Особый порядок

– Дружескую, конечно. Для поддержки.

– А ты что, собрался устроить спор?

– Конечно.

– И почему именно я?

– Ты, Татьяна Тимофеевна, – объяснял Андрей Иванович, – простите, просто подходишь мне по возрасту. То есть у нас образуются две коалиции: одна наша – взрослых, а другая их – молодых.

Молодые люди пребывали в недоумении, не осознавали пока, что надумал Андрей Иванович. Не понимала и сама хозяйка.

– Дорогой ты наш, разъясни нам, что ты надумал? – попросила Татьяна Тимофеевна.

– Я просто думаю завести с вами один разговор…

– Точнее, спор? – хотела уяснить для себя хозяйка.

– Ну да, правильнее – спор, – поправился Андрей Иванович. – Мне только хочется узнать, насколько наши разногласия окажутся значительными.

– А что, если мы окажемся разными во взглядах, – забеспокоилась Татьяна Тимофеевна, – или, допустим, разными окажутся и они, то есть молодые?

– Вот это как раз интересным для нас окажется, – и он обратился к молодым: – Так я думаю?

Они улыбались, заинтригованные; глаза их блестели. – Посмотрим, – ответила Ирина и повернулась к Николаю.

– Итак, – начал Андрей Иванович, – я полагаю, что ты, Татьяна Тимофеевна, думаешь, что красота спасёт мир?

– Ой, бог с тобой, Андрей Иванович, с чего это ты взял? – удивилась она.

– Я просто делаю предположение.

– И напрасно.

– Стало быть, я не ошибся, – сказал Карлин.

– В чём?

– Что мы вместе составим одну коалицию.

– Дядя, – вступила в разговор племянница, – а красота, говорят, страшная сила. Значит, как сила может повлиять на мир?

– Правильно, – вступился за неё Николай.

– Ты хотела сказать «спасёт», а не «может повлиять»? – уточняя, спросила Татьяна Тимофеевна.

– Вот логика, – удивился Карлин. – Вы случайно не логику сдавали в этом семестре?

Николай и Ирина удивлённо переглянулись, но не ответили.

– Так, Ирочка, и что ты там сказала про страшную силу? – хотелось знать Татьяне Тимофеевне.

– Это не так разве? – будто испугалась она.

– Не знаю, милая, – ласково, точно успокаивая её, ответила хозяйка.

– Но ведь это сказала сама Раневская, – сказала Ирина.

– Какая Раневская? – спросил Карлин.

– Как какая? Которая в кино снималась.

– А-а, вон оно что! Впрочем, это было сказано, а вернее, написано ещё давно до неё Семёном Яковлевичем… – А кто это такой? – перебил Николай.

– Кто это такой? – удивился Карлин.

– Вот именно – кто?! – не терпелось Анне.

– Кто?! – продолжал удивляться Карлин. – Семён Надсон – русский поэт. Удивляюсь, что не слышали про такого…

– А он современник или классик? – поинтересовалась Аня.

– Ты хотела спросить, жив он ещё или нет?

– Ну, как-то так, – смутилась она.

– Нет, живший в первой половине девятнадцатого века, он умер в возрасте двадцати четырёх лет.

– Так рано? – сочувственно сказала Ирина. – Как и Лермонтов.

– Увы, да… «Ах, красота – это страшная сила!..» – процитировал он поэта. – Но парадокс в том, что эта последняя строка – из стихотворения о дурнушке, некрасивой девчонке… Так вот, и сама-то актриса, сказавшая эти слава в фильме, не обладала красотой, даже напротив… – не договорив, заметил Андрей Иванович и продолжил о другом: – Вот вы все здесь: трое молодых, разумеется, красивые – значит, вы сильные, а сила обязательно даётся для борьбы. Вот интересно, если бы вам пришлось применить так называемую силу, то на что и куда она была б направлена?

– Андрей Иванович, – обратилась Татьяна Тимофеевна, – нам бороться теперь не за что: нам бы, дай бог, здоровье собственное теперь сберечь – вот наше главное счастье… Разумеется, после наших детей, – добавила она после короткой паузы.

– Вот именно, нужно бороться за своё счастье, – быстро согласилась молчавшая до поры Аня.

– О каком ты счастье говоришь, деточка? – спросил Карлин.

– Ну, например… – задумалась она, – например, о любви.

– За любовь просто необходимо бороться, – поддержала Ирина.

– У вас, по-видимому, всё просто, – возмутилась Татьяна Тимофеевна. – А у нас ещё проще было: полюбили и женились без всякой борьбы.

– И как ты себе представляешь эту самую, скажем, борьбу? – спросил Андрей Иванович у племянницы.

– Не знаю точно, – отвечала она. – В литературе и в фильмах совершаются даже убийства во имя любви – это, что характерно, оправдывается…

– Ты говоришь как Илья; по крайней мере, так и он думает.