В Гнилуше, с развилки, я не взял вправо, к дому. А сунулся к междугородке.
Благо, это совсем в каких-то шагах, под коленом у первого поворота улочки.
На междугородке, тесной, пенально-узкой, было пусто, тепло. Уютно бормотало радио.
В открытом окошке женщина в наушниках уморённо роняла в трубку:
– Горшечное… Горшечное… Горшечное… Или вы там все поснули?
Она приняла у меня заказ на Москву, сказала, что дадут не раньше чем через час, и снова взялась уныло вызывать поднадоевшее ей это кислое Горшечное.
Куда девать битый час?
Взгляд зацепился за стопку синих телеграфных бланков на круглом столике. Я сел за письмо жене.
Моя милая женьшениха!
Самая красивая девушка квартиры тринадцать!
Второй день не вижу тебя и мне уже не сахар. Ненадолго хватило меня, пришлёпал на переговорку вот, заказал тебя. Пока соединят, расскажу бумаге свою одиссею…
Обстоятельно расписал я свои набеги на облздрав, на Ольшанку и вспомнил. Обещали ж в течение трёх часов перевести маму и не перевели. Да как же я, тыря-мотыря, забыл у мамы спросить, говорили ли ей хоть что-нибудь похожее на перевод?
Ладно.
Спрошу в следующий раз.
Милая, даю цэу по пунктам. Внимай:
1. Кончились деньги – возьми в чёрной кассе. На большую дорогу с дубинкой не ходи. Дубинку могут отнять. Лишние расходы нам ни к чему.
2. Не сиди голодом на одном таллинском кефире. Ты не срок отбываешь. Талия у тебя и так на уровне мирового стандарта.
3. Повесть мою начисто стукаешь по вечерам на машинке? Больше воздуха (пропусков, абзацев). На твоё усмотрение. Я верю твоему чутью.
Тебя так долго не дают, что я и не знаю, что ещё написать.
Да, заглянул вчера в сарай.
Там вокруг кабана мыши водят хороводы. Я и подрядись. За пойманную мышку Глеб начисляет мне рубль – такса. Расчёт при отъезде. Вчера поймал восемь рублей.
Глеб весьма болезненно переживает мой успех. Мысленно желает мне всяческого провала.
Способы ловли не оговаривались. Я сходил купил мышеловку. Она добросовестно ловит. Я только успеваю приносить Глебу на фиксацию тёпленьких мышек. Этих сивых буренушек и дома не любят и на торгу не купят, а у меня берут. Я очищу Глебовы сараи от мышек и карманы от валюты-с…
Вот шёл сейчас мимо Чуракова рва. Остановился, постоял, где собирали с тобой летом чемпионов, как ма называет шампиньоны. Будто с тобой побыл. Грустно так стало…
Пока с мамой всё в порядке.
Сходи на почту, узнай, можно ли послать килограммов пять винограда. Если можно, вышли. Я буду здесь до возвращения мамы домой. Мне она рада, это ей на пользу.
Ну, пока, моя женьшениха.
Пиши сразу.
Твой з-з-з-золотой кор-р-рень.
PS.
Да! А петух поёт тебе по утрам?
– Мужчина, ваш номер не отвечает. Что будем делать с заказом?
– Снимите. И дайте конвертов авиа. Десяток.
Я достал из кармана мелочь, принялся отсчитывать.
– С авиа у нас нескладёха, – замялась телефонистка. – Вот, – на раскрытой ладошке она то опускала, то подымала конверт, будто взвешивала, – вот последний. С витрины. Никто не берёт.
– Он что, инвалидный?
– Да не так чтоб совсем. С лица чистенький. А назаде художественный видок… Мухи рассыпали своё грешное золото…
– А! Согласен на золото!
Я обвёл скандальное скопление и черкнул:
Видит Бог, это не я!
И отпустил письмо в ящик у входа.
2
В компрессорной Глеба не было.
Я туда, я сюда. Нету!
Повстречавшийся старик, которого я спросил, не видел ли он Глеба, ответил как-то кроссвордно:
– Ищите нашу месткомовскую власть между небом и землёй.
Уголки глаз у старика ехидно поблёскивали.
– А поточнее нельзя?
– В кочегарке за котлами. На лестничной площадке.
Кочегарка…