Последний отзыв
Книга дельная. Без воды, приводятся реальные кейсы и способы их разрешения. Много практичных полезных советов и методик. Кое-что уже испробовала в дел...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Дожди над Россией
Год написания книги
2023
Теги
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Угрозы цеплялись одна за одну, как пальцы шестерёнки.
– Оя, мужики, паралик тя расшиби! Кому-т я уж и сыпану сольки на хвост, оя и сыпану-у! – ворчит Василий. Голос в нём ворочается невидимым медведем, как гром в небе. – А ну закрывай мне тары-бары на три пары!
Он оглушительно выстрелил длиннющим кнутом.
Кнутобой присмирил базар.
Скоро водворённый мир несколько подивил Василия. Похоже, он сам не ожидал, что вот так враз ухватит полную власть и над молодым вертоватым людом, как над козьей дикой ордой. Разок всего-то подал голосок Петрович (кнут свой он звал Петровичем) и масаи ша, примёрли.
– Стенки, р-рыздевайсь!
Долго ли голому раздеться?
Наши рубахи-штаны наперегонки слетелись комками в одну артель.
Василий побрезговал сунуть своё в общую кашу. Начальник!
Степенно вернулся назад к краю луговины, поближе к бузиннику, где в поту работало его рогатое войско. Под вечер козы всего охотней едят.
Фуфайку, рубаху-полотнянку прикрыл сверху крест-накрест кирзовыми сапожищами. Чтоб не улеглась какая бодуля отдохнуть.
– Аг… а-аг… подержи её за ножку, – сильно сутулясь, похохатывал он.
Идти босиком колко. Пускай под тобой вроде и трава, а чего в ней только не живёт! И колючки, и острые камешки, и битые бутылки.
Не взглянешь без слёз на судью. Босой, гол выше пояса. Но в шапке, в ватных штанах. Уши на шапке подняты, не связаны. Покачиваются при ходьбе, будто в лени отмахиваются от жары.
– Чего вытаращились, как козы на мясника? – шумит Василий. – Я б и готов выдать штанцам вольную, да большое утеснение душе… Как растелешённо, в однех трусах, скакать перед мадамами? – и смотрит в сторону рогатой ватаги в бузине.
– А в шапке чего?
– А без шапки, как без авоськи,[132 - Авоська (шутл.) – жена.] – рассудительно ответил за Василия Алексей.
Василий тоскливо морщится. За балаболками не за море ездить, и здесь непочатые углы!
– Скоко можно возжаться, ротозини? – выговаривает он и кривит губы, крупные, полные, как растоптанные валенки. – Тот шнурки всё не завяжет, тот резинку не затянет. Солнце уже где? – смотрит на самую высокую ёлку на бугре за ручьём. Эта ель служила нам часами. – За голову царевне пало. Завсегда на сю пору уже лётали в игре! Считаю, христовенькие, до десяти. И зачинаем!
– А почему до десяти? – подшкиливает Костик и сам отвечает: – Потому что дядя судья может считать только до десяти?
Василий не стал считать.
Резиновый детский мячик к груди, кнут на плечо и молча пошагал к центру, туда, где краснела кротова хатка, холмик свежей земли.
Но до середины поля Василий немного не дошёл.
Видит, не готовы анафемцы к игре, присел на мяч подождать. Подоткнул под скулу кулак на манер роденовского мыслителя и нечаянно задумался. И, похоже, надолго.
Можно б уже начинать – судья как неживой. Окликнуть никто не решается.
Команды пошептались, в два ручейка обежали Василия, стали друг против дружки скобками.
Круг почти замыкался.
Василик очнулся, недовольно вскочил. Теперь он скуп на речи, как гордая мужская слеза. Говорит, топором вырубает слова:
– Что, в каравай будем? Тогда за ручки беритесь, пукёныши.
– Но так положено начинать, – доложил льстивый Костик. – Все в журнале видели.
– Про каравайко? А там не показывали, что надо не тута, а в самом центре выстраиваться?
– Центра там, где вы, Василий Павлович, – плетёт кружева Костюня и рдеет, опускает долу шельмоватые глазки в пушистых ресничках.
– Чё эт ты, бочковатый зоб, масляным блином в рот просишься? По отцу вспомнил… Я и сам не знал, как его звали… Иль где справлялся?
– Как такое и без справки не знать?
– Не лиси лисой, Сотня, отвечай. Не прикидывайся овечкой, волк слопает! Эха, хозява… До чего ж тёмная да серая, прямо тёмно-серая публика. Лучше вели своим сказать привет. Цветок нет поднесть… Это ты не углядел в журнале?
– Цветы неловко. Не девчонки-погремушки…
– Во-он куда погнул углы? Как же. Подарки дарить – отдарков ждать. А какие с нас отдарки? Разве синяк какой?
– Это как раз и лишнее. Нам лишнего не надо.
– Не кидай зацепушки. Не подадут. А зачнёте фулюганить, спрос простой. Обниму раз подсекальником, – Василий пошевелил кнутом, – и вся штрафня.
– Да мы… Вот бы ваши… Мы, пожалуйста, можем даже поздоровкаться с вашими.
Сотников сделал знак. Вразнобой, без аппетита хозяева промямлили приветствие:
– Физ-культ-привет…
Мы с достоинством приняли этот факт к сведению, но до ответа не опустились.
Василий встал.
Все замерли, как ищейки. Не зевни, схвати первый! Кидай же, Василийчик!
Василий разбежался, широко замахнулся с подпрыгом – мяч выпал за спину.
– Не… с ноги далечей, – сказал себе.
Он пробежался, кинул перед собой мяч, замахнулся с подпрыгом – мимо.
Снова пробежался, снова кинул, снова махнул ногой – опять промашка.
