Удаленная любовь

Удаленная любовь
Анна и Сергей Литвиновы

Знаменитый тандем российского детектива. Новые страницы
Десять новейших рассказов блистательного литературного дуэта!

Анна и Сергей Литвиновы известны десятками захватывающих романов. А еще их перу принадлежит около сотни интереснейших рассказов. В этот сборник вошли самые новые, написанные за последние два года и впервые собранные под одной обложкой.

Анна и Сергей Литвиновы

Удаленная любовь

© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2025

© Оформление. ООО “Издательство “Эксмо”, 2025

Операция «Болгарский перец»

Самый новый рассказ из серии «Записки Паши Синичкина, частного детектива»

Это случилось в те золотые времена – до ковида и прочих бед, – когда из Москвы в Европу можно было долететь проще, чем до Омска или Челябинска.

В ту далекую пору – был год двенадцатый, кажется, – один из моих клиентов, с которого я снял совершенно не заслуженные обвинения в убийстве, предложил мне в знак благодарности пожить в его квартире в Болгарии – на самом берегу Черного моря.

Квартира близ пляжа – это только в Белокаменной звучало сладко. Да, жилье, как рекламировал мне клиент, находилось и впрямь рядом с морем, с балкона открывался вид на воду. Но.

Море на то и звалось Черным: оказалось оно вельми неспокойным. Не зря его древние греки называли Понтом Аксинским, то есть «негостеприимным».

Затем, ради пиара и привлечения мигрантов на берега Колхиды и Тавриды, эллины переименовали его в Эвксинское – наоборот, «гостеприимное». Но первое слово, как известно, дороже второго. И начальное впечатление – самое верное.

Суровая судьба частного детектива меня по свету помотала. Всяких морей я видел изрядно: и Эгейское, и Карибское, и даже Индийский океан. Но Черное в том августе оказалось реально черным.

Ветер постоянно дул с севера, серые волны накатывались на берег одна за одной. На пляжах вечно висел красный флаг; чтобы искупаться, приходилось искать уединенные скалистые бухточки без надзора спасателей, то и дело рискуя быть расплющенным о камни.

Возможно, именно непогода явилась первопричиной нижеописанных событий: встреч, преступлений и последующего расследования. Или, точнее, ненастье послужило толчком к тому, что в эту историю затянуло меня.

Чем обычно заняты курортники, когда нельзя купаться-загорать? Те, кто предпочитает здоровый образ жизни, – слоняются по берегу туда-сюда. А остальные, и их большинство, – находят менее полезные для ЗОЖа развлечения.

Я оказался из числа последних.

На высокой скале с видом на огромный морской простор я облюбовал бар под названием «На Фара». «Фара», я погуглил – да и сам мог догадаться, – означало «маяк». «На Фара», соответственно, переводилось как «на маяке».

Он, маяк, виден был из-за столика во всей красе: гордый, белый, на скалистом островке в самой середине бухты – о него разбивались высоченные волны, осыпались клочьями воды и пены.

Пена скапливалась в каменистых заводях, образуя белый слой, до чрезвычайности похожий на побочный продукт плотской любви. Выглядела пена отчасти эротично, и легко можно было предположить, почему именно из нее родилась, по мнению греков, Афродита.

Из бара расстилался на три стороны прелестный вид на бушующий Понт Аксинский/Эвксинский. Даже странно, что посетителей здесь вечно было раз-два и обчелся. Может, народ отпугивал резкий ветер (мест под крышей и со стенами заведение не предусматривало). А может, люди не шли, потому что здесь не готовили, в лучшем случае подавали сухарики и чипсы и только наливали. Или виной тому были твердые, грубо сколоченные деревянные скамейки безо всяких подушечек – не знаю.

Факт оставался фактом: народу тут что днем, что вечером оказывалось негусто. Поэтому меня заведение вполне устраивало.

В ту пору мы как раз впервые расстались с моей Римкой. Расстались, прожив как пара в течение полутора лет. Расстались – по моей вине. Она ушла, как мне казалось, навсегда, и думалось, что никогда я ее больше не увижу?[1 - Подробнее о взаимоотношениях Паши Синичкина и его помощницы Риммы см., например, романы Анны и Сергея Литвиновых «Бойся своих желаний» и «Она исчезла».].

Поэтому во времена непогоды (да и в ясные деньки, чего греха таить) я занимал свое одинокое положение за столиком, первым от морского обрыва, заказывал бурбон и не спеша над ним медитировал, рассматривая широкую водную гладь.

Когда-то, сто лет назад, когда я вместе с Таней Садовниковой спасал журналиста Диму Полуянова, он меня хорошим стихам научил?[2 - О знакомстве и первой совместной работе Синичкина, Садовниковой и Полуянова можно прочесть в романе Анны и Сергея Литвиновых «Проигравший получает все».]. Я потом их не одной девчонке их вкручивал: «Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться»?[3 - Стихи Б. Пастернака.]. Поэт, и я вслед за ним, имел в виду в этих строках море, однако деффачки со свойственным им эгоцентризмом подразумевали себя, любимых.

И вот я сидел на грубо сколоченной скамье, за топорным столом, глазел на море и думал всякие поверхностные мысли: как корабли и сто, и тысячу, и десять тысяч лет назад везли туда-сюда по этим волнам свежевыловленную рыбу, овец, амфоры с вином и маслом, пополняя античный (или средневековый) экспорт-импорт.

Кстати, импорт по-болгарски назывался смешно – «внос», так и в меню значилось: «бърбън внос», «уиски внос», «коняк внос». И цены тоже прелестные: одна порция – один лев, то есть пятьдесят евроцентов, или, по тогдашнему курсу, пятнадцать рублей.

В общем, я сидел и накачивался этим «внос» – в один свой одинокий нос, простите за каламбур.

Но не буду лукавить: не только море привлекало мое скромное внимание. Уход Римки и одиночество меня измучили, честно говоря. В том числе и в физическом плане. А курортниц в городке оказалось множество, в том числе русских, и для определенного их сорта я представлял лакомую добычу: одинокий, молодой, не сильно стесненный в средствах.

Мимо бара «На маяке» спортивным шагом иногда проходила по берегу, по самой кромке воды русская девушка в оранжевом купальнике, плотная, мускулистая, крепко сбитая. Поглядывала на меня снизу вверх, такого загадочного, угасающего над вискарем. Прошла в своих кроссовочках раз – исчезла в тумане. Прошла два. А на третий поднялась по длинной и крутой лестнице в бар.

Заказала себе какую-то муть, типа коктейля «Маргарита». Села неподалеку, чтобы попадать в поле моего зрения.

Я посидел, посидел – да и потребовал бутылку ледяного игристого, послал с барменом к ее столику с двумя бокалами: более чем прозрачный намек.

Ох, и накеросинились мы с ней в тот вечер! Потом долго шли заплетающимися ногами к себе в квартал.

Древний болгарский поселок, в котором мы жили, состоял как бы из двух частей. В первой располагались под древними серебристыми липами крытые красной черепичной кровлей добротные каменные двухэтажные дома. Там гнездились основные заведения и магазины, оттуда начинался длинный песчаный пляж. А чуть в стороне, по другой оконечности бухты, недавно появился новый квартал из трех- и четырехэтажек. Его в ту пору только что построили и стали распродавать всем подряд – в особенности тем, кто истосковался в своем ледяном климате по южному солнцу: англичанам, скандинавам, эстонцам. Но больше всего оказалось покупателей из республик бывшего Советского Союза, в ту пору благодаря валютному курсу богатых русских, украинцев, казахов. Рассказывали, что в начале десятых годов около трехсот тысяч квартир в Болгарии русскоязычные закупили!

В новый квартал из старого города вела небольшая набережная.

С моей новой спутницей мы порой останавливались по дороге и целовались. Мне не слишком понравилось, как она целуется – чрезмерно требовательно и жестко, словно пылесос, – мне бы тогда понять этот намек мироздания, да и разойтись с ней навеки, но, как известно, когда у мужчин берет слово естество, мозг умолкает.

Утро застало меня в ее постели. Девочка упорно выдоила меня до нитки.

Квартира у нее оказалась явно лучше той, где я обретался: целых два этажа в пентхаузе с окнами на четыре стороны света.

Анфиса (так ее звали) вечером и ночью немного рассказала о себе: москвичка, студентка «вышки», папа – бизнюк (кто бы сомневался). Собиралась приехать сюда на пару недель с подругой, но компаньонка в последний момент отвалилась, вот она и коротает тут время одна.

«Одни мамаши с мелюзгой, – брюзжала она, – батяня мой дурошлеп, не мог хотя б на Солнечном берегу апартаменты взять, засунул меня в этот колхоз!» Анфиса вечно была всем недовольна: то я слишком быстрый, то чрезмерно медленный, и пальцами надо двигать не так, и языком по-другому – в общем, хоть я свою порцию восторгов получил, но устал от девчонки неимоверно.

Как рассвело, с облегчением перебрался к себе в нору.

Квартиры в новых кварталах предназначались для временного летнего проживания, поэтому отопления там не предусматривалось вовсе, а зимы все-таки на Черном море бывают холодные. Из-за этого, несмотря на новизну, стены здесь были в потеках от весенней испарины, а в темных углах гнездилась плесень.

Весь день я проспал, в любимый бар не пошел – во многом потому, что не хотелось больше встречаться с Анфисой. И объяснений с ней тоже никаких не хотелось.

Погода на море меняется быстро, и следующие пару дней ярко наяривало солнце, ветер лишь слегка колыхал липовые листочки, а море, как котенок, тихо ласкалось у ног.

Я на целый день уходил на пляж, занимал шезлонг под зонтиком, попивал ледяной пивасик или сухое. Раз мимо прошла спортивным шагом в своем огненном купальнике Анфиса – но не заметила меня (или, скорее, сделала вид, что не заметила). И я подумал: может, клюнул на нее оттого, что ее оранжевый купальник чем-то напомнил мне мою огнегривую Римку (безвозвратно, как казалось тогда, утерянную).

На третий солнечный денек шезлонг рядом с моим заняла русская дама с ребеночком-подростком. Женщина была примерно моего (тогдашнего) возраста, то есть слегка за сорок. Верней, она выглядела на тридцать, потому что, очевидно, тщательно следила за собой в косметических кабинетах и спортзалах, но сын лет четырнадцати явно ее выдавал. Не в шестнадцать же она его родила.

Разумеется, я понимал, что она оказалась рядом со мной не просто так, и, чтобы не тянуть быка за хвост, сразу спросил у нее имя греческого бога из четырех букв (помимо попивания вина, я разгадывал кроссворд). Она улыбнулась: «Зевс». Зевса я и сам знал, но мне понравились ее улыбка и тембр голоса. Сынок, вперившийся в планшет, никакого участия в беседе не принимал.