Надзиратель

– Двойной эспрессо, – буркнул Ким.

– А мне латте, пожалуйста, – улыбнулась Женя.

Сделав заказ, Женя присела за столик и бросила долгий взгляд на Кима, который стоял возле кассы, ждал когда бариста приготовит кофе и рассчитает. Каким–то нескладным он ей казался, несмотря на то, что имел хорошую фигуру. Своим темным обликом он отличался от всех. Так бывает, когда человек испытал горе – в лице, в манере поведения, во взгляде, что–то есть такое, что выделяет его среди остальных. Женя этого не понимала, потому что была юна, была еще наивна и, слава богу, не знала слово «смерть». Точнее, знала, но не так близко, как он. Все в ее семье были живы и здоровы. Но интуитивно чувствовала, что с ним что-то не так, потому глядя на него, она стремилась разгадать его с научной точки зрения, с медицинской. В чем его недуг? Да, было в нем что–то пугающее, но Женя почему–то его не боялась, а испытывала почти болезненное любопытство к этому парню.

Он обернулся и тревожным взглядом обвел помещение, ища Женю; увидел, глаза его потеплели и снова его губы тронула легкая, виноватая улыбка.

– Ну, расскажешь, что у тебя случилось? Чего так наклюкался? – с насмешливой улыбкой спросила она, когда он принес два картонных стаканчика кофе, снял пальто и, повесив его на спинку стула, сел.

Ким криво улыбнулся.

– Проснулся, в окно посмотрел, огорчился и решил напиться.

Женя скрестила руки на груди, насмешка в ее глазах стала все более открытой.

– И часто ты так огорчаешься?

– Нет, – он мотнул головой, чувствуя, что разговор выходит глупым, неуместным для сегодняшнего дня. Решил признаться: – Я с похорон. Друг умер.

Улыбка на лице Жени поблекла, она вмиг устыдилась своей небрежности, на щеках заиграл легкий румянец.

– Извини. Соболезную.

Глава 4

Знакомство с ней стало своеобразной линией, которая провела жирную черту между «до» и «после».

Женя стала светящимся маяком в темном океане жизни, по которому он плыл в своей крохотной лодочке, – застенчивый, одинокий, нелюдимый, лишенный возможности искренне радоваться, как радуются все ребята в восемнадцать. Как Валерка когда – то.

Женя стала для него всем. Его сердце, только познавшее глубокое, мощное чувство сжималось от сладкой, незнакомой боли всякий раз, когда он вспоминал о девушке, и грозилось разорваться, когда он видел ее, встречался с ней взглядом. Когда он оставался один, то мог долго и с удивлением смотреть на себя в зеркало, не веря в происходящее, не понимая, как можно вдруг стать таким счастливым.