Кровавый пир

«Двум смертям не быть, одной не избыть! – думал он. – А тут хоть чувствуешь свою волю вольную». И только болезнь Наташи томила и мучила его и своим неизвестным исходом, и своею тайною причиною. В уме мелькало смутное опасение, от которого он стонал и плакал.

Часть пятая

I

Воевода симбирский, Иван Богданович Милославский, тревожился не понапрасну. Все вокруг волновалось, словно море в бурную погоду. Что ни день, приезжали перепуганные помещики, бросившие свои усадьбы во власть холопов, и селились в своих осадных домах.

Весь день с раннего утра Милославский был на ногах: то в приказе диктовал письмо к воеводам саратовскому, самарскому, казанскому, в города своего воеводства диктовал строгие наказы» вора беречься, а людей с прелестными письмами и иных смутьянов имать и ему доставлять», то в пыточной башне он чинил допросы людям, заподозренным в измене и сношениях с ворами, то осматривал укрепления, считал свое малое войско, готовился к обороне, то, наконец, держал совет с ближними своими детьми боярскими, дворянами и стрелецкими головами.

И что ни день, то худшие вести со всех сторон доходили до него.

Прибегавшие в город помещики рассказывали всякие страхи. Чуваши, мордва, черемисы – все поднялись, бродят толпами, жгут, режут, неистовствуют.

– Срамно рассказывать, – говорил один помещик, убежавший из?под Атамара, – баб, что пищали, зельем набивают и фитиль прикладывают! Младенцев кверху мечут и на копья берут!..

Милославский слушал и только хватался за голову.

– Что сделаю! – восклицал он в отчаянье. – Пошлю стрельцов, город без защиты оставлю. У меня и так всего четыре приказа.

Из Саратова и Самары в ответ на свои письма чуть не в ту же пору он получил воеводские письма, в которых его просили о помощи. «Царь – государь, – писалось в тех письмах, – заказал нам всем вести себя с великим бережением и друг дружке помочь чинить, а потому пошли нам войска. Со своими людишками не устоим против вора».

Милославский горько смеялся.

– Вот, Онуфриевич, – говорил он своему дьяку, – а мы с тобой только что такие же грамотки послали. Только себя тешим!

– Никто, как Бог, Иван Богданович, – вздыхал дьяк, – всем от вора великое теснение! Помирать, видно, готовиться надоть!

– Постой, дьяче, – сурово перебивал его Милославский, – нам с тобою такие речи говорить негоже. В людях и то малодушество, еще мы станем слезы лить!..

Прошло еще немного времени, и раз, когда Милославский сидел в приказе, ему пришли сказать:

– Сидит у тебя в избе какой?то человек. Бает, из Саратова. А Саратов ворами взят!

Милославский быстро прошел к себе. Перед ним встал высокий, статный мужчина лет сорока. Кафтан на нем был испачкан, ноги босые и голова простоволосая.

– Кто еси? – спросил его воевода.

– Корнеев, милостивец, дворянин саратовский! – ответил мужчина. – Почитай, один живот сохранил.

– Саратов взяли?

– Взяли, воевода! В одночасие взяли. Легли спать в спокойствии, проснулись в утрие – и кругом воровские люди. Пожар, кровь, крики и всякое поругание. Посадские людишки воров пустили, город запалили, и стрельцы отложились.

Воевода задумался.

– Так, так, – произнес он вполголоса, – первые воры! Вот кого беречься надобно. Сам Стенька Разин был? – спросил он.

– Идет и сам. А впереди нашего же дворянина Ваську Чуксанова заслал. Он и город взял!

– Свой дворянин! – удивился воевода. – Да что у него, креста на шее нет? Как могло такое статься?

– Про то не знаю! Бают, осерчал очень на воеводу, так в отместку.

– Ну, ин, – поднялся воевода, – теперь мне недосуг. Ужо поговорим; а пока что прикажу тебя здесь помогать, на службу запишу. Нам людей надо. Укажу места тебе!

– Рад за государя живот положить! – ответил Корнеев, кланяясь.

Еще пуще задумался воевода, а там, еще спустя неделю, прискакал его посланец, боярский сын Усамбеков, с вестью из Самары, что и Самара взята и идет Разин вскорости на Симбирск.

– Большой бой был? – спросил Милославский.

– А и боя не было, – ответил Усамбеков, – посадские ворам ворота открыли и башни подожгли. Нельзя и биться было.

– Опять посадские! – воскликнул воевода. – Ну, ну! Я же дури не сделаю, не дам им воли!

В тот же вечер, словно мух из горницы, он выгнал посадских из города всех в посад.

– Пусти, воевода, государю. послужить! – просили некоторые.

– Вору служить хотите, а не государю! Хотите государю прямить, и в посаде биться будете. Тамо и стены, и надолбы, и острожек есть! Крепко сидеть можете!

– Ну, ин! – говорили посадские. – Мы тебе, воевода, покажем! Придет наш батюшка, потрясем тебя за бороду!

Милославский удвоил свою внимательность.

В ров, что окружал городскую стену, он напустил воды и закрепил честик. Из посада перевез все запасы муки, зерна и мяса; укрепил стены и башни и указал каждому свое место.

Каждый день он говорил стрельцам:

– Государю прямите, прошу слезно! А еще прошу, коли будет промеж вас кто двоязычен, берите его и ко мне вора! Я ему потачки не дам и вас награжу. Прогоним вора – и государь всех пожалует!

– Не бойся, воевода, – отвечали стрельцы, – до последней крови поборемся.

– Верую в вас!

Однако он все?таки сумел в каждый стрелецкий отряд в полсотни поставить одного или двух боярских детей.

Усамбекова, чуть он отдохнул, послал воевода с письмом в Казань.

– Говори воеводе, что в Самаре видел, – наставлял он боярского сына, – да скажи еще: вору на Казань одна дорога – через нас. Мы не пустим, и князю не боязно, и вся честь ему. А у нас, скажи, в людишках недостача и кругом воры. Не устоим, государь с него спросит!

Наступило томительное время. Каждый день все ждали, вот придет весть, что вор близко. Каждую ночь, ложась, думали: вот поднимется сполох и вот нагрянет. Милославский уже затворился в городе и прервал сношения с посадскими. Только изредка днем проходил отряд стрельцов по улицам посада, забирал иных за дерзкие речи и уводил в пыточную башню.

– Ништо, – бормотали посадские, – знаем мы твою льготу. Вот ужо придет Степан Тимофеевич!

– Постоим, государи, – каждый вечер говорил Милославский наезжим помещикам и своим близким, – не шуточное дело деется. Надо храмы Божий защитить от поругания, жен и дочерей от насильства, себя от лютой смерти!

И все отвечали: