отпор любому, кто пожелает освободить пленников. И пусть после этого барон еще раз скажет, что «компьютерщики – армия бесполезных людей».
До Великого электрического краха Тимофей был профессиональным дизайнером виртуальной реальности.
Он твердо решил и сейчас спроектировать ту реальность, в которой хотел бы жить.
* * *
2 сентября.
Российская империя. Сибирь. Иркутск. Парк при особняке Бланка
Флоп
Вот уже шестнадцать дней подряд Флоп каждое утро и каждый вечер приходил к барону Бланку в надежде получить ответ для Екатерины. Кровавые мозоли, натертые седлом с внутренней стороны бедер, давно уже зажили; жуткий насморк, подхваченный где-то на маршруте Петербург-Иркутск, прошел; а ответа все не было.
Новости в империи распространялись медленно и неохотно; слухов было много, но все это было сплошное вранье; единственная газета «Факел» печатала только хвалебные оды Биг Боссу Барону Бланку; потому Флоп не представлял, что творится сейчас в столице. Не сожгли ли город испанцы? Жива ли еще императрица? Не брала ли мадам Столыпина его дворцовый лэптоп, чтобы резать на нем елкокапусту для салата?
Наверняка Флоп знал только одно: ему поручили передать секретное письмо премьер-министру. Он передал, хотя ради этого ему пришлось впервые в жизни сесть на лошадь, настоящую, страшную, огромную лошадь, и сразу же проскакать на ней пять тысяч километров. Точнее – пять тысяч семьсот тридцать два километра. Он их все пересчитал своими бедрами. И теперь Флоп обязан был привезти абоненту ответ. Потому что абонент оплатил и обратную доставку. А еще потому, что на кону стояла судьба родного города.
Но сегодня, как и вчера, и позавчера, бородатый швейцар пожал плечами. Опять ничего. А на прием к барону записаться можно? Велено никого не принимать.
Не в окно же к барону лезть за ответом, в конце концов.
Хотя…
Флоп сошел с дорожки, усыпанной золотистым гравием, и шмыгнул в открыточные кусты роз. Укололся, конечно, и даже умудрился поцарапать многострадальные мозоли на бедрах – штаны порвал, когда лез через дурманящие алые дебри. Кое-как выбрался на аккуратную лужайку с фонтаном, раскинувшуюся под окнами столовой. Заглянул внутрь. Пусто. Много заманчивой еды на столе, в том числе тарелка с прозрачным бульоном, но людей нет.