Двое для трагедии. Том 2

– Со мной все в порядке, спасибо! – поспешила ответить я, стараясь скрыть от вампира свою радость, но у меня это не получилось: восторг видеть гостей заставил меня улыбаться во весь рот.

У огромного окна, впускающего через себя дневной свет в этот огромный, богато обставленный зал, и насыщающее все вокруг тусклым бессолнечным днем, на длинной мягкой софе сидели два человека: мужчина и женщина.

Мужчина поднялся, подошел к нам с вампиром и протянул мне руку. Женщина последовала за ним.

– Позвольте представиться, мисс… – начал мужчина по-английски, взяв мою ладонь в свою и поднося ее к своим губам, но Грейсон перебил его:

– Нет, Франсуа, позвольте мне: Вайпер, это – мои друзья: Франсуа Дюпри и его супруга Софи.

Франсуа прикоснулся к моей руке легким поцелуем. Через секунду к нам подошла его жена.

– А это – моя гостья: Вайпер Владинович, – с милой улыбкой представил меня вампир.

– Рада познакомиться с вами, мисс Владинович, – сказала Софи Дюпри и с улыбкой пожала мне руку.

– И я… – сдавленным голосом ответила я.

Меня поразила страшная догадка: Грейсон убьет их. Он пригласил чету Дюпри в замок, а они ошиблись его игрой в гостеприимство и приехали, чтобы расстаться здесь с жизнью.

Он убьет их.

Моя радость в одно мгновение превратилась в душевную боль. Я с болью и тоской посмотрела на Грейсона: он холодно улыбнулся мне, и его улыбка подтвердила мою догадку – он признался в своих намерениях насчет гостей, отнюдь не прямо, но и не скрывал их от меня. А мне он оставил роль невольной соучастницы этого убийства: я знала, что задумал вампир, но должна была молчать. И своим молчанием я приведу их к гибели.

Я перевела взгляд на супругов Дюпри: Франсуа был невысоким стройным мужчиной, и я почему-то сразу подумала, что он выглядит как типичный француз, так как его внешность, манеры и акцент говорили сами за себя. Его супруга Софи была красивой стройной брюнеткой, и, скорее всего, тоже француженкой: она была одета в элегантное белое платье, а ее волосы были уложены в красивую свободную косу, лежавшую на ее левом плече.

Мое сердце словно сжала ледяная ладонь Грейсона: и эти прекрасные, ни в чем неповинные люди должны были умереть? Не считая гибели Лурдес и Сьюзен, это было самое жестокое и мучительное испытание из тех, что заставил меня пройти вампир. Раньше я испытывала страх только за себя, за свою жизнь и судьбу – это было моей личной трагедией, но сейчас я чувствовала на себе тяжесть еще двух жизней и страдала за нас троих.

«Неужели они должны умереть? Должны. Ведь Грейсон давно решил все за них!» – с отчаянием подумала я, смотря в красивые, приветливые, ни о чем неподозревающие лица гостей.

– С вами все в порядке? Вы так побледнели! – нежным высоким голосом спросила Софи и взяла меня за руку. – Вам нужно присесть!

«Какой у нее забавный английский!» – вдруг совершенно не к месту подумала я, услышав ее картавую, но милую французскую «р».

Софи повела меня за собой, усадила на софу и села на диван-кушетку напротив. Теперь между нами стоял маленький низкий столик с красивым чайным сервизом на нем.

Грейсон даже собственноручно приготовил чай и принес в зал этот сервиз, играя гостеприимного радушного хозяина.

У меня отнялся дар речи, и я лишь смотрела на мадам Дюпри, и моя душа обливалась слезами от знания того, что эта добрая молодая женщина больше никогда не выйдет из этого ужасного замка.

– У Вайпер железодефицитная анемия, – печально сказал Грейсон, садясь рядом со мной. – Но мы боремся с ней.

Он разлил по чашкам горячий чай, взял обе мои ладони в свои и стал растирать их, делая вид, будто пытается согреть, но я была бесчувственна и равнодушна к его актерской игре. Я даже не чувствовала лед его ладоней: я думала лишь о том, что стану невольной свидетельницей того, как Грейсон лишит жизни своих гостей.

Софи ласково смотрела на меня и улыбалась красивой мягкой улыбкой.

– Анемию можно побороть. Главное, не сдавайтесь и поддерживайте друг друга, – сказала она и сжала ладонь своего супруга, севшего рядом с ней.

Теперь мы сидели лицом друг к другу: жертвы и убийцы. Ведь они были жертвами, незнающими, что вершится их судьба, а я и Грейсон – убийцами: он – явным, я – косвенным, скрывающим от них опасность.

Но я отчаянно желала спасти их. Но как я могла это сделать? Ведь Грейсон сидел рядом и контролировал все мои слова и движения!

