У одной из камер охранник останавливается.
– Серхио, к тебе подружка.
Сосед – тощий латиноамериканец. Его голый торс покрыт цветными татуировками – тюльпаны и кресты, гербы, цитаты из Шекспира. Серхио без конца треплется о тачках, о жратве, об убитом брате – как какое-то мексиканское радио.
***
Укор в глазах родителей. Вина, одиночество, мерзость тюрьмы – словно дьявольский интервал "тритон" в голове Тео.
Ночью мысли захватывает тишина, и становится еще хуже. Вместо сна приходит невыносимая черно-белая картинка, этакий постер к фильмам Хичкока: девушка в ужасе кричит, на асфальте силуэт трупа, а Тео с мертвыми глазами курит одну за другой дешевые сигареты.
Каждую ночь.
***
– … а мой брат и говорит: "Пойду к Мэри Джейн". Надо с ним было, но… – Серхио трет подбородок и отрывает кусок булки.
В столовой душно, отвратно и от страха хочется забиться в угол. Тео словно утка, которой собираются вставить в задницу яблоко, вот только поваров несколько сотен.
Встанешь в очередь не перед тем – оттрахают или прибьют. Повысишь голос – оттрахают или прибьют. Посмотришь в глаза…
Даже странно, что Тео до сих пор цел.
– И прикинь – приходят ко мне копы, спрашивают о брате. Я им: "Вы бы лучше ту суку, что его убила, искали".
– Ты че, на меня смотришь?! – орет парень за соседним столом. – Голубок, а?!
Микки спешит уткнуться в тарелку с непонятной жижей. Вроде бы ее можно есть, но только совсем-совсем не хочется.
– У нас в районе – пройди по улице: слева травой торгуют, справа – курят! И что, фараоны не знают?
А все потому, что та сука белой была! Ничего личного, ты пойми, Тео, но сам подумай. Кто будет защищать латиноамериканцев?
Хотя справедливость есть – говорят, этого гада повязали. Вдруг сюда попадет? Ох!
***
– Привет, Тео.
– Привет, Кейли.
Басистка. Подруга Джины. Его единственная, кроме родителей, посетительница за месяц.
– Как ты тут?
"Замечательно! Что за идиотские вопросы?!"
– Как там ребята? – страшнее всего услышать, что они играли без него. "Только не это, только не это!"
– Ничего. Передают тебе "привет", – слабо улыбается девушка. – Тео. Такое дело. Из-за всего этого, ну, мы должны тебя уволить из группы. Ты… мы не можем ждать пять лет. Ты уволен.
Тео кажется, что к его голове приставили обрез и вышибли мозги, затем уложили обратно и снова жахнули – а вдруг во второй раз брызги будут красивее?
– Кейли, это же, – усмехается Тео. – Я вас собрал вместе. Научил. Ты даже играть толком не умела!
– Тео, я знаю. Но нам нужен гитарист.
– Я, – он откровенно не понимает, что сказать. – Мы могли бы как-нибудь придумать?
– Нет. Ты, – Кейли смущенно отводит взгляд, – ты, как бы, ну, немного достал всех. И… прости, Джина не придет.
– Да? – любимую "медузу" он не видел с вечера убийства. Ни звонка, ни письма, только ее незатихающий крик на той парковке. – Скажи, почему она сосалась с этим Роном?
– Тео…
– Нет, скажи! – он срывается на крик. – Я все пытаюсь понять и не могу! Почему Джина не придет?
– Тео очнись! Ты был весь в музыке, и ничего больше для тебя не существовало. И… ты убил человека! Помнишь?
В глазах Тео мелькает жуткая тень, и лицо становится белым-белым, как погребальный саван.
– Каждую ночь.
Ранее
– Робби, что ты делаешь? – спрашивает Илай. Ногой и чайной ложкой он продолжает отстукивать незамысловатый ритм.
– Я не Робби, он занимается после меня. Я – Тео.
– Вечно имена путаю, – виновато улыбнулся учитель. – Так какого хрена ты перестал играть?
– Я забыл рисунок. То есть…
– Какой, мать его рисунок! – орет Илай и прекращает стучать. Тео кажется, что учитель сейчас опять в него чем-нибудь запустит, и заранее отодвигается подальше. – Гребаная математика совсем вам мозги замусорила! Никогда не переставай играть! Для гитариста звук – это жизнь! Ты знаешь, что акулы должны постоянно двигаться или не смогут дышать?
– Да, я…
– Считай, у тебя – то же самое! Никогда не останавливайся! Ты же не будешь делать паузу во время выступления?! "Простите, дамы и господа, я вчера перебухал и забыл сраную ноту в пятом такте". Так что ли?
Ты должен чувствовать мелодию внутри себя. Жить ею. Забыл – да и хрен с ней! Играй то, что слышишь вот здесь, – Илай тычит заскорузлым пальцем в область сердца. – И отключи к черту свои угандошенные мозги! Понял? Давай еще раз.
Учитель начинает отстукивать ритм, и следом вступает Тео… невразумительным аккордом.
– Нет, так не пойдет, – Илай резко встает, направляется в соседнюю комнату и возвращается с мятым журналом для взрослых.
– Вот! – преподаватель раскрывает журнал на развороте. – Так ты точно не будешь думать. Смотришь на нее и играешь. Поехали!
Да. Вот! Тупое выражение лица, как у быка-осеменителя! А буфера-то зачетные, да?!