Третье небо

– Одевайся! – крикнул ему Демьян. – Надевай штаны, тварь! И не снимай их! Понял? Понял?

– Не кричи, – попросила Асмира.

– А то что? – заорал на неё Демьян. – Что ты сделаешь? Пойдёшь опять с ним потрахаешься? А? Что?

Асмира молчала.

Боров сарделечными пальцами размотал со своей головы штаны, принялся продевать в них ноги; получалось не очень. Демьян стоял над ним. Он чувствовал, что лицо его превратилось в камень.

– Дай! – сказал боров, когда наконец-таки справился с одеванием.

Демьян достал из-под батареи игрушку, ткнул им в борова. Тот цепко ухватил её, ухмыльнулся, стал жмякать её пальцами, уминать, поддавливать, гладить. Борода его уляпана была кровью.

– Хочешь есть? – спросила Асмира. – Только там немного подгорело.

Она с трудом встала, оделась и пошла, покачиваясь, на кухню. Демьян, не вполне понимая, как ему должно себя вести, направился за ней.

На кухне Асмира набросала что-то – это оказался плов – в три тарелки, поставила одну перед Демьяном, а ещё одну отнесла в комнату; оттуда донеслось довольное уханье.

Налила чай и протянула Демьяну; он принял, подул и отставил кружку в сторону: горячий.

– Пей, – сказала она. – Чай не пьёшь, откуда силы возьмёшь?

– Вкусно, – сказал Демьян; он попробовал плов. – Вкусно.

Асмира слабо улыбнулась.

– Ты родился, – сказала она, – у тебя плов, ты женился – у тебя плов, ты умер – у тебя плов.

Демьян принялся торопливо – он вдруг понял, что очень хочет есть – зачерпывать ложку за ложкой.

Асмира деловито раскрыла саквояж, достала большой шарик из термоса, воткнула шприц, вытянула муть, запрокинула голову, широко раскрыла рот, и поддавила снизу поршень. Отложила пустой шприц рядом с тарелкой, а потом, как ни в чём не бывало, принялась есть.

– Ты чего? – спросил Демьян. – Ты охренела? Охренела?

– Да, – сказала она.

– Что это ты сделала сейчас?

Асмира повела плечом, оправила накинутую на плечо кофту удивительно зрелым женским движением, – а между тем, сколько ей? шестнадцать? семнадцать? – движением бессознательным, и оттого завораживающим, и подняла ложку.

– Давай поедим, – сказала она. – Скоро начнётся.

– Что?

– Я буду сильной. И не буду слабой.

– Это из-за него? Ты из-за него?

– Охренела, – сказала Асмира; слово это у неё вышло милым, обаятельным. – Хочешь тоже?

Демьян набрал воздух для гневного ответа, но вдруг поймал себя на том, что сам не верит в обличительные слова; всё это показалось вдруг ему бессмысленным колыханием воздуха. Кто он такой, чтобы читать кому-либо нотации? Хочет колоть в себя мутную дрянь – пусть. Её дело.

– Ты так вытащила его из клиники?

– Да, – сказала Асмира.

Демьян молча принялся есть.

Потом аккуратно отложил ложку в сторону.

Посмотрел на Асмиру.

Протяжно выдохнул.

– Я тоже, – сказал он. – Тоже. Покажи, как.

– Ладно, – безразлично ответила Асмира, достала ещё один шприц, покопалась в термосе, выбрала шарик побольше, протёрла его пальцами – Он не виноват.

– А кто? – спросил Демьян.

– Он не виноват, – повторила Асмира. – Это не он. Бей лучше меня, если хочешь. Открой рот. Шире. Ещё шире.

– Психи, – сказал Демьян, и осторожно потрогал кончиком языка место укола: как у стоматолога.

Асмира взяла второй пустой шприц, уложила его рядышком с первым. Выровняла. Принялась меланхолично есть.

– Что мне делать? – спросила она.

– Понятия не имею, – сказал Демьян. – У тебя у одной проблемы, что ли? Сдай в дурку его сначала. А лучше – полиции.

– Нельзя вернуться живым из мира мёртвых, – сказала Асмира.

– Ну, ты вернулась. И я. Если ты про лабораторию.

– Нельзя вернуться живым из мира мёртвых, – повторила она. – И никого оттуда нельзя вытащить.

– Кончай гундеть, – сказал Демьян. – Всегда есть выход. Даже если ты думаешь, что его нет.

– А вход? – спросила она.

– Это такая национальная загадка? – раздражённо спросил Демьян. – Народная таджикская мудрость? У меня тоже есть. Пусть твои тревоги унесут единороги.

– Ладно, – согласилась она.

На кухню вдруг заглянул боров. Он снова был без штанов, в одной только лабораторной пижаме, и огромный тёмный дрын месмерически раскачивался у него между ног. Демьян с большим трудом отвёл от этого маятника свой взгляд.

– Есть хочу, – сказал боров. – Почему не дали ещё? Принесите еду!