Путь к успеху

– Как это не с чем? – С недоумением спросила я. – А откуда цветы, перчатки?

– Софи, это вежливость, воспитанность. Может быть, романтика. Но я не могу утверждать, что это глубокие чувства. Как и не могу ручаться за глубину собственных чувств. Он просто хочет получше узнать меня, ведь нам завтра вместе проводить вечер. Я не думаю, что он имеет на меня какие-то планы.

– Послушай, Шарлотта, – я остановилась, взяла её за руки и продолжила, – я не знаю Эйлора так хорошо, как Раевского, но за те пять месяцев, что мы знакомы, я составила о нём мнение. Он кажется беззаботным и легкомысленным, но в плане отношений он искренний и серьёзный. Он не будет с кем-то играть, он настроен серьёзно. И он не прощает предательство, поэтому, если ты не имеешь серьёзных намерений и планов на совместное будущее, не давай ему шанс. Ты его глубоко ранишь, а также станешь в его глазах злейшим врагом.

– Раню его? Он кажется таким сильным и неприступным. Ты уверена, что мы об одном человеке.

– Абсолютно. Я не знаю его истории, но, думаю, на то есть причины. Ты же знаешь, что за каждым поступком, за каждой чертой человеческого характера стоит определённая история.

Шарлотта ничего мне не ответила. Она задумалась, и мы повернули назад.

– Я тебе уже говорила, что не могу быть уверена в том, что мои чувства на самом деле такие искренние и глубокие, как это может представиться, – неуверенно начала Лотти; ей тяжело давались эти слова, – но в ближайшие дни я постараюсь это выяснить, как минимум, для себя. – После этих слов моя подруга улыбнулась и скрыла своё лицо за подаренными пионами.

Когда мы вернулись к парням, Саши ещё не было. Я приветливо улыбнулась Чарли, он ответил мне широкой улыбкой. Всё-таки ему очень шёл официальный стиль. Я подошла к Нику, шепнула ему: «Они будут счастливы». Он посмотрел на меня, улыбнулся и кивнул. Даже если он, как и я, хотел бы видеть Шарлотту с Сашей, он тоже был рад за подругу. Ник был уверен, что его брат ещё обретёт своё счастье. И я тоже так считала.

Наконец пришёл и Раевский. К этому моменту мы все замёрзли и устали.

– Почему так долго, Алекс? – Не выдержала Лотти.

– В музее я быстро посмотрел экспозицию, познакомился с культурой и жизнью викингов. Я вышел из музея почти час назад, но забыл надеть шапку. Какая-то девушка узнала меня и подошла ко мне. Я дал ей автограф, после ко мне также подошли ещё человек пятнадцать. Все хотели задать мне вопрос или получить подписанную карточку, некоторые фотографировались. Потом ко мне подошёл молодой парень и заговорил со мной на русском языке. Он спросил у меня, почему вокруг меня столько народу. Я с улыбкой ответил ему, и на его лице так забавно отразилось удивление.

– И ты думаешь, что ты кажешься крутым? – Я не выдержала и перебила Раевского. – Люди на самом деле любят тебя, они восхищаются тобой, а ты насмехаешься над ними! Это низко и подло, Саш.

– Мне кажется, ты не совсем права, – возразил Ник, – Саша к ним не относится снисходительно и высокомерно. Он не отказывается от автографов, он отдаёт часть себя поклонникам.

– Но внутри у него заложено мнение, что он выше этих людей.

– Софи, – вмешался Саша, – я не виноват, что мой рост составляет почти два метра, и я действительно выше их. – Я закатила глаза и выдавила из себя улыбку. – Но, если серьёзно, я так не считаю. И я удивлён, что ты могла так подумать. Именно тебе я доверяю свои переживания, ты знаешь о моём отношении к окружающим больше всех.

– Антхольц… Я помню, Саш. – Я вспомнила слова Ника, сказанные около пруда, напротив подмосковной деревни: «Он очень сильный, но эта сила его убивает». – Я верю, что это не так. Но я вижу совсем другое. Оболочку. И когда я сталкиваюсь с этой оболочкой, меня сразу прорывает, и я не успеваю задуматься о том, что внутри всё может быть иначе.

Саша положил свои руки мне на плечи. Он понимал меня, и я чувствовала его поддержку. Вся наша компания зашла в музей. Как только мы вошли в здание, каждый из нас стал активно греться, потому что морской ветер был сильный, и все мы замёрзли.

Мы бегло просмотрели содержимое этого и других двух музеев. Уже начинало темнеть, поэтому мы поехали обратно в город. Мы поужинали в кафе и пошли в отель.

Я достала своё платье из шкафа и приготовила его к балу. Вечером все собрались в комнате Саши. Мы пили чай и разговаривали. Ник и я сидели на большой кровати, Лотти и Чарли расположились на диване, а Саша занял кресло. Он пристально вглядывался в свою комнату и пытался что-то подметить.

– Чарли, подойди сюда, – когда Эйлор подошёл, Раевский продолжил, – смотри, с этого места номер похож на нашу комнату во Франкфурте.

– Да, согласен. Хоть мне тут нравится, я уже успел соскучиться по франкфуртской комнате. Может, я иногда и жалуюсь на условия, но за годы я привык именно к тому месту, оно стало мне вторым домом.

– Алекс, Чарли, – спросила Лотти, – а что из себя представляет этот бал? Я так понимаю, вы уже были на подобных мероприятиях. Может, расскажете нам с Софи.

– Бал – это светское мероприятие, – отвечал Эйлор, – которое традиционно проводится раз в год. Члены сборной страны, принимающей чемпионат мира, тянут жребий. И один из них устраивает вечер, цель которого – сплочение биатлонистов и развитие товарищеских отношений среди спортсменов.

– Да, это так, – подтвердил Саша, – бал – это образное название, на самом деле это похоже на банкет в крупной компании. Люди знакомятся друг с другом, весело проводят время. Изюминкой вечера становится вальс, в котором все пары обязаны закружиться: не зря всё-таки бал.

– То есть, – уточнила я, – каждый год бал проводится в разных странах, верно?

– Да, и это бесподобно! Ты знакомишься с культурой стран, проводишь хорошо время и заряжаешься энергией перед предстоящими стартами.

Чарли рассказал забавную историю с прошлого бала, во время которого он перепутал супруга швейцарской биатлонистки с чехом, хозяином бала, и благодарил ничего не понимающего швейцарца за тёплый приём и вкусные угощения. Чех потом так долго над Эйлором смеялся!

– Саш, подожди, а ты ведь сейчас тренируешься и со сборной, и во Франкфурте, верно? – Поинтересовалась я.

– Да, я со сборной немного тренируюсь. Основная нагрузка у меня с франкфуртскими тренерами. Мне с ними привычнее и комфортнее. К тому же, если я планирую окончательно переезжать в Германию, я должен с ними наладить максимально тесный контакт.

– Ты собираешься переезжать? – Спросил Ник. Он был шокирован этой новостью.

– Да, года через три я бы хотел переехать в Германию навсегда и посещать Россию изредка, чтобы видеться с родственниками.

– А гражданство ты менять не будешь? Выступать будешь за какую страну?

– За Россию.

– Извини, – вмешался Чарли, – но, на мой взгляд, это лицемерие. Если от России у тебя только паспорт, какое право ты имеешь представлять эту страну? Я твёрдо убеждён, что какой флаг ты поднимаешь на пьедестале, в той стране ты и живёшь.

– То есть, ты никогда не хотел переехать в другую страну? – Поинтересовался Раевский, в его глазах сверкнул огонёк.

– Нет. Я размышлял об этом некоторое время назад и пришёл к выводу, что, максимум, я способен переехать в страну, откуда родом будет моя избранница. Если она, конечно, не из Германии. – Произнеся эти слова, немец улыбнулся.

– Я недавно читал про одного спортсмена, – продолжал Чарли, – по национальности он был немцем, гражданство у него было российское, а жил он в Италии. Может быть, я придираюсь, но мне было неприятно читать про его махинации. Я не знаю, что в биатлоне – не интересовался, – но один знакомый-футболист рассказывал мне, что большинство членов его команды живёт в Швейцарии, хотя почти все они англичане. Я понимаю, что у каждого есть право выбирать, где и как ему жить. Но я считаю, что это прежде всего неуважение к своей стране – представлять её, но жить в другой. Если переезжать и менять при этом гражданство – пожалуйста, но не так.

Я была согласна с Чарли. Может, его позиция и была агрессивна, но она была справедлива.

Ночью перед балом мы почти не спали. До четырёх часов мы беспрерывно разговаривали на различные темы, а потом я не могла уснуть. Ведь меня ждал настоящий бал. Я услышала стук в дверь: это была Лотти. Она подумала, что я тоже могу не спать и, убедившись в этом, захотела со мной поделиться идеей своего нового романа, так как историю про Йону она уже окончила. Мы пошли в номер к нидерландке, чтобы не разбудить Ника, и там Лотти рассказала мне о своих планах. На рассвете я вернулась в свой номер, Ник уже не спал.

Глава 16

Мы с Ником завтракали в кафе, расположенном в соседнем квартале. Я взяла овсяную кашу с ягодами, а Ник остановил свой выбор на омлете. Во время завтрака между нами как будто царила неловкость. Мы практически не разговаривали, а во время непродолжительных бесед лишь обменивались общими фразами.

У меня в голове почему-то кружилось имя композитора Моцарта. Я не знала, к чему это. Слова «Вольфганг Амадей Моцарт» никак не покидали мою голову, заставляя меня возвращаться к ним и обдумывать, что бы могло обозначать странное появление именно этого имени в моём подсознании.

– Ник, – спросила я, – ты случайно не знаешь, когда родился Моцарт? – Может быть, это просто была годовщина со дня его рождения, а я об этом где-то случайно прочитала, и у меня непроизвольно отложилось в памяти.

– В конце января, насколько я помню. Как раз недавно годовщина со дня его рождения была. Я как-то в школе про него рассказывал, основательно готовился тогда. А зачем тебе?

– Просто я почему-то всё утро о нём думаю. Ладно, не важно. А тот день в школе я помню, ты тогда так разволновался, но всё блестяще рассказал. Если я не ошибаюсь, нам можно было подготовить сообщение об абсолютно любом композиторе, но ты выбрал именно этого, и очень хотел рассказать. Почему?

– Нам можно было выбрать не любого композитора, а только из тех, кто был в списке у учительницы. И в этом списке был только один немец – Моцарт. Почему немец? Потому что я тогда особенно сильно скучал по брату, а он, как известно, был в Германии. Ты ведь вчера сама слышала: он себя уже чуть ли не коренным жителем считает. К тому же, Саша мне рассказывал, что у них на базе есть музыкальная комната, из которой иногда доносятся звуки игры на фортепиано. Как позже узнал Саша, проигрывались зачастую произведения Моцарта. Поэтому музыка этого композитора ассоциируется у брата с его корпусом в Академии, а у меня – с ним.

Я с удивлением слушала признание Ника. Я его знала уже много лет, но порой у меня возникало ощущение, что я не знала его вовсе. В Париже я была уверена, что на этом закончились тайны Ника, но, как оказалось, нет. И я не знала, что ещё может скрываться в душе моего мужа.

– Ник, – я начала неуверенно говорить, – послушай, если хочешь, я могу не пойти сегодня на бал и провести время с тобой. Я ведь понимаю, что мы стали так мало оставаться наедине. Правда, как ты на это смотришь?

– Даже если бы я и хотел украсть тебя с бала, я этого не сделал бы. Потому что я тебе уже обещал, что ты на него пойдёшь, и я не могу взять слова назад. Тебе надо повеселиться и отдохнуть, а я хочу поработать над статьёй – Леон Константинович прислал правки и направил меня дальше.

– Ты уверен?