Опасаясь, что Дарина не захочет оставаться во Дворце, Яков предоставил ей великолепные покои, отправил к ней самых лучших своих слуг, чтобы они угадывали любое её желание. О том, чтобы делать что-то против её воли, он и не помышлял! Поэтому, не желая быть навязчивым и уважая её право предаться скорби без посторонних глаз, он оставил её в одиночестве. Хоть и стоило ему это огромных усилий. В сороковой раз объяснив слугам, чтоб они не вздумали мозолить гостье глаза, но бежали со всех ног по первому её зову и несли всё, что она ни пожелает, хоть луну с неба, а если у них возникнут хоть малейшие сомнения или вопросы – немедленно звали его лично, Король удалился.
И Дарина осталась одна.
Покои ей предоставили поистине Королевские. Слуги (почти невидимые) в мгновение ока бесшумно уставили огромный стол яствами – и испарились. Но девушке ничего не требовалось и ничего не хотелось. И она была очень рада, что её так легко оставили в покое. Король, умоляя её поехать с ним, божился, что не станет ей надоедать и, хоть ей в это не очень верилось, сдержал слово. Конечно, Дарина корила себя за то, что согласилась на его просьбу, но Король был так настойчив и в то же время так деликатен – он именно просил, а не приказывал, как полагалось бы монарху, а у неё совсем не осталось сил, чтобы отказаться. Да и возвращаться в пустой дом, честно говоря, не было желания. А главное, Король разрешил ей сегодня вечером присутствовать на похоронах отца – если она уйдет из Дворца, вряд ли ей это удастся. Так что приходилось терпеть, скрывать свои истинные чувства к Королю, которые, разумеется, ничуть не изменились после смерти отца, ненавидевшего Якова всей душой и передавшего эту ненависть дочери. Но ведь терпеть ей недолго, всего лишь до вечера. А сразу после похорон она покинет Дворец, как бы Король ни настаивал.
Но сейчас! Разве могла она допустить, чтобы отца в его последнее путешествие провожали чужие люди, которым не было до него дела! Разве могла она уйти, не простившись! Дарина до сих пор не могла прийти в себя, вспоминая ту страшную комнату, где на столе лежал её отец. Его лицо так и стояло у неё перед глазами. Такое чужое, незнакомое. Словно вылепленное из воска. Словно это был не человек, а холодная статуя. Только увидев это лицо, Дарина наконец поверила, что её отец мёртв. Что его больше нет и никогда не будет рядом. А она ведь до последнего надеялась, что это какая-то ошибка.
Но почему же тогда она жива? Отец что-то скрыл от неё? Может, никакой ворожбы, связанной с её рождением, не было, и она была зачата и рождена, как все дети? Но зачем тогда отец её обманывал? Нет, не мог он её обмануть! Просто, наверное, он нашел способ спасти её от смерти. Он же был самым сильным ворожеем на свете. Но в таком случае получается, что он предвидел свою гибель?
Никто теперь не ответит на все эти вопросы. Ещё вчера рядом с ней были два человека, которых она любила и которые любили её. Отца она никогда больше не увидит, а Иларий…
Иларий её больше не любит – чары отца рассеялись – и даже, скорее всего, ненавидит: он был пленником в их замке, а теперь наверняка догадался, что его чувство к ней было искусственно вызвано ворожбой. Поэтому и его она никогда больше не увидит. Хотя… Дарина задумалась.
Король относится к ней с большим участием и, хоть она понятия не имеет, чем это вызвано, но почему бы этим не воспользоваться. Неожиданно пришедшая мысль завладела сознанием Дарины, и она, забыв про все на свете, стала обдумывать, можно ли попросить у Короля навестить Илария. Она лишь посмотрит на него напоследок, пусть он и не любит ее больше, пусть это будет последняя их встреча. Король наверняка ей не откажет.
Дарина колебалась. Боялась. Но желание увидеть – пусть в последний раз – Илария уже прочно поселилось в ее сердце. Но действовать надо было прямо сейчас. После похорон она сразу же сообщит Якову, что покидает Дворец, и прибавить к этому личную просьбу будет невозможно. А пока еще есть шанс. Надо попытаться.
Дарина вздохнула и, не давая себе времени на сомнения, взялась за колокольчик.
Король принял ее сразу же. Она с удивлением прочитала на его лице неподдельную радость и в то же время тревогу.
