По льду

По его словам понятно, что его мама рассказала о ему том, что была здесь. Не пойму, плюс это или минус, но ничего плохого точно не должно принести. По крайней мере сейчас.

– Ты же сам понимаешь, что она не твоя дочь, – сдалась я, – как и твоя мама всё понимает, – я нахмурила брови, – но вы продолжаете сходить с ума. Или строить из себя ангелов, способных принять чужого ребенка. Зачем?

Тишина. Я успела поставить на плиту бульон и ту самую злополучную ложку.

«Что за упёртость, Вась? Я то знаю кто отец» – слишком уверенные слова.

Мне впору было бы самой поверить, но:

– У нас не было незащищенного секса тогда, – наконец высказалась я, а после добавила, – с тобой.

Такого длительного молчания я даже не ожидала. Точнее, поняла, что он отстал и больше писать не будет, однако я в этот раз тоже ошиблась, и через двадцать минут мне пришло: «Всякое бывает. Тут произошло практически волшебство. Можешь уже начинать в него верить, Вася».

Я сквасилась. Волшебство, да. Хорошее объяснение. Так и вижу, как он рассказывает о нём в суде, что-то вроде: «Ваша честь, клянусь это моя дочь. Не сморите на экспертизу – я знаю, что колдовал в тот день».

– Я верю, – хмыкнула я, – но больше я верю собственной голове и мыслям, чем твоему «волшебству». Так что успокойся и убирай свою подслушивающую аппаратуру из моей квартиры!

«Фактически, она моя. Как и ты. И наша дочь. Но это не имеет значения, потому что ты обещала мне сходить в больницу. Долго идти будешь?»

Вновь удалила переписку. Если я не видела, то можно ли считать, что этого не было?

«Вася» – короткое и отвечающее на прошлый вопрос отказом.

– Завтра, – прошипела я, – позвоню сегодня Карине – надеюсь, она согласится остаться на часок.

«Согласится» – очень странное.

Я пожала плечами и получила ещё одно сообщение: «Твой ублюдок идёт. Не особо трезвый и вменяемый. Если что – я рядом».

А после тишина, нарушенная скрипом открываемой входной двери.

***

Мне назначили антибиотики. А ещё кучу всего против давления, пригрозили длительным стационаром, анорексией и затяжной депрессией. Забавно было слышать это от терапевта, который выписал направление ко множеству других врачей и в особенности к психиатру. Спасибо, я и так понимала, что схожу с ума, теперь это ещё и в больничной карточке написано.

Но самым весёлым мне показались наставления, вроде: исключить беспокоящие и раздражающие факторы и настроить режим дня. А ещё – больше есть. Причём всего. Из этого самого всего в моём распоряжении была только самая обычная вода из-под крана и чистейший воздух (нет), потому я и не пошла никуда, посчитав, что достаточно потратила денег на дорогу и в аптеке мне делать нечего.

Или нет – зашла и купила ещё две банки смесей на всякий случай, вдруг Никита найдет и эти деньги.

Обратная дорога вышла бесплатной – я шла пешком, радуясь тому, что сэкономила целых два часа, которые рассчитывала простоять в очереди.

С Соней сегодня сидела Карина, что было не так страшно, потому что у неё уже был опыт общения с маленькими детьми, а дочь сегодня была спокойной и не крикливой, а это в свою очередь было плюсом для всех. Кушать так часто она уже перестала, потому я успевала ровно к «обеду», если можно было так его назвать.

Однако, стоило мне оказаться в коридоре нашей съёмной квартиры и тихо, чтобы не разбудить дочь, прошептать:

– Я дома.

Как мне ответил Никита:

– Не мешай! – вторили ему щелчки мышки, – они свалили куда-то.

Я, расстегивающая куртку, застыла в недоумении.

– К-куда? – шапка была сжата в кулаке.

– Без понятия, – ответил отец дочери, которую куда-то унесли.

Замечательно. И главное, ответа от него сейчас не получить. Остаётся только выйти в подъезд и второпях достать телефон.

– Алло, – после пары гудков ответила Карина.

– Вы где?! – почти закричала я.

– Не ори, – зашипела она, – на следующий этаж поднимись.

И скинула трубку. То, с какой скоростью я бежала, можно было сравнить с каким-нибудь заездом Формулы один. Но ступени не позволили мне запыхаться – настолько было не до этого.

Стоило мне подумать о том, что на этаже должно было быть несколько квартир, как мой нос уткнулся в металлическую дверь. Одну! На всём этаже! Замки на ней были открыты. Я потянула за ручку, ощущая себя бессовестной взломщицей. Через полсекунды моя неуверенность переросла в откровенную злость.

Я вновь не стала кричать из коридора, разулась, прошла вдоль открытых дверей вправо и была остановлена смехом Карины позади меня. Пришлось вернуться и застыть хмурым изваянием в проёме, разглядывая вольготно сидящего на одном из кресел Артёма, смотрящего на меня с улыбкой, и мило хохочущую, кажется, от его слов девушку. Соня и в самом деле спала, легко и мерно покачиваясь на электронной качалке, не просто так стоящей на столике возле Темы.

До дочери я практически добежала.

– Как дела в больнице? – обтекаемо спросил Артем, откидываясь на спинку кресла и смотря на меня с ожиданием.

– Зачем ты унесла её? – я аккуратно забрала ребенка с качалки и зло оглядела подругу.

Её лицо приобрело сквашенный недовольный вид, а глаза закатились.

– Мы пришли в гости, – она засмеялась, – не с Никитой же нам сидеть. К тому же он шумит.

Мне уже не было до этого дела.

– Где комбинезон? – спросила у подруги.

– В гардеробной, – скривила губы она.

Я кивнула, ощущая себя дурой. А после вышла в коридор, ища взглядом что-то похожее на гардероб. Отлично, ещё в чужой квартире я не шарилась.

– Там на комоде посередине, – добавила она уже нормальным тоном, – ты была уже здесь? Пять комнат, прикинь? Это тебе не ваша однушка с кривыми стенами!

Я закатила глаза, слыша проскальзывающее ехидство в её словах. В такие моменты она раздражала меня.

– Сюда, – заставил вздрогнуть меня подкравшийся сзади Артём, – она имела ввиду детскую гардеробную.

Он открыл передо мной дверь и вышел в еще один коридор. Я сжала челюсти. А за ним шла ещё одна россыпь дверей.

– Тут, – дьявольски добавил он, пропуская меня вперед.