Мотя

После приезда в Юдольск, когда Кока искал следы Ходина в Юдольске, к нему подошли две девочки-близнецы.

– Вихри враждебные веют над нами, – поздоровалась одна.

– Темные силы нас злобно гнетут, – подтвердила вторая.

– Не понял, – удивился Кока.

– Видал ли ты, как поступил Господь с людьми слона,

Разрушив их зловещий план?

Он против них лишь стаи птиц послал,

приказчиков, и хохот мидинеток

Они бросали камни, превратив

Людей слона в иссохшую солому, – сказала одна.

– Сура 105, аль-Филь. Слон, – сообщила вторая, поднесла пальцы к уху, нижняя половина ее лица открылась, будто крышка, и Кока увидел, как оттуда полетели снежинки, и показался хобот. Из глаз девочки текли большие, будто глицериновые, слезы.

– Ну-ну, не надо так, – сказала первая и вернула лицо первой в исходное положение.

Кока смотрел растерянно.

– Нюра – ваша подруга? – спросила первая, причем спросила так, будто утверждала.

– Одинцова, – уточнила вторая.

– Да, – согласился Кока.

И девочки рассказали ему о комитете «Манг онт», созданном выжившими мамонтами, которые мимикрировали, и живут как обычные люди, ожидая своего часа, чтобы свергнуть рептилоидов.

– Нам нечего делить с вами, люди, – сказала первая, – мы же млекопитающие. Мы не хищны. Мы будем жить в Заполярье, где вы все равно не живете.

– Но у нас проблема, – продолжила вторая. – В наши ряды может попасть любое существо, которое дожило до глубокой старости. Даже люди, и наша численность в большой мере зависит от этого. Долгое время мы подпитывались за счет остяков, вогулов, самоедов – у них несколько душ, и одна из них часто становилась мамонтом. Но в 1831 году в Юдольский острог прибыл крестить в мормонизм души умерших остяков и вогулов миссионер Церкви Иисуса Христа Святых некто Чичиков. И нам стало не хватать душ.

– Вот что сейчас началось? – усмехнулся Кока. – Какие рептилоиды, что вы мне голову морочите?

– Мы так обистов называем, божество которых – Великая Обь, как совокупность мертвецов, эфирный океан, как символ Великого Змея, низверженного ангела, Сатаны, называй, как хочешь. Обисты верят в свое и всеобщее своеобразное бессмертие – они считают, что мертвый питается, женится и рождает детей, как живой, просто живет в другом, нефизическом теле, и может пребывать в обществе живых, сколько ему угодно, являясь им по первому их зову. Мертвый может поселиться в доме, в теле домашнего животного, перейти из своего тела в тело живого человека и распоряжаться им, как своим собственным. Убийство для обиста является лишь перемещением человека как бы из одной квартиры, видимой, в другую, невидимую, но полную жизни столько же, как и первая. Смерти нет, а, следовательно, нет и убийства. Поэтому убийство и самоубийство – самые обычные явления в среде обистов. Они и в правительстве у вас сейчас есть.

– А я чем могу помочь?

– Чичикова нужно убить, – сказала первая, – мы это сделать не можем. Можем только помочь вам это сделать.

– И вам это зачем-то нужно, нам так Нюра сказала, – добавила вторая.

– Если это так – вот его адрес, – первая протянула визитку.

– А вот наш телефон, позвоните, если надумаете, – вторая вложила в руки Коке бумажку с номером.

– Вы нас очень обяжете, – улыбнулась первая.

– До свидания. И до встречи, – сделала книксен вторая.

Пока Кока разглядывал бумажку с номером, близнецы исчезли.

И вот теперь он снова встретился с близнецами. Кока вошел в подъезд восьмиэтажки на улице Карамова, прямо возле мраморной таблички с героическим профилем нефтяника на фоне черного вертолета, и позвонил в квартиру, номер которой был указан на визитке. Он толкнул открывшуюся дверь и оказался в небольшой комнате, щедро уставленной шкафами из ламинированного ДСП под светлое дерево, с дурацкими квадратными ручками из черной пластмассы и силумина на дверцах, петли кое-где перекосило, и из ящиков выглядывали пожелтевшие бумаги. Прямо перед ним стоял массивный рабочий стол, "из всего дерева", как говорят девочки. На столе располагалась ноутбук и прозрачная пластиковая коробочка с визитками.

Стену за столом украшали три картины – левая была рекламой водки "Володя и медведи" и изображала печальных медведей, пляшущих под балалайку, ниже шла набранная полууставом, и оттого трудночитаемая, надпись: Наши медведи – самые володины медведи в мире.

Правая картина была планом обычной сельской двухэтажки на 22 квартиры, которыми в 60-е застраивали Союз – план почему-то был озаглавлен как "Тайный зиккурат", внизу красовались изображения корабля, глаза и вагины, а в правом нижнем углу, там, где обычно чертежники ставят свои подписи, была нарисована знаменитая усеченная пирамида, но место треугольника с глазом над ней пустовало – видимо, зрителю предлагалось выбрать, каким из трёх предметов нужно было завершить рисунок.

В центре, прямо над столом, висела черно-белая фотография, изображавшая Такидзиро Ониси.

Пока Кока рассматривал картины, в комнате появился ее хозяин – строгий костюм, запонки из горного хрусталя, значок на лацкане, изображавший рукопожатие. Лицо вошедшего описать было невозможно – казалось, будто кто-то с лихорадочной быстротой меняет слайды в диапроекторе, пытаясь составить фоторобот – поэтому лицо то приобретало раскосые азиатские глаза, то горбинку носа, то щеточку усов, то просто было контуром, правда с ушами и " мысом вдовы".

– Простите, – сказал Кока, – а нельзя вот это (он провел ладонью перед лицом) как-то упорядочить? А то в глазах рябит, честное слово…

Вошедший сел за стол, устало вздохнул, и Кока увидел лицо обычного человека. Настолько обычного, что лицо его все равно не запоминалось.

– Слушаю вас, – сказал он.

– Здравствуйте! Я ищу Чичикова, Павла Ивановича. У меня к нему вопрос, – сказал Кока.

– Ну, тогда вы его нашли. Чичиков – это я. Садитесь, – Павел Иванович указал на стулья возле журнального столика, где стояла гайвань с чаем и пара чашек, Кока готов был дать руку на отсечение, что только что ни столика, ни чая в комнате не было.

– Так что вас интересует, молодой человек?

– Я пришел, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, – сказал Кока. – Вы должны умереть.

– Что вдруг?

– Ну, видите ли, вас должен пожрать Шаб-Ниггурат, чтобы мы могли получить нефтяное сердце.

– Ага. И почему это должно быть мне интересно?

– Нипочему. Вам и не должно быть это интересно. Я просто пришел поставить вас в известность.

– А если я откажусь? – спросил Чичиков.

– Тогда я умываю руки, – ответил Кока.

В комнату вошли две девочки лет десяти в одинаковых голубеньких платьицах, с огромными бантами на головах.

– Люба, – сказала одна.

– Юка, – представилась вторая.