– Знаешь, как его в народе зовут? – Жилистый кивнул на своего приятеля. – Тайсоном. Слышал, нет?
Вовчик робко качнул головой.
– Ну вот. – Коренастый улыбнулся. – Однофамилец мой за океаном народ дрючит, а я здесь. Так что не играй вольтанутого. Соглашайся, пока мы добрые.
Гладящая рука хлестко мазнула по щеке. Вовчик затылком ударился о стену, в ужасе закрыл глаза.
– Так как, сява? Договорились, нет?
– А куда он денется! Вполне реальные бабки предлагаем. Пятьсот сейчас, пятьсот после. Он мужик умный – подпишет все, что скажем.
Вовчик набрал полную грудь воздуха. Отчаяние оказалось сильнее страха.
– Ничего я подписывать не буду! – тонко прокричал он. – Не имеете права!..
На этот раз ударили сильнее. Голова наполнилась обморочным гулом, по губам потекло теплое. Его грубо подняли – и даже не подняли, а вздернули. Словно провинившегося школяра. Видимо, для более тесного знакомства с «демократизатором»…
***
– А если там менты?
– Сомневаюсь. Но даже если так, нам это без разницы. Стасика все равно будем выдергивать. – Дмитрий хмуро поглядел на соседа. – Или есть другие предложения?
– Предложений нет, но приготовься, возможно, придется попотеть.
– Ничего. Чай, не дворец Амина. Справимся.
– Не дворец, это точно… – Тимофей, крякнув, прибавил газу, и, затрепетав от натуги, «Москвич» в два счета превратил череду деревьев справа и слева в мельтешащую чехарду. Импортный движок гудел ровно, а вот жестяной корпус лязгал и громыхал, дребезгом напоминая разбитый колхозный трактор. Впрочем, напоминало это и о другом. Например, о той жаркой ночке, когда на рычащем БМД экипаж добровольцев попытался вырваться из полыхающего кишлака. Надеялись, что уж свою-то машину пехота опознает, и пальба прекратится, но этого не произошло. БМД тут же угодила под шквальный огонь крупнокалиберных пулеметов и, каким-то чудом пробежав на искромсанных колесах метров тридцать, вильнула в сторону от дороги и там окончательно завязла.
А случилось то, к чему они не были готовы. Очередная бестолковщина, коих на всех войнах хватает в избытке и о чем старательно умалчивают в боевых сводках. На занятый духами кишлак спустили возглавляемую Тимофеем роту десантников, а позже, желая подстраховаться, подтянули пехоту с полковой артиллерией гаубиц. Самое нелепое крылось в том, что духи, вовремя пронюхав о подходящих частях, садами выскользнули из селения. Поднявшийся в горы десант без труда смял сопротивление оставленного заслона и занял кишлак. Ни об артиллерии, ни о бредущей по пятам пехоте никто ведать не ведал. На всякий случай ощетинились пулеметами, на окраинах выставили блокпосты. Не без оснований ждали возвращения духов, но подошли вовсе не духи, а своя матушка-пехота. Молодые необстрелянные солдатики открыли огонь уже на дальних подступах, собственной пальбой стараясь заглушить страх первой атаки. Само собой, разобрать что-либо в ночной кутерьме было невозможно, и десант ответил пехотуре дружными очередями. А чуть позже вдарила по дувалам и садам родная артиллерия. Маленький ад жители кишлака разделили наравне с десантниками. Купол невысокой мечети лопнул огненными брызгами, тут и там отягощенные золотистыми плодами деревья взмывали вверх и опадали, рассыпая сладкий урожай. Почти четверть их роты полегла в первые же минуты артобстрела. В клочья разнесло радиста, осколок в спину получил вечноулыбчивый Стас. Даже в грохоте близких разрывов перебинтовывающий бойца Дмитрий различал, как скрипят его зубы. Засев возле чудом уцелевшей рации, Тимофей изрыгал ругательство за ругательством. Когда выяснилось, что произошла ошибка, огонь наконец-то затих. В воцарившейся тишине было слышно, как голосят над убитыми жители кишлака, как яростно матерятся десантники. Кое-кто уже накручивал на кисть кожаные ремни, однако охота метелить недавнего «противника» пропала тотчас после того, как узнали о потерях с той стороны. Кроме того, приказ у артиллеристов с мотопехотой был вполне ясный. В нем говорилось о крупной отряде душманов и не единым звуком не поминались десантники. Разобравшись в ситуации, майор лично пересчитал оставшихся в живых и, прихватив с собой Дмитрия, помчался в штаб.
Полковника Голикова, измыслившего эту «талантливую» операцию, они разыскали без труда. Оба были распалены до предела и готовы были на все. Часового Дмитрий снял одним легким ударом. Парень даже понять ничего не успел, обнял автоматик и прикорнул у стеночки. Полковник же оказался пьян и какого-либо сопротивления даже не думал оказывать. Похоже, он и сам успел осознать ужас случившегося и теперь вибрировал в ожидании последствий.
Дмитрий хорошо запомнил ту комнатку с серыми ветхонькими шторами и застывшего возле стола растерянного начальника. Забыв о своих полковничьих погонах, этот скороспелый стратег стоял перед ними бледный, с отдутловатым нездоровым лицом и лепетал что-то о неизбежности несостыковок, о том, что лично позаботится о погибших и что-то еще о своих давних заслугах перед родиной. Пожалуй, попробуй он их приструнить, одернуть, и песенка его была бы спета, но весь их мат-перемат полковник проглотил, как должное, и даже на оплеуху Тимофея, выплеснувшую из его ноздрей пару багровых струек, никак не отреагировал. Человек был в трансе, и разбираться с ним было бессмысленно. Махнув на него рукой, они покинули здание.
Жизнь пошла своим чередом, но, спустя месяц, арестовали того и другого, обвинив в расхищении солдатского довольствия. Полковник Голиков не забыл своего унижения. Тем более, что инцидент с ночным боем замяли, списав все на коварных моджахедов. Сохранивший должность и даже получивший от командования очередную медальку, штабист вновь осмелел, решив наверстать упущенное. Как-то враз обнаружился ворох подозрительных накладных, а к ним присовокупили свидетельские показания запуганных афганских солдатиков. Пошли допросы-расспросы, и по всему стало ясно, что мстительный Голиков расстарался на совесть. Дело, шитое белыми нитками, стало разваливаться лишь когда погиб главный инициатор обвинения. Полковника Голикова, переезжавшего вместе с колонной бронетехники, снял неизвестный снайпер. С приличной дистанции молотнул точно в голову. На засаду это никак не походило, поскольку больше никто из находившихся в колонне не пострадал. По зеленке ударили из пулеметов, автоматов и пушек. Потом еще битый час прочесывали шипастые заросли, пытаясь обнаружить останки вражеских тел. Вскоре небольшую лужицу крови действительно нашли, однако неизвестный стрелок сумел к тому времени покинуть опасную зону.
Виновного в смерти полковника вычислили вернувшиеся в часть опальные офицеры. Задача оказалась не столь уж сложно. Проверив списки боевого состава, Тимофей с Дмитрием выяснили, что, подлечив свою спину, Стасик успел вернуться в строй. Более того, уже дважды неугомонный десантник уходил в разведрейды. Куда именно и с какой целью, толком никто не знал. Такая уж привилегия была у батальонных снайперов, а Стасик справедливо считался одним из лучших. В этот же день они навестили его в лазарете. Такое вот неудачное вышло совпадение: Стасик залег туда, получив повторное ранение. Как доложил чудо-лекарь Евгений Николаевич, шальную пулю Стасик словил в последнем из своих рейдов. Услышав это, Тимофей косо переглянулся с Дмитрием, однако от комментариев воздержался. Никакими доказательствами они не располагали, однако все поняли, едва только вошли в палату. Лицо смущенного Стасика выдавало его красноречивее любых слов. Впрочем, расспрашивать бойца они ни о чем не стали, но именно тогда между ними возникло то редкое чувство общности, что не забывается до гробовой доски…
«Москвич» тряхнуло на кочке, и Дмитрия выбросило из воспоминаний, как летучую рыбину из шальных волн. Описав круг, машина замерла на лесной опушке, и одновременно у обоих пассажиров вырвался вздох облегчения. Из-за деревьев, прихрамывая, показалась знакомая фигура. Выскочив из кабины, Дмитрий подбежал к Стасу, отобрав автомат, осторожно подхватил под руку.
– Куда тебя?
– В ногу, Гепард. Везет мне, понимаешь, на эти вещи.
– Ты хоть жгут-то наложил?
