Тайна старой усадьбы

– Краску мне помогут донести, – пояснила Женька. – Ну что, ребята, пошли?

– Ой, кто это там? Не Дорожкин ли? – Катя указала на промчавшийся мимо синий милицейский мотоцикл и сама же ответила: – Он. Ишь помчался куда-то…

* * *

Дорожкин мчался не куда-нибудь, а в отделение – по графику как раз сейчас начинался прием граждан, опаздывать на который вовсе не следовало. Обычно, правда, никто в милицию не приходил, все проблемы с участковым решались по-простому, на ходу – на улице или у общих знакомых.

Однако сейчас все же кто-то заявился!

– Мымариха там к тебе, – просветили в дежурке. – Уже с полчаса дожидается.

– Так время написано же!

– Здра-авствуйте, товарищ участковый!

– И вам не хворать, Валетина Терентьевна. Заходите, коль пришли.

Валентина Терентьевна Мымарева – Мымариха – женщина статная, сильная, с квадратным волевым лицом, характер тем не менее имела в чем-то даже подлый, постоянно по всякой мелочи жалуясь на соседей, донимая участкового и дежурную часть. Работала она в промкомбинате учетчицей, постоянно доставая коллег всякими придирками. Бывают такие люди – ежели гадость кому не сделают, считай, день прошел зря.

Соседи уж и не знали, бедные, куда от нее деваться! То костер не там разожгут – у себя-то на огороде! То крышу кроют не вовремя, стучат целый день, отдыхать мешают, то еще что-нибудь этакое…

Дорожкину эта неприятная особа тоже крови попила немало… Ну, что ж, работать-то надо.

Усевшись на предложенный участковым стул, посетительница расправила широкую юбку и, одернув бесформенный темно-серый блузон, больше напоминавший дореволюционную кацавейку, недоверчиво покосилась на портрет Брежнева. Не любила гражданка Мымарева ничего нового, просто на дух не выносила никаких перемен, вот и здесь – с момента назначения Леонида Ильича первым секретарем ЦК еще не прошло и года. Хрущев-то был хоть и волюнтарист (как оказалось), но все же привычный, свой.

– Заявленье хочу подать, – прищурившись, с нажимом произнесла женщина. – Между прочим, уже час тут сижу, дожидаюсь!

– Так могли бы в дежурке…

– Это Петьке, что ли? Нет, я уж лучше дождусь… Велосипед у меня украли, Игорь Яковлевич! Принимай меры, ага.

– Велосипе-ед? – На узком лице участкового отразилась смесь крайнего удивления с недоверием и некоторой долей юмора. Представить гражданку Мымареву катающейся на велосипеде он как-то сразу не смог, а когда все-таки представил, то едва сумел удержаться от дикого хохота. Вообще-то, в цирке и медведи на велосипедах ездят, и даже слоны…

– Ну, не мой, ясно, – сынка.

– Что за велосипед? Марка? Цвет? Когда и за сколько куплен? Да, мне и сына вашего нужно будет опросить.

– Ясно, пришлю… – Мымариха напряглась и задумалась. – В марках я не понимаю, цвет – да там разный был, а стоит – двадцать рублей новыми! – Тут заявительница плотоядно ухмыльнулась и напомнила: – Ущерб для меня значительный! Так, товарищ лейтенант, и запиши.

– Двадцать рублей? – недоверчиво переспросил Дорожкин. – В комиссионке, что ли, брали? В Тянск ездили?

– Не, он где-то здесь купил. С рук.

– Ах, с ру-у-ук… Так, может, он краденый, велосипед-то? А у кого купил?

– У кого купил, ясно, не знаю… А только ты мне, товарищ участковый, лишнего-то не шей! Уж скупкой краденого я вовек не занималась! Ясно?

Гражданка Мымарева побагровела и притопнула черной тупоносой туфлей, навскидку, верно, сорок третьего размера.

– Вы сына-то приведите…

Заявление все же пришлось принять.

– Ну, ясно, приведу… Или пришлю лучше – мне еще на смену сегодня заступать.

Выпроводив заявительницу, Дорожкин нервно закурил дешевую «Приму» и задумчиво покачал головой. Ага, бросишь тут курить, как же! Мымариху, пожалуй, было не отфутболить… сейчас. Но вот потом… Уж больно подозрительный какой-то велик – за двадцать рублей незнамо у кого купленный. Впрочем, с ним все равно Ревякину разбираться, до отпуска один черт не успеть. А Игнату, между прочим, скоро капитана получать. А тут вдруг жалоба – Мымариха обязательно напишет, к бабке не ходи!

В дверь осторожно поскреблись…

– Войдите!

– Маманя сказала зайти…

Вошедший – упитанный пацан с наглым лицом и косой челкой, – несмотря на погожий денек, был одет в теплые штаны-шаровары с кожаными заплатками на коленках и клетчатую рубаху с длинными рукавами «на вырост».

– Сказала, про велик все рассказать…

– Ну, давай, – покладисто улыбнулся участковый. – Садись, рассказывай… Зовут-то как?

– Мымарев Никита… Никита Сергеевич… Пятый «Б».

– Тебе одиннадцать-то есть?

С одиннадцати лет допускалось опрашивать подростков без присутствия родителей, именно что опрашивать, а не допрашивать – просто брать официальное «объяснение». И то, конечно, лучше бы с педагогом, но… тут уж нужно было ковать железо, пока горячо.

– Тринадцать! – обиженно отозвался пацан.

Ну да, судя по виду, так оно и есть. Даже и все четырнадцать дать можно!

– Тринадцать… и в пятом классе?

– На второй год оставили. – Мымаренок засопел и, такое впечатление, хотел было сплюнуть, да побоялся – все ж таки милиция!

– Математичка меня не любит… и русичка тоже… Вот и…

– Понятно… Ну, давай ближе к нашем уделу. – Положив на стол листок бумаги, Дорожкин потер руки. – Рассказывай. У кого купил, за сколько, когда велик пропал и… может, подозреваешь кого.

Пацан отвечал кратко, но на редкость обстоятельно, словно бы весь этот разговор продумал заранее… Это второгодник-то? Хотя… кто его знает?

Велосипед неустановленной марки Мымарев Никита неделю назад купил с разрешения матери (по сути-то, мать, выходит, и купила) у несовершеннолетнего Юрия Рыщука за двадцать рублей новыми. Велосипед пропал вчера около семнадцати часов – увели от продуктового магазина.

– А этому самому Юрию Рыщуку лет-то сколько? – записав, уточнил участковый. – Четырнадцать есть?

– Да пес его знает. – Никита озадаченно почесал затылок. – Может, и есть. Он тоже на второй год оставался! Их же я и подозреваю. Тот же Рыщ и украл вместе с дружком своим, Симаковым Пашкой. Я б их обоих вытряс, да… – Подросток грозно зыркнул по сторонами и тут же сник. – Да братан троюродный у Симы – Дылда! Да вы знаете…

– Дылда… Евсюков, что ли? – Лейтенант поднял голову. – Ну да, как не знать. Недавно заходил… на отметку. Так он ничего такого?

– Не-не, что вы! – В глазах Мымарева явно промелькнул страх.