Особый порядок

– Посоветовали бы… – хотела продолжить Анастасия Алексеевна.

– Не надо, – прервал её Илья, – я сам разберусь: оно лучше, когда сам.

– Правильно, – поддержал Андрей Иванович.

Пошла между ними беседа, добрая и непринуждённая. За доброй беседой время идёт степенно, но и быстро… Уже начало темнеть.

– Анастасия Алексеевна, – продолжал Андрей Иванович, – если вы не возражаете, то мы, я и Илья, немного побудем на улице.

– Ладно, – она вопросительно посмотрела на Карлина.

Андрей Иванович и Илья вышли на улицу. Веяло уже прохладой, что пробирала лёгкая дрожь, но это ничего; наоборот, даже хорошо: на холоде легче дышится и трезво думается. Они прошли в палисадник, где под окном стояла скамейка, и, расположившись на ней, не сразу начали разговор. Андрей Иванович обдумывал, с чего начать, а Илья пытался предугадать, о чём он станет говорить.

Зажёгся огонь в окнах дома напротив – дома Одовцевых.

– Андрей Иванович, – вдруг обратился Илья, – вы прожили достаточно, чтобы делать молодому поколению, что вроде меня, свои замечания, а также давать советы…

– В которых вы, вероятно, не нуждаетесь.

– Пусть не всегда, – согласился Илья с каким-то сожалением. – Скажите, пожалуйста, вы боролись за своё счастье? – спросил он.

– Кто, я?! – удивился Андрей Иванович, никак не ожидавший постановки такого вопроса.

Илья молчал и ждал, когда он ответит.

– Ну разумеется, – последовал ответ Карлина.

– Вы можете рассказать как?

– Я уверяю тебя, друг, что всё складывалось не так интересно, как тебе кажется.

– И всё же? – настаивал Илья.

Андрей Иванович призадумался: «Но для чего это ему нужно знать? Неужели простое любопытство?»

– И всё же мне об этом говорить как-то не хочется.

– Ладно, если не хочется, тогда скажите другое: во многих произведениях насилие, даже убийство, оправдывается во имя любви… Как это, по-вашему?

– Увы, к сожалению.

– Вот как! И это вы, Андрей Иванович, говорите как литератор, – возмутился Илья. – Ведь на этом практически и построены все шедевры, построена так называемая вечная борьба добра и зла. Куда без этого?

– Вот как раз-то они, шедевры, и вносят путаницу в нашу действительную жизнь.

– Вы говорите так, будто если не разочаровались, то уж точно разуверились.

– Были на то причины, юный друг. Были…

– Причины в любви?

– И в них, к сожалению.

– Почему к сожалению?

– Если бы на это сразу находились ответы.

– Вот что с людьми делает красота, – задумчиво, монотонно сказал Илья.

– С чего ты взял, что из-за красоты?

– Не знаю, Андрей Иванович… А ваша любовь красивой была? Я имею в виду ту, которую вы любили.

– Да.

– Значит, прав тот, кто сказал, что красота – это страшная сила.

– Я ещё знаю, что красота спасёт мир.

– И это так?

– Честно?.. Сомневаюсь.

– Почему?

– Красота, прости уж за мистику, от демона, а демоническое ничего доброго не сулит.

– Тогда, по-вашему, что спасёт мир?

– Согласие и примирение… Хотя, впрочем, кто его знает; я сам сомневаюсь.

– Или смирение? – внутренне злорадно спросил Илья.

– Очень может быть, – согласился Андрей Иванович и взглянул на Илью.

– А как борьба, которая движет жизнь?

– Борьба вносит хаос и безобразие.

– Если мне жить без борьбы, то я рискую остаться один, не познав счастья в любви, и рискую остаться разочарованным, как… – Илья не договорил.

– Как я?

Илья промолчал. Уже стемнело. На звёздном небе светила луна.

– Не скажи, – не согласился Андрей Иванович. – Видишь, вон на небе луна?

Илья поднял голову.