Кровавый пир

Чуксанов поехал со своею сотнею. По дороге Кривой без умолку говорил ему.

– Бог это тебя нам послал! Глянь, как идут! – указал он рукою на крестьянские ополчения. – Вот и мы бы так шли, а теперь нищто! Что казаки! У всех кони, мечи, копья. Я в Самаре?то во какой чекан достал! – он показал на свой чекан с серебряными насечками. – Дубовый такой же шестопер имеет важный. И казна есть, и кафтан. А все ты! Полюбился ты атаману, а за то и нам хорошо. Живем – любо!

Василий невольно улыбнулся. Действительно, из отряда в шесть человек он в Царицын привел сорок да к Астрахани сотню, и эта сотня была едва ли не лучшею во всем войске. Казаки мутились и ссорились между собою и подчас сотника брали на сабли, а у Василия по его слову согласятся наложить на себя руки, не токмо что на противника.

– Пожди, – мечтательно сказал он, – кончим все это дело, женюсь я, уйдем на Дон, заведу я себе хутор, ты рядом, и заживем тогда без воевод да бояр! – и он сам засмеялся своей мечте. Не то сулила ему судьба.

– А вот и он! – сказал Аким, подъезжая к Чуксанову. Василий обернулся. Аким сидел на коне, а позади, держась за его плечи, сидел белобрысый мужик в армяке и гречишнике.

– Как взял его?

– Да и брать не надо было. Сам шел, я только подвез!

– Ну и ладно! Садись, друже, ко мне теперь… Я тебя к атаману повезу!

Мужик кивнул головою, соскользнул на землю, ловко прыгнул за седло к Василью и, как кошка, уцепился, за его плечи.

Василий поскакал к берегу.

Разин сидел на палубе, когда Василий привел к нему посадского.

– Вот и язык! – сказал он.

– Лихой ты у меня! – похвалил его Степан, а мужик, увидев атамана, повалился в ноги и радостно воскликнул:

– Многая лета тебе здравствовать, батюшка наш, Степан Тимофеевич!

Степан весело засмеялся, обнажив белые, крепкие, как у волка, зубы.

– А ну, здравствуй и ты! – сказал он. – Кто таков?

– Николка Белобрыс, с посада!

– Что скажешь: ждут меня людишки?

– Ждут, батюшка, как солнышко. Пойди к нам, хлебом солью встретим!

– Ну, ну! Ввечеру у вас буду. Вы мне воеводу свяжите!

Белобрыс почесал затылок.

– Не можно этого…

Степан нахмурил свои густые брови.

– Как? Почему не можно?

– Догадлив пес, – ответил посадский, – заперся у себя в Кремле, рвом окопался и нас, посадских людишек, только вешает, а чтобы в город – ни – ни!

– Так?то! – усмехнулся Степан. – Смекнул. Ну, да черт с ним, мы тогда силой возьмем. У нас для него припасено.

Белобрысый оживился.

– У нас, батюшка, и острожек есте! Кре – епкий!

– Ладно! – сказал Степан. – Выпей теперь с дорожки. Эй, дайте ему вина!

Казак поднес ему чару.

Белобрыс улыбнулся и, старательно вытерев губы, взял чару.

– Многая лета тебе, батюшке! – сказал он, выпивая.

– На здоровье! – ласково ответил Степан. – А теперь иди к своим и скажи, чтобы к вечеру ждали! Да скажи им: иду я против бояр, да воевод, да приказных людей, а всякому бедному я как брат родной. Скажи: иду я везде казачество установить, чтобы все равны были. И сам я не хочу царем быть, а хочу быть всем вам братом! Дай ему, Вася, полтину!

Чуксанов дал посадскому полтину, и тот, радостный, уселся в челнок, ехать на берег.

– Ну, а мы думать станем! – сказал Степан. – Зови есаулов, Фролушка!

На палубе струга разложили ковры и подушки, принесли вина и меда, и скоро Степан со своими есаулами стал совещаться, как взять Симбирск.

– Что там, – решил Волдырь, – разве не брали мы городов силою? Закричим» нечай!«да и полезем, а посадские пущай стены жгут!

– Ну, ну! А когда пойдем?

– Да враз! Я вот возьму полтысячи, да сейчас в посад, огляжу, пушки поставлю, а там и ты!

– Ну, и ходи, Ивашко мой! – одобрил Степан. – А мы за твое здоровьице выпьем! Вася! – окликнул он Чуксанова. – Будет дело! А? Поработаем, братик!

– У него одно на уме, – сказал Фрол, ухмыляясь, – о своей зазнобушке. Забыл казачество.

Василий тряхнул плечами.

– Казачество не забыл, врешь, Фрол. А что о ней думаю, то твоя правда!

– И брось! – сказал Степан. – О бабе думать добра мало. Гляди вот, поженю тебя, ты и не поглядишь на нее больше!

Василий отрицательно покачал головою.

– Верно! Я, братик, и сам не мало любил. Только, чур! Как вижу, что бабиться начинаю, сейчас бабу в воду или ножом. Ну ее! Вон у меня жинка есть в Качальнике, так я ее и не вижу. Выпьем лучше!

Василий жадно прильнул губами к кубку. Фрол засмеялся.

– Так?то лучше! Я вона в Астрахани повязался. Боярская дочь! Такая ли пава. А уходить пришла пора, я ее казакам отдал, а они ее в воду!

– Наше дело казацкое! – промолвил Еремеев.

– А ну, казаче, пора и на берег! – объявил Степан, вставая.