– Само собой. Пока вас ждал, еще и перевязаться успел.
– Волчара ты мой! – Приблизившийся Тимофей трепетно обнял Стаса. – Как там все прошло?
– Нормально. Сразу как вы уехали, они тоже в дорогу засобирались. Оставили парочку вертухаев и сдернули.
– А ты?
– А я, как видишь, упрыгал. Они даже толком не преследовали. И то сказать – я не Шмель, на кой им сдался? В общем популяли друг в дружку и разошлись. Мне вот гостинцев в дорогу выдали…
Дмитрий, успевший бегло изучить ранение, коротко кивнул:
– Есть такое дело. Парочка гостинцев – и, похоже, в мякоть. – Подняв голову, успокоил. – Ничего, жгут наложен грамотно, крупные сосуды не задеты. Есть у меня знакомый лепила. Все изладит в лучшем виде. Потерпишь полчасика?
Вопрос был излишним. В буйной своей жизни Стасик терпел и не такое. За то и получил прозвище «Волк». Усадив раненого в машину, они спрятали оружие в тайничок под открывающимся полом, в поисках возможных следов скоренько осмотрели поляну. Вновь взревел двигатель, и, всхрапнув, словно застоявшийся конь, «Москвич» понес их к городу.
***
Буйный вечерок обещал не менее буйное продолжение, но для начала следовало осмотреться и зализать раны. Квартал был не слишком знакомый, но это ровным счетом ничего не значило. Зажимая раненный бок, Шмель добрался до ближайшего ларька и, просунув голову в окошечко, приказным тоном велел звать охрану. Он сознавал, что рискует. Ему могло и не повезти, если заявились бы молодые неопытные бычки. Короля в лицо знает только свита. Однако все обошлось. Пареньки внимательно выслушали Шмеля, изучив татуировку на руке, немедленно организовали машину с сопровождением. Оказавшись в центральном офисе, авторитет тотчас связался с Кисой – одним из своих силовиков, и уже через четверть часа на дачу помчалась вооруженная бригада. Парни Худого тоже не теряли времени даром, засев за офисные телефоны. Вызванивали звеньевых и разведку, предупреждали насчет возможных акций Краевого. Армия Шмеля стремительно превращалась в колючего ежа, готового атаковать и защищаться.
Сам Шмель кое-как принял душ, самостоятельно смазал йодом глубокую, сочащуюся кровью борозду на боку. Все того же Худого заставил себя перевязать. Пальцы у помощника дрожали, бинты то и дело соскальзывали, скручивались тесемками, никак не желая ложиться ровными лентами. Шмель с сожалением припомнил о застреленной медсестре. Уж Томочка ему бы сейчас сделала все как надо. Пожалуй, только за эту девочку Краевому стоило открутить головенку. Впрочем, теперь вор уже не сомневался в том, что скоро это произойдет…
Внезапно грянувший звонок заставил его вздрогнуть. Сюда во внутренние покои офиса доступ имели очень немногие, а уж телефоном пользовались лишь в самых исключительных моментах. Хотя под категорию исключительных сегодняшний вечерок вполне подходил… Медлительным движением вор поднял трубку.
– Шмель?
– Слушаю.
– Тебя, оказывается, не просто вызвонить.
– Кто это?
– Тот, кто помог тебе на даче.
– Я с анонимами не разговариваю.
– Брось, ты же разумный человек. Должен понимать, что разговор с полезными людьми всегда важен.
– Полагаешь, ты полезен для меня?
– Я уже оказал тебе услугу, и могу помочь в следующем шаге.
– Не уверен.
– Это сегодня ты не уверен, а завтра все сам поймешь. Выспишься, отдохнешь, газетки утренние почитаешь – и тут же вспомнишь обо мне. Знаешь, почему?
– Ну?
– Потому что увидишь в газетках себя. Да, да, не удивляйся! Я уже узнал по своим каналам, что сегодняшнюю перестрелку запечатлели на пленку журналисты из «Ведомостей». Недобрая реклама, верно? Уголовные разборки, жертвы – да еще накануне выборов. Но согласись, еще хуже, когда в теленовостях показывают бездыханный труп. – Голос собеседника с пафосом произнес: – Еще один известный авторитет сгорел на производстве! Звучит, а?.. Словом, можешь считать, что родился в рубашке.
– Ты мне угрожаешь?