По монолитному стану болельщиков прошелестело волнение.
– Оя, мужики, паралик тя расшиби! Кому-т я уж и сыпану сольки на хвост, оя и сыпану-у! – ворчит Василий. Голос в нём ворочается невидимым медведем, как гром в небе. – А ну закрывай мне тары-бары на три пары!
Он оглушительно выстрелил длиннющим кнутом.
Кнутобой присмирил базар.
Скоро водворённый мир несколько подивил Василия. Похоже, он сам не ожидал, что вот так враз ухватит полную власть и над молодым вертоватым людом, как над козьей дикой ордой. Разок всего-то подал голосок Петрович (кнут свой он звал Петровичем) и масаи ша, примёрли.
– Стенки, р-рыздевайсь!
Долго ли голому раздеться?
Наши рубахи-штаны наперегонки слетелись комками в одну артель.
Василий побрезговал сунуть своё в общую кашу. Начальник!
Степенно вернулся назад к краю луговины, поближе к бузиннику, где в поту работало его рогатое войско. Под вечер козы всего охотней едят.
Фуфайку, рубаху-полотнянку прикрыл сверху крест-накрест кирзовыми сапожищами. Чтоб не улеглась какая бодуля отдохнуть.
– Аг… а-аг… подержи её за ножку, – сильно сутулясь, похохатывал он.
Идти босиком колко. Пускай под тобой вроде и трава, а чего в ней только не живёт! И колючки, и острые камешки, и битые бутылки.
Не взглянешь без слёз на судью. Босой, гол выше пояса. Но в шапке, в ватных штанах. Уши на шапке подняты, не связаны. Покачиваются при ходьбе, будто в лени отмахиваются от жары.
– Чего вытаращились, как козы на мясника? – шумит Василий. – Я б и готов выдать штанцам вольную, да большое утеснение душе… Как растелешённо, в однех трусах, скакать перед мадамами? – и смотрит в сторону рогатой ватаги в бузине.
– А в шапке чего?
– А без шапки, как без авоськи,[132 - Авоська (шутл.) – жена.] – рассудительно ответил за Василия Алексей.
Василий тоскливо морщится. За балаболками не за море ездить, и здесь непочатые углы!
– Скоко можно возжаться, ротозини? – выговаривает он и кривит губы, крупные, полные, как растоптанные валенки. – Тот шнурки всё не завяжет, тот резинку не затянет. Солнце уже где? – смотрит на самую высокую ёлку на бугре за ручьём. Эта ель служила нам часами. – За голову царевне пало. Завсегда на сю пору уже лётали в игре! Считаю, христовенькие, до десяти. И зачинаем!
– А почему до десяти? – подшкиливает Костик и сам отвечает: – Потому что дядя судья может считать только до десяти?
Василий не стал считать.
Резиновый детский мячик к груди, кнут на плечо и молча пошагал к центру, туда, где краснела кротова хатка, холмик свежей земли.
Но до середины поля Василий немного не дошёл.
Видит, не готовы анафемцы к игре, присел на мяч подождать. Подоткнул под скулу кулак на манер роденовского мыслителя и нечаянно задумался. И, похоже, надолго.
Можно б уже начинать – судья как неживой. Окликнуть никто не решается.
Команды пошептались, в два ручейка обежали Василия, стали друг против дружки скобками.
Круг почти замыкался.
Василик очнулся, недовольно вскочил. Теперь он скуп на речи, как гордая мужская слеза. Говорит, топором вырубает слова:
– Что, в каравай будем? Тогда за ручки беритесь, пукёныши.
– Но так положено начинать, – доложил льстивый Костик. – Все в журнале видели.
– Про каравайко? А там не показывали, что надо не тута, а в самом центре выстраиваться?
– Центра там, где вы, Василий Павлович, – плетёт кружева Костюня и рдеет, опускает долу шельмоватые глазки в пушистых ресничках.
– Чё эт ты, бочковатый зоб, масляным блином в рот просишься? По отцу вспомнил… Я и сам не знал, как его звали… Иль где справлялся?
– Как такое и без справки не знать?
– Не лиси лисой, Сотня, отвечай. Не прикидывайся овечкой, волк слопает! Эха, хозява… До чего ж тёмная да серая, прямо тёмно-серая публика. Лучше вели своим сказать привет. Цветок нет поднесть… Это ты не углядел в журнале?
– Цветы неловко. Не девчонки-погремушки…
– Во-он куда погнул углы? Как же. Подарки дарить – отдарков ждать. А какие с нас отдарки? Разве синяк какой?
– Это как раз и лишнее. Нам лишнего не надо.
– Не кидай зацепушки. Не подадут. А зачнёте фулюганить, спрос простой. Обниму раз подсекальником, – Василий пошевелил кнутом, – и вся штрафня.
– Да мы… Вот бы ваши… Мы, пожалуйста, можем даже поздоровкаться с вашими.
Сотников сделал знак. Вразнобой, без аппетита хозяева промямлили приветствие:
– Физ-культ-привет…
Мы с достоинством приняли этот факт к сведению, но до ответа не опустились.
Василий встал.
Все замерли, как ищейки. Не зевни, схвати первый! Кидай же, Василийчик!
Василий разбежался, широко замахнулся с подпрыгом – мяч выпал за спину.
– Не… с ноги далечей, – сказал себе.
Он пробежался, кинул перед собой мяч, замахнулся с подпрыгом – мимо.
Снова пробежался, снова кинул, снова махнул ногой – опять промашка.
По монолитному стану болельщиков прошелестело волнение.
Другие электронные книги автора Анатолий Никифорович Санжаровский
Последний отзыв
Книга дельная. Без воды, приводятся реальные кейсы и способы их разрешения. Много практичных полезных советов и методик. Кое-что уже испробовала в дел...
Далее