Контрабандисты

– Да и цен таких не бывает, – опять не выдержала всезнайка.

– Блин! Да что это такое?! Ты дашь послушать?! – злобно прошипела беременная.

– А что он болтает такое? У нас самый дорогой чемодан восемнадцать рублей стоит, а в других магазинах…

– Это анекдот, дура. Что прикапываешься?!

– Сама дура. Ну, двадцать рублей, тридцать хотя бы, а то сто…

Тут из-под стола послышалось бульканье и повалили клубы пара – вскипел чайник. Это отвлекло работниц от неизбежной схватки. Беременная бросилась выключать электроприбор, а крючконосая готовить чайную церемонию.

– Вам чай с молоком или с сахаром? – спросила она у гостя, внезапно перейдя на «вы».

– С коньяком, – закинул удочку Леха.

– Для вас все что угодно, – кокетливо сверкнув очками, ответила та.

Из угла полилась модная песня – «Соловьиная роща». Крючконосая хищно прыгнула к висящему там репродуктору, добавила громкости и, отмечая довольно объемным для ее узких плеч задом ритм, в танце двинулась к шкафу.

– А что дальше-то было? – опомнилась наливавшая в заварку кипятка первая кадровица, тоже в меру возможностей подергиваясь в такт музыке.

– Где? – якобы уже забыл Леха.

– Ну, где, где. В этом, как его? Кожгалантерейном отделе…

– А… Ну так вот, значит… Спрашивает хмырь у продавца, почему, дескать, большой красивый чемодан стоит, – он взглянул на всезнайку, пытающуюся одновременно танцевать и наливать что-то из бутылки в чайную ложку, – двадцать рублей, а маленький сморщенный кошелек – двести?

– Да, – та победоносно зыркнула на подругу. – Почему?

– «А потому, – отвечает продавец, – что этот кошелек сделан из кожи члена крокодила и, если нужно, при нежном поглаживании превращается в чемодан», – с выражением закончил он и окинул взглядом аудиторию.

Беременная кадровица поняла, в чем суть, и грустно усмехнулась. «Видать, давно не сталкивалась с подобным явлением», – подумал Леха. А крючконосая залилась высоким, похожим на поросячий визг смехом.

– Ах, так это из крокодильей кожи чемоданы! Такие и в самом деле могут сто и даже двести рублей стоить, – вдоволь насмеявшись, объяснила она причину своего веселья.

На этом месте дверь распахнулась, и в нее с криком «Договорился!» влетел начальник отдела кадров.

– Пошли со мной быстро. – И пробежал в свой кабинет.

– Ну что ж, пока, красавицы, – подмигнул Леха крючконосой и проследовал за ним.

– Все. Берем тебя. При условии, конечно, что запишешься в хор, – погрозил пальцем кадровик. – Не на инженерную должность пока, но так даже лучше. Зарплата выше, и в партию можно без проблем вступить. Ты комсомолец?

– Конечно! – вытянулся рекрут по струнке.

– Молодец… Оформим рабочим в красильный цех, а работать будешь в КБ, у Зои Павловны, нашей главной художницы, этим, как его, дезо… дезойнером. Годится?

– Можно, но, видите ли, товарищ Капуста, вообще-то, я с детства мечтал чемоданы делать. Можно меня лучше в чемоданный цех?

– Хм… Какая разница, где числиться? – Начальник пристально посмотрел на чудака. – Хотя как скажешь, можно и в цех дорожных изделий оформить.

– Этим… Кто чемоданы делает…

– Сборщиком, что ли?

– Вот-вот, им…

– Да ради бога, цех паршивый, там всегда свободно. Зарплату, сразу скажу, высокую дать не могу… Пока сто двадцать, с премией и уральскими будет рублей сто пятьдесят. Согласен?

– Да мне по барабану, – ухмыльнулся Леха, но, тут же сообразив, что, наверное, подозрительно быть таким безразличным к важным вещам, поправился: – Потом-то будет больше, надеюсь?

– А как же… Конечно! – осклабился кадровик. – Все в твоих руках. А теперь, – он посмотрел на часы, – давай садись, пиши заявление, а то скоро обед.

6

Следователь Огурцов не стал ждать расправы за покушение на зятя начальника в кабинете, а решил поехать на место происшествия и побольше раскопать по последнему, как ему показалось, очень перспективному делу. Кто знает, может, поможет на ковре. Он хотел пошарить по окрестностям и попробовать узнать, что делал там покойный с мешком золотых яиц за плечами. Конечно, времени с тех пор прошло немало, но он все-таки надеялся что-нибудь найти.

Капитан катил в своем «москвиче» по пустой дороге и, высунув руку из окна, курил. По радио транслировали легкую музыку, мотор работал ровно, подвеска не стучала, и все бы не плохо, вот только сигарета все время гасла. Либо потому, что была сырая, либо кто-то его вспоминал часто. «Наверно, Купорос как раз тестю про меня докладывает, – вздохнул он. – И что я за баран такой? Ну на хрена было это все творить? Щенок-то обнаглел, конечно. Давно бы следовало его на место поставить, но зачем же руки распускать? Что теперь будет? Уволят, посадят… От них всего можно ожидать.»

После поворота из кустов боярышника вынырнул указатель: «Лосянка 3 км». Он свернул на проселок. Изрытая тракторами грунтовка моментально отвлекла его от грустных мыслей. Отчаянно крутя баранку, чтобы не застрять, он пропахал еще метров пятьсот до места позавчерашней печальной находки и, выбравшись на сухое место, остановился.

Рабочих на участке не наблюдалось. Побросав технику и инструменты, они куда-то смылись. Он поглядел на часы: «Полвторого. Обедать, наверное, уехали. Жаль». Повертев головой по сторонам, неподалеку, возле леса, заметил человека и коров. «Пастух… Наверно, из Лосянки», – обрадовался сыщик и, прыгая через лужи, направился к нему.

– Добрый день, папаша, – протянул руку гревшемуся на солнышке деду. – Ух и погодка сегодня…

– Добрый, добрый, солдатик… – В этот жаркий полдень старик сидел в ватных штанах, телогрейке, а на затылок, обнажая пятнистую лысину, по-дембельски заломил видавшую виды ушанку. Он сунул самокрутку в беззубый рот, вытер ладонь о штанину и, лукаво улыбаясь, пожал протянутую ему руку. – Зачем опять в наши трясины?

– А ты что, отец, видел меня уже здесь, что ли? – удивился следователь. В прошлый раз вроде никаких штатских рядом с раскопками не наблюдалось.

– Пошто видел? И так все знают, что из милиции позавчерась приезжали, што шкелета тут отрыли и што золота при нем нашли цельный мешок. – Пастух выпустил облако дыма. – Так зазря только ездите, ищете. Это он сам утоп, никто из наших его туда не спущал.

– А может, я не из милиции? – Огурцов редко ходил в форме и сегодня тоже надел свой любимый, изрядно поношенный, но очень удобный костюм. – Ты что, папаша, телепат?

– Пошто сразу телепат? Так… Имел дела… – ухмыльнулся дед.

– Понятно. Сидел, что ли? Блатной или так, по-мужицки?

– Ой, да тебе зачем, солдатик? Давно это было, давно отсидел, давно искупил и забыл тоже ужо давно.

– Да нет… Не хочешь – не говори, твое дело. А почем знаешь, что шкелет сам в болоте оказался, а не ваши это нам его предоставили?

– Так знамо почем… Кому он тут нужон? Шел по болоту на электричку, да и утоп. Ежа ему в портки. Это щас тут ошушают все, дорогу ведут. – Дед показал на застывший в причудливой позе экскаватор. – А раньше трясина была непролазная. А где дорога эта новая будет, гать шла, через болото-то. Старая, почитай, при царе еще ложили… По дороге-то эвон какой крюк… – Он, придерживая одной рукой шапку, другой описал замысловатую дугу. – А напрямки вжик – и тама… Гать, правда, худая, склизкая была, и топь вокруг гиблая. Вот он, болезный, видать, вечерком или, чего доброго, ночью в темноте тут шлепал – и того… Соскользнул или провалился. Может, черепушкой еще того… об бревно. Кто его знает… Так-то тут, если вокруг покопать, дохрена таких шкелетов отрыть можно. Федька кривой, – дед наскоро перекрестился, – царствие ему небесное, друган мой, тут же где-то сгинул. Ребятишки Саватеевны – девка с парнишкой – лет десять еще тому назад пропали. Тоже, чтоб я треснул, где-то в трясинах этих проклятых лежат. Иван Елизарыч – конюх, Маринка – почтальенка… Да мало ли еще кто? Так что, солдатик, сам он, сам… А нам его губить без надобности…

Старик открыл было рот, чтобы дальше продолжать приводить аргументы к своему мнению, но капитан его перебил:

– Ясно. Я тоже думаю, что ваши тут не при делах. А то золотишко, поди, ему не оставили бы? Так ведь, отец? – Огурцов заговорщически подмигнул.

– Знамо дело. Цельный мешок… – Старик хрипло засмеялся. – Я за мешок овса десять годов отсидел, можно сказать, зазря… Вот, считай, золотом этим бы за все и отыгрался…