«Нужно сделать так, чтобы они срочно уехали отсюда. Как предупредить их? Как можно изловчиться, чтобы у вампира не возникло подозрений? Мне нужно что-то придумать. Думай, Вайпер, думай! Их спасение – в твоих руках!» – лихорадочно думала я.

– Прошу вас, не беспокойтесь, мадам Дюпри, – сказала я, решив придумать план их спасения во время нашего разговора. Мне необходимо было оставаться спокойной и послушно играть роль, предназначенную мне Грейсоном.

– Зовите меня просто Софи, – улыбнулась француженка.

– Как скажете, Софи, – тихо ответила я, улыбнулась и опустила взгляд на пол.

Мне было тяжело смотреть на нее – я словно видела над ее головой черную длань смерти, которая приняла прекрасный облик Грейсона, сидевшего рядом со мной, держащего меня за руку и невидимо насмехающегося над ними и надо мной. Его жестокое, бесчувственное, черствое сердце, должно быть, просто упивалось наслаждением от нелепости ситуации и предвкушения их крови и смерти от его руки.

Как ему нравилось быть убийцей! Как он любил свою ужасную роль! Я знала, что Седрик ненавидел свою сущность, ведь не раз говорил мне об этом – она мучила его высокую душу потребностью лишать жизни людей, чтобы насытить свой голод. А Грейсон… Он видел в убийстве не потребность, а наслаждение – убивая, он получал удовольствие, и, заставляя страдать меня, он получал удовольствие вдвойне.

Зачем он привез сюда этих французов? Зачем заставил меня увидеть их? Зачем показал мне их душевную красоту? Чтобы потом убить? Убить и этим что-то мне доказать? Значит, они были здесь из-за меня?

Бедные Лурдес и Сьюзен уже стали жертвами моих действий: если бы я не попросила Грейсона отпустить их, или попросила бы его правильно, может, сейчас они были бы живы. А сейчас вампир хотел добить мою израненную совесть смертью этой супружеской пары? Монстр. Он монстр!

Но я твердо решила найти секретный способ спасти супругов Дюпри. Я знала, что, если промолчу и не найду способа предупредить их, кровь французов будет на моих руках.

Как часто я успокаивала себя одними лишь мыслями, и в этот раз вновь попыталась утешить, успокоить себя, чтобы рассуждать хладнокровно и искать путь к спасению. Но от переполнявших меня мыслей и эмоций, мои щеки начали гореть, и меня бросило в жар.

– Вайпер, тебе плохо? – обернувшись ко мне, с деланной тревогой спросил Грейсон.

– Здесь немного душно, – хрипло ответила я, чувствуя дискомфорт и настоящую тревогу: мои руки так тряслись, что мне пришлось спрятать их в складки моего платья. – Не волнуйся, я справлюсь с этим.

– Может, вам лучше отдохнуть? – заботливо спросила Софи.

– Нет, нет! Со мной все в порядке! Просто здесь душно… Брэндон, ты не мог бы открыть окно? – быстро сказала я, боясь, что сейчас эта добрая девушка будет настаивать на том, чтобы я пошла отдохнуть в свою комнату, а мне нельзя было покидать их!

Грейсон мягко улыбнулся мне, поднялся с софы и широко открыл окно, перед которым мы сидели: в комнату тут же хлынул прохладный свежий воздух – он немного отрезвил мои мысли, но жар не спадал. Встревоженное состояние моего сознания не позволяло мне расслабиться, и я была словно натянутая струна.

– Так лучше? – спросил Грейсон, вновь усаживаясь рядом со мной.

– Да, спасибо. – Я улыбнулась ему, а затем обратилась к супругам Дюпри. – Могу я поинтересоваться, где и как вы познакомились с Брэндоном?

– Здесь нет никакого секрета: мы познакомились две недели назад в Праге, – сказал Франсуа, вольготно откинувшись на спинку дивана-кушетки. – Это случилось на официальном вечере, посвященном дням Франции в Чехии: мы стояли у какой-то картины… Не помнишь ее автора, дорогая?

– Андре Массонс, – с улыбкой подсказала ему Софи.

– На редкость отвратительная картина, – усмехнулся вампир.

– Да, именно так лорд Грейсон тогда и сказал, – улыбнулся мне Франсуа. – Мы с Софи стояли рядом и услышали его замечание, полностью совпадавшее с нашим мнением.

– Хоть мы и французы, но умеем объективно критиковать свою культуру и искусство, и видеть в них некоторые изъяны, – сказала француженка.

– Это высшая ценность для человека: быть сыном своей страны и видеть в ней то, что уродует ее культуру, – сказал Грейсон, повернувшись ко мне.

Я ничего ему не ответила: сейчас меня интересовало лишь то, каким образом они оказались в этом замке.