Розалинда. Морские рассказы

– Работа по специальности, для профессионала, ничего из ряда вон…

Я насторожился. Когда тебя называют профессионалом, то часто хотят изнасиловать.

– Если коротко – в Посьете на отстое ржавеет СРТМ «Кандалакша». Твоя задача, – рыжий перешёл на «ты», – запустить аппаратуру и предъявить судно Регистру. На один переход. Потом добежать до Бомбея, выбросить судно на берег и, самолётом – домой. Все служебные расходы, гостиница, питание и перелёт, естественно, за счет компании.

– Хорошо бы получить аванс, – говорю. – Я несколько поиздержался в отпуске.

– Расчёт потом, когда вернёшься из командировки. Выдам тебе три штуки вот из этого сейфа.

Смашнёв пнул ботинком угол сейфа. Раздался звук пустого железного ящика.

– Три тысячи долларов? – уточнил я.

– Именно. Неплохо, за два месяца работы?!

– Мне надо подумать, – говорю.

– Думай, но не долго, – сказал Смашнёв. – Документы пока оставь у нас.

– Всё своё ношу с собой, – возразил я, рассовал бумаги по своим карманам и вежливо попрощался: – See you tomorrow!

Вечером я обсудил ситуацию с Клавой. Моя милая – трезвый прагматик и я всегда сверяюсь с её мнением. Но решаю проблемы, конечно, сам. Должность обязывает…

Клава высказалась однозначно:

– Не пущу! До Индии, мой милый, ты доплывешь, а назад вряд ли вернёшься. И станешь ещё одной жертвой революции. Потому что конторы на Жертв революции уже не будет. И плакали твои денежки, и я тебя не дождусь. А я тебя всё ещё люблю…

И на том спасибо.

– Твой Смашнёв – жулик! – категорично заявила Клава. – К тому же, он рыжий. А рыжие чаще других бывают проходимцами.

Вот так, коротко и ясно.

С Клавой мы прожили уже двадцать лет и познакомились при весьма забавных обстоятельствах. Как-то я рассказал об этом своему другу, боцману Варенникову.

– Из этой истории можно придумать хороший рассказ, – сказал боцман.

А чего его придумывать? Вот как это было.

Любовь нечаянно нагрянет

Как много девушек хороших,

Как много ласковых имён,

Но лишь одно из них тревожит,

унося покой и сон…

Леонид Утёсов

Я доплыл до буйков и ухватился за тёплый рым, чтобы передохнуть. Оранжевое солнце медленно тонуло в море. Окна домов на далёком берегу ещё играли бликами отражённого света. Над городом струился тёплый воздух остывающего асфальта.

«Солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего», – сказал я себе и поплыл к берегу. Дикий пляж у Маяка был пуст. Только на камнях примостился запоздалый рыбак и вдоль кромки воды бродила одинокая девушка.

На серой гальке лежало моё беспризорное полотенце. И – больше ничего! Исчезли мои голубые джинсы, футболка с изображением «Битлов» и целая пачка сигарет. Жуткая потеря для нищего студента. «Опаньки!» – сказал я себе и стал оглядываться вокруг. Однако кроме коряги, выброшенной прибоем, ничего на пляже не обнаружил. Да, ещё девчонка. Она остановилась рядом и зябко ёжилась, обхватив руками острые плечи. Два пестрых треугольничка прикрывали несуществующую грудь. Мокрый купальник не спасал от вечерней прохлады. К тому же, девчонка ревела.

– Ты чего? – спросил я.

– Платье украли, – ответила она сквозь слёзы. – Вернее, сарафан, из Сингапура.

– А у меня джинсы спёрли, – говорю, – между прочим, из Японии.

– И книжка пропала, «Сказки Андерсена». Самое главное, книга не моя, чужая.

– Ты уже читать умеешь? – простодушно спросил я. – Как тебя зовут?

На вид девочке было не больше тринадцати.

– Клава, – сказала Клава и улыбнулась.

Огромные глазищи, аккуратный носик, детский овал лица. Тогда я ещё не знал, что проживу под эти взглядом всю оставшуюся жизнь.

Я протянул Клаве своё полотенце. Оно было сухое и теплое. Девушка обернула его вокруг талии.

– Пойдём домой, – говорю. – Ты где живешь?

– На Второй Флотской… Это через весь город.

– В вашем городе такси бывают?

– Вы всё шутите, – упрекнула меня Клава. – Такси у нас есть, а вот денег у меня нет.

– У меня тоже, – говорю, – последнюю сотню свистнули.

Почему я вру? Наверное, хотелось выглядеть солиднее. На самом деле в кармане моих джинсов оставалось копеек тридцать.

Я взял Клаву за руку и повел вверх по тропинке. У неё была узкая теплая ладонь. Острый щебень колол голые подошвы. Девушка часто останавливалась, чтобы поправить сползающее полотенце.

Потом мы долго ловили такси. За это время я узнал, что Клаве уже шестнадцать, она студентка и через три года будет учителем.

– Я люблю детей, – сказала Клава.

– Я тоже. Цветы жизни…

На самом деле, я ещё не знал, люблю ли я детей, пока не появились свои. Однако процесс их изготовления мне всегда нравился.

Таксист оказался суровым: