На семи ветрах

Живёшь, испытывая страх,
шагов судьбы своей не слыша.

А где-то шёпот, где-то крик!
Ты к звукам глух и безучастен.
Разочарованный старик,
поверь, ты попросту несчастен.

Увидь судьбу свою, услышь –
сквозь толщу стен и плёнку окон,
сквозь герметичность плит и крыш,
сквозь безразличья плотный кокон.

Непроницаемый барьер!
Как можешь требовать ответа?
Ты, отгороженный от света
тяжёлым пологом портьер…

Попробуй воздуха глоток
впустить в промозглое жилище.
Преобразится закуток,
и атмосфера станет чище.

И шторы прочь – да будет свет!
Ещё – цветов на подоконник!
Невыносимый ипохондрик,
прими мой дружеский совет.

Живи – светло! Дыши – легко
и непременно полной грудью!
Грусти – пусть в горле будет ком, –
но непременно светлой грустью!

Благодари за всё и вся.
Рисковым будь и будь раскован.
Куда б ни привела стезя,
расплачивайся добрым словом.

Не спи. Гляди по сторонам,
открой себя, доверься миру.
А если мир трещит по швам,
не проходи бесстрастно мимо!

Анна

Аллегро

Я освоюсь, я когда-нибудь освоюсь, отторженье и отчаянье минуя…

Мне всё время отчего-то снился поезд: объявление «стоянка три минуты», я бегу… я время жадное прессую, на табло мигает ужас полудрёмы, по коленям бьют объёмистые сумки, сердце бешено колотится о рёбра, и лицо моё распаренно лоснится… вот билет! – секунды-осы так и жалят, но суровая стервоза проводница обрубает: не успела, отъезжаем…

Я привыкла гнать весёлые аккорды, чтобы всё кругом искрило и горело. Ставить личные и всякие рекорды в темпе драйва, напряженья и аллегро…

В голове несвязный гул большого хора. Планы брошены, проекты лесом вышли. Я теперь – велосипедик тихоходный. Тут быстрее не бывает и не выжмешь. В заторможенном реале обживаюсь. Засыпаю над нетронутой тарелкой. Чай глотаю не спеша, не обжигаясь и не чувствуя себя секундной стрелкой. Нынче в планах – и таблетки, и тонометр, и неспешные прогулки, вот умора… А иначе ведь тебя не остановишь: так и сгинешь на бегу, неугомонной…

Только чтоб его… не отпускает, снится: дико хочется не так бы, и не там бы, рыжекосая девчонка проводница – ну, скорее! – чуть не втаскивает в тамбур, дачки, яблони в закате недоспелом, рельсы-шпалы, огородики-крылечки. И отчаянно драйвовое «успела!»

И колёса, и аллегро… до конечной…

Анна

Последователь

В комнате-музее чисто-чисто, от стола к софе размечен путь. Это что ж должно было случиться, чтобы так себя перечеркнуть,

чтоб о Нём и под Него готовый жить и петь, ты сути не сберёг? Чтоб косой размашистый автограф – перерезал сердце поперёк, чтоб творить шаблонно и картонно, как маньяк, вгрызаясь в чуждый стиль,

чтоб до ноты знать, до обертона – всё, что Тот на волю отпустил…

Чтобы от восторженного писка заходилось всё нутро твоё, чтоб искать корявые записки, ручки, скрепки, чуть ли не бельё…

Утолять неутолимый голод. Напоказ остаться без семьи. Подчинить великому Другому суть свою и помыслы свои.

Будто по касательной прошёл Он. Ненароком жизнь свою внушил. Не вместить тебе – Его, Большого, в рамочки обманутой души. Но теперь, задумавшись о чём-то, с фотографий, прямо сквозь стекло, Он ударит яростно и чётко. Он прикажет гневно и светло –

взвиться над потерянным собою

маленькому, съёженному «я»:

– У меня была своя свобода.

И теперь мне не нужна твоя.

– С юморком!

Анна

Алкогольная поэзия

Люди пишут: мол, просить у музы – тщетно!.. Но как выпил – так поэма в полтетрадки!

Что же делать? – я непьющая вообще-то. И от этого с поэзией накладки.

Ленка с Танькой поддержали:

– Ну конечно!! Пить не можешь – так в поэзию не суйся! Ты забыла, детка: истина в вине же, хоть у Блока, значит, поинтересуйся…

– А нельзя ли газировку или квасик?

– Ты наивное дитя, но чтоб настолько… Хоть вино себе купи, а хоть пивасик, хоть ликёр, а хоть вишнёвую настойку!