Битый триплекс. «Пока не умер – я бессмертен!»

Поскольку ничего серьёзного не предвиделось, командир пристал к нам с Колей, мол, – «Возьмите себе в экипаж мехводов молодых, они только с училища, выпустились по ускоренной программе, не умеют ничего! Хоть немного подтягивать их надо! Всё равно пока „безлошадные“; ваши то парни опытные, берите и учите молодых!»

Мы, конечно, пробовали возражать, но, услышали только одно, – «Это приказ! Выполняйте!»

Пришлось своих механиков высаживать на время, а себе брать молодых… куда деваться?!

Отъехали мы от нашего расположения на пару километров; у меня в груди что-то защемило, если хотите, – интуицией назовите или ещё как, но, я этому чувству всю войну доверял! Может, потому и жив остался! Остановил наши машины, заряжающего посадил на своё место (командира-наводчик), он парень смышлёный был, с орудием немного знаком, думаю, – «Случись чего, справится!», – молодого механика на место заряжающего, хлопец крепкий, сбитый, в самый раз! Я устроился за рычагами.

Кольке посоветовал последовать моему примеру, но он ни в какую! Говорит:

– Да брось ты, командир! Ничего не случится! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Молодых тоже учить пора начинать, пускай моточасы накручивает, пока есть возможность.

Двинули дальше, к берегу.

Когда приехали, картина вырисовывалась следующей: немцев наши бойцы действительно хорошо побили, справились без поддержки танков и артиллерии, здесь просто надо понимать, что такое «бой местного значения». Убитые по льду реки лежали, не прям, чтобы много, но имелись как наши, так и фрицы. Раненые стонали, медсёстры им помогали, кого-то на носилках несли, кого перевязывали прям на снеге.

Даю команду: медленно, по одному, на ту сторону реки перебираться, лёд-то толстый был уже, мороз крепкий стоял третий месяц, но, на всякий случай пошли по очереди. Переправились благополучно, ко мне командир пехотный подбежал, крикнул:

– Немцев побили! Наша главная задача сейчас раненым помочь, хорошо бы укрепиться, но солдат почти не осталось в строю, надо или подмоги ждать, или к своим возвращаться! А, что танки прислали, – это хорошо, мне так спокойнее!

Капитан этот метров на сто от моей машины отбежал и здесь снаряд близко с ним взорвался!

Немцы с высоты, где полуразрушенные дома ещё оставались, начали нас поливать всем, что только у них имелось: пулемётный огонь, пушечный, миномёты! Да всё разом! Они, гады отлично замаскировались, даже я, имея большой опыт, никого не заметил, пока стрелять не начали, не обнаружили свои позиции!

Естественно, лёгкая паника поднялась!

Солдаты бросились врассыпную, а сестричка наша, Валентина, я успел заметить, к Ермоленко на танк заскочила и нырнула в башню. Соображаю быстро: надо вперёд мчаться, у подножия пригорка прятаться, там «слепая зона», – не достанут! Рванул резко, маневрируя, за мгновения добрался куда планировал и лихо развернул танк, сдав ещё немного задом для надёжности… Ох, – что я тогда увидел, сквозь свой слегка приоткрытый люк!

Колькин «Т-34» закрутился на месте и по льду в обратную сторону попёр! Я за голову схватился, кричу ему, – «Дурак, назад! Назад!» – Смешно и глупо, конечно, разве он мог меня слышать? Рации у нас к тому времени стояли на танках, да вот связью их назвать, язык не поворачивается! Понятно, у него просто мехвод молодой запаниковал… шутка ли!? – После ускоренного выпуска под первый обстрел попасть? Испугался, наверное, а Ермоленко не успел на него повлиять, может, ещё сестричка в башне суматохи навела, – другого объяснения я не вижу…

Решали ведь там всё считанные секунды… они доехали до середины реки, и снаряд попал в десяти метрах от их танка, прочность льда нарушилась, и «Тридцатьчетвёрка» кувыркнулась под лёд… вот так.

Танкетка «Т-70» которую нам дали в помощь, грамотные оказались, не ожидал я! Они не растерялись, обстрелянные вояки попались (там экипаж два человека всего), резво маневрируя и ведя огонь с ходу, ко мне сумели прорваться в слепую зону, уцелели.

Пехота… кто успел на обратный берег перейти с ранеными, те спаслись, потом отстреливались слабенько, но молодцы, товарищей своих обездвиженных не бросили на верную смерть!

Я быстро принял решение, что оставшимся в живых нужно срочно прикрыть отход и рванул вдоль холма налево. Метров пятьсот проскочил и свернул на реку, – там отмель должна тянуться, как я помнил: если лёд лопнет, танк наш тогда глубоко в воду не уйдёт, проскочили бы вброд.

Повезло, – по нам даже не стреляли! Немцы сосредоточили огонь на отступающих с ранеными, – шибко этим увлеклись стервятники!

На другой стороне чуть вперёд проехали, забрались на удачную возвышенность, я снова занял своё место командира-наводчика и начал обстреливать обнаружившие себя немецкие позиции; «Т – 70» последовал моему примеру! Хороший всё-таки экипаж воевал в танкетке! Не растерялся, – бил метко! Потом лично ходатайствовал об их награждении. Главное мы сделали: предоставили возможность отойти нашим, эвакуировать раненых.

Но, Колька с экипажем и сестричкой там на дне, больше чем на пятьдесят лет так и остались лежать…

– Извините, – прервала ветерана девочка корреспондент, – вы не боялись под трибунал попасть? Вы ведь, получается, покинули место боя?

– Нет… за что? Приказа не поступало высотку брать, а «разведку боем» мы выполнили: примерное количество и расстановку сил противника выяснили, не одним же танком с танкеткой нам воевать? Пехота наша перебита почти вся, кто уцелел отступили, – приказ нами выполнен! Позже, ближе к вечеру вернулись мы со свежими силами; наши данные о примерном количестве и вооружении врага оказались правильными. Тогда за ночь, эта высота пять раз из рук в руки переходила! Выбьем немца, – они контратакуют! Мы откатимся назад, перегруппировку делаем и обратно! Только через сутки сумели окончательно выбить противника и надёжно закрепиться.

– Скажите ещё, – это тоже очень интересно: вы знали лично эту медсестру или нет?

Дедушка помедлил немного и после, тяжело вздохнув ответил:

– Да. Это ведь война! Там человека знаешь пару дней, а кажется, – всю жизнь знаком! С Валентиной мы недели две плотно общались. У нас что получилось: приехал я из боя с какой-то царапиной, окалиной от брони плечо разодрало, она и пристала ко мне, со своей медициной, так и познакомились. В минуты затишья даже наподобие танцев ходили с ней, хорошая была девушка, молоденькая совсем, едва девятнадцать лет исполнилось, она правда по отношению ко мне очень некрасиво поступила, – это являлось как моё личное проклятие в войну! Не одна она так делала.

– Как же, если не секрет?

Ветеран что-то прокряхтел и ответил с лёгкой улыбкой на лице:

– «Сдавала» меня особисту. Тут я сам, наверное, виноват: в личных разговорах своих мыслей и чувств не скрывал, порой лишнего болтал! Тогда некоторые побаивались этого, мол, – «Вдруг я специально такие, не совсем патриотичные беседы с ними веду, проверяю?!» – Вот и шли к НКВДшнику… Я обиделся на неё сильно тогда. Но, во-первых, она не первая кто так со мной поступил; во-вторых, – чего обижаться? Война идёт, девочка молоденькая совсем, глупая, жизни и не видела, помирились мы с ней в итоге, – через несколько дней, она утонула.

– Дедуль, а ты сильно по ней тосковал? – Сочувственно вырвалось у меня.

– Некогда горевать мне было! Говорю же: бои потом сильные шли, хоть бы полчасика выкроить себе, подремать, не до горевания! После да, конечно… Каждый день люди погибали, каждый час, минуту…

– А-а-а, кто ещё вас сдавал особисту? Тоже девушка какая-то как я поняла? – Записывая в блокнот рассказ, поинтересовалась корреспондент.

– Да, но, это отдельная история, – тяжёлый случай! Ещё с самого начала войны попалась одна «пиявка», также вот, сдала чекисту в своё время, а меня как раз в партию должны принять вот-вот… особист тогда выручил наш, девочка эта потом не знала, как прощения. Мы позже практически всю войну с ней вместе, бок о бок прошли… но, обида на неё сильно в душе осела, – не так, как на Валентину позже, ой не так…

– Расскажите! – Почти хором снова все обратились к дедушке.

– Это долгая история и начинать её надо издалека! Что же я вам, весь свой боевой путь начну рассказывать?

– Да!!! – Снова в унисон поддержали все ветерана.

Дед Гена широко улыбнулся.

– Хорошо! Может завтра расскажу, если настроение, подходящее найдётся! А сегодня, я уже устал сильно, извините, не молодой давно! Пойду на боковую…

Глава 2. На пути к мечте

Следующим вечером, в палаточном лагере возле костра, моего дедушку окружили местные горожане, поисковики, корреспонденты. Они дружно уговорили ветерана начать историю своей жизни, обещая написать про него многочисленные статьи, без утайки, искажений и купюр.

Дед Гена не любил вспоминать войну, но всё-таки поддался многочисленным уговорам и подсев ближе к огню на пустой коробок из-под снаряжения, окунулся в свою далёкую, боевую молодость.

Зовут меня Скакунов Геннадий Григорьевич. Родился я в 1921-ом году, 25 февраля, почти год спустя после окончания Гражданской войны на Дону, в станице Романовской Ростовской области… точнее, тогда она именовалась как, – Донская область.

Интересно, что не случись революция, я бы на свет никогда не появился, – это особая история. Мать за отца бы в жизни замуж не вышла, – слишком разные материальные положения семей у них состоялись: дед по материнской линии казачий офицер, зажиточный или кулак, как говорили позднее; отец из простых работяг, казак, жил небогато.

Папка он давно мамку любил, ещё с детства, пытался ухаживать как-то, всюду встречи искал, в ответ она его высмеивала и обидно называла, – «Голодранец».

– «Э-э-х»

Однажды отец подвыпил, смелости набрался и свататься пошёл к любимой! Дед его тогда с лестницы спустил и собаками стравил!..

Грянула революция: батя мой подался к большевикам, воевал за красных, стал коммунистом, а отец мамы, тот дрался за белоказаков, он же в есаулах ходил! Дед не вернулся с гражданской, пропал без вести… может успел бежать, эмигрировать, хотя, скорее всего, – погиб на поле боя.

У мамы с бабушкой выхода другого не оставалось, кроме как, за отца замуж выйти, иначе бы их сослали в Сибирь, как семью офицера и кулака! А так, – стала супругой коммуниста, большевика и вдобавок, – чекиста! Не любила его мама никогда по-настоящему… такая вот история…

Во мне правда, мать души не чаяла! Очень баловала, никогда руки не поднимала, хотя, тогда это широко практиковалось в воспитательных целях. Я долгое время единственным ребёнком в семье оставался, – времена тяжёлые настали! Отец хоть и служил командиром, человеком являлся фанатично честным! Преданным своему делу, партии…