– Проходите, проходите, не стесняйтесь! – поспешил к ней Яков, едва она переступила порог. Он так суетился, что ей даже стало неловко: можно было подумать, что она здесь Королева, а он – её подданный, причём не самого высокого ранга.
– Вам что-то нужно? Вас обидели? Вы себя неважно чувствуете?
В его голосе слышалось искреннее участие, и Дарина поторопилась ответить:
– Нет-нет, что вы, ваше величие, всё чудесно. Просто я… Просто у меня небольшая просьба. Если вас не затруднит…
Услышав про просьбу, Король неожиданно расцвёл, словно ждал этих слов всю жизнь:
– Ничуть, ничуть! Конечно, я готов. Прошу вас.
Он усадил её в огромное, обитое бархатом кресло, сам сел в такое же напротив и тут же воззрился на неё с каким-то благоговением. Вся фигура его выражала такое внимание, будто он собирался вызубрить наизусть каждое произнесенное ей слово. Дарина опять почувствовала неловкость. Она опустила глаза, но всё равно ощущала на себе его горящий взгляд. Больше всего на свете ей хотелось сейчас встать и убежать отсюда подальше. К себе домой. В свой родной замок.
– Извините, если просьба будет странной, – не поднимая глаз, начала она.
Она понимала, насколько невежливо не глядеть на собеседника (тем более, если этот собеседник – Король), но ничего не могла с собой поделать.
– Я была бы вам очень признательна… Если Вас не затруднит…
Вступление затянулось, а Дарина всё никак не решалась произнести главное. Как Король отреагирует на её просьбу? Но раз уж начала…
– У меня есть знакомый. Он сейчас в тюрьме. Мне хотелось бы узнать, как он, и… («Эх, одно уж к одному!») И навестить его. – Она выдохнула, словно вынырнула из глубины на поверхность и невпопад закончила: – Если позволите.
Дарина продолжала изучать цветной ковёр под ногами, ожидая приговора.
Прошла минута. Две.
Наконец Дарина подняла глаза.
Наверное, если бы она попросила подарить ей Дворец, Король удивился бы меньше. Он уставился на неё, не моргая, и молчал.
– А в какой именно тюрьме?
Это был не Король, это Глен, тихо подошедший сбоку.
– Я не знаю.
– Тогда расскажите всё, что знаете.
Дарина подробно описала внешность Илария, как и когда он был арестован, только при вопросе «за что?» стушевалась и замолчала. Но Глен не настаивал. Он, похоже, уже наметил для себя план действий.
Тут и Король захлопал глазами и вернулся к роли услужливого кавалера:
– Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Мы всё выясним (Мы – в смысле, Глен. Яков, понятное дело, не имел в виду, что они будут заниматься этим вдвоём, впрочем, при всём его самолюбии, он не имел привычки говорить о себе во множественном числе). Может, вы желаете ещё что-нибудь? Не стесняйтесь.
Дарина пожелала, к большому огорчению Короля, побыстрее отправиться обратно в отведённые ей покои и побыть там в одиночестве до вечера.
Вечер наступил очень быстро. Или Дарина так погрузилась в свои невеселые думы, что время для неё пролетело незаметно. Так или иначе, но не успела она и глазом моргнуть, как появились слуги с сообщением, что пора ехать. Это было, пожалуй, единственным чётким воспоминанием, оставшимся у неё от того вечера (или точнее, ночи, так как выехали они, когда уже порядочно стемнело). Ещё запомнилась тьма, сразу окружившая их и не отпускавшая до конца ужасной церемонии. Тьма обволакивала карету, когда они долго мчались по ровной широкой дороге и когда свернули на просёлок и опять очень долго мчались по нему. Тьма прятала сидевшего напротив Дарины Якова (но не его неотрывный взгляд, который девушка чувствовала на себе постоянно). Тьма обрушилась на неё, когда, выйдя из кареты, они оказались на широкой поляне. В стороне толпились какие-то чёрные люди, за ними угадывался чёрный неприветливый лес. Лишь одно место в мире не покорилось этой всепоглощающей тьме – маленькая, прыгающая на ветру свечка, стоящая на крышке длинного серого гроба.
Король решительным шагом пошел вперед. Глен, бережно взяв Дарину под локоть, – земля под ногами была вся в кочках – повёл её следом. Толпившиеся возле гроба люди моментально почтительно расступились, и навстречу Королю вышел статный немолодой человек. Дарина никогда не видела Селена, но сразу поняла, что это он. В свою очередь он, увидев девушку, удивленно поднял брови. Но Король, словно не замечая его, прошёл мимо.
– Откройте! – велел он таким властным голосом, которого Дарина от него и ожидать не могла.
Слуги тут же сняли крышку с гроба. И дальше Дарина помнила одну сплошную тьму. Наверное, она плакала. Наверное, кто-то придерживал её за плечи. Смутно она помнила, как гроб медленно уплыл вниз, в вечную тьму. Откуда-то на этом месте взялся холмик свеженасыпанной земли. И потом долго он стоял у неё перед глазами, а в голове крутилась мысль: «И это всё, что осталось от того, кто был рядом со мной? Только этот холмик?» И ещё она вдруг поняла, что её отец не может быть там, под этим холмиком. Там лежит что-то другое, чужое, совсем не похожее на её отца. А он где-то рядом, где-то возле неё, вокруг неё, внутри неё. Уходя от места погребения, она не чувствовала, что уходит от отца. Она несла его в себе. Он был с ней.
Дорогу обратно она не помнила совсем. Пыталась потом вспомнить, но так и не смогла. Пришла в себя уже в покоях Королевского Дворца. В окна несмело пробивался свет зарождающегося утра, и Дарина вдруг сообразила, что собиралась с похорон ехать домой. И она уже хотела позвать слуг, чтобы сообщить о своём уходе, но в этот самый момент вошёл Глен. По его лицу было видно, что у него есть что сообщить ей. Он вежливо поинтересовался, как она себя чувствует, а потом сообщил, что выполнил её просьбу, и она может хоть сегодня навестить своего «знакомого». Только, конечно, не прямо сейчас. Это он добавил, заметив её непроизвольное движение к двери.
Скрепя сердце Дарина осталась. Она старалась утешиться тем, что не вернется во Дворец после того, как навестит Илария. Странно, но, оказавшись во Дворце, вдали от того страшного места, она почувствовала небольшое облегчение, будто всё случившееся в эту ночь было просто кошмарным сном. Её память словно отодвинула твердой рукой в сторону всё пережитое, и казалось, что ничего и не было.
Дарина поела и прилегла. Она была уверена, что не заснёт, но незаметно погрузилась в сон и проспала несколько часов.
Когда она проснулась, в окно светило яркое весеннее солнце. Настоящее. Не идеальное, созданное ворожбой специально для неё, а обычное, всем принадлежащее, солнце. И Дарина поймала себя на мысли, что, может быть, жить такой жизнью, как у всех, не так уж и плохо.
Слуги, не беспокоившие её до этой минуты, бесшумно появились в дверях. Моментально была готова ванна. Дарине даже предложили на выбор несколько красивых платьев. От платьев она отказалась, а принять ванну согласилась с радостью. Терять время ей не хотелось, но всё же она не могла отказать себе в удовольствии немного понежиться в тёплой воде. Но потом она быстро оделась, выпила кружку молока с яблочным пирожком и готова была позвать Глена, чтобы он отвёз её к Иларию, как в её покоях неожиданно появился сам Король.
Он выглядел странно. Еще более странно, чем вчера. Он был при параде: в новом мундире и в шляпе с перьями, будто собрался на торжество. Лицо его светилось радостной решимостью, но одновременно с этим чувствовалось, что он очень взволнован.
Дарина не на шутку перепугалась, не зная, что всё это значит. Но Король не заметил её испуга: он был весь сосредоточен на себе – предвкушение чего-то грандиозного было написано на его лице. Он не стал тратить время на долгое предисловие и сразу с порога выпалил:
– Дарина, будьте моей женой!
Трудно сказать, кто был потрясён больше: Дарина, ничего подобного не ожидавшая, или сам Король, не веривший до конца, что отважится это произнести.
Услышав сорвавшиеся со своих губ слова, Яков побледнел – трубы в его голове уже играли отступление.
– Я… Простите, – проблеял он и как-то весь завял, даже перья на шляпе поникли, как цветы без воды. – Вы сейчас можете не отвечать. Я подожду, сколько нужно. Я вас не тороплю. Только, прошу, не спешите с ответом.