Этот одноокий болтал сам и одновременно слышал и видел всех!? Неслыханное коварство!
– Авешникова, ты всех задерживаешь. Почему не выходишь? Или стесняешься осквернить сцену своим присутствием?
Зиночка медленно поднялась, но из-за парты не вышла. Горько опустила глазки. Ну кому охота ни за что привечать двойку?
Рыжий циклоп ждуще косился на обаяшку. Неожиданная улыбка стянула с мятого холостяка напускную суровость. Наверное, никогда не родится мужчина, кому с первого же взгляда не нравилась бы наша кисуня.
– Ну что, Авешникова? – светлеет голосом Илья Ильич. – К рамке бежать не с чем? А к журналу ноги не идут?
– Не идут… Илья вы Ильич… – пожаловалась Зиночка.
– Причина уважительная. Ладно… Садись.
Огненное одобрение весело проскакало по партам.
– А наш одноглазик всё же человек! – благоговейно шепнула мне Почему. – Не стал кидаться парами.
– Не пыли. Замни базар…[81 - Замять базар – остаться при своём мнении.] Похвалишь после звонка.
– Мохнатая тоска с тобой!
Приоткрылась дверь.
Боком, воровато Яша втёк в тесный светлый простор, угнулся и на пальчиках прожёг к своей крайней парте под бочок к Анусе. Илья Ильич даже не заметил.
– Вот кто герой! – мечтательно зацвела Почему. – Обалдайс!
– Оппаньки! Ну, сбегай возьми у этого драного уха автограф. Будешь первая!
– Кози-кози… – поманила меня к себе пальцем Инга. – Зави-идки тебя дерут… А Яша храбрун. Экстракласс! Был прикован к столу, как Прометей к скале!
– Пришпилен. И я могу так пришпилиться.
– Героизм под копирку унижает.
– Хо! Да хочешь, подвижок твоего Тоганяна – дамский! Не делай большие глаза. Давно убедился, это у тебя получается… Женщина под серёжки протыкает мочки. Подвиг? По-твоему, да? А вот я нос проткну мизинцем! И вдену кольцо! О!
– Так, так!
Я зашарил в карманах.
Почему угнулась ниже к парте. Хохотнула:
– Что, мизинчик забыл дома?
– Кольцо… Вдевать нечего… Зато вот булавка… Смотри внимательно…
Я зажал раскрытую булавку в левой руке, с разбегу хлопнул над своими коленками в ладоши.
– Ты что сделал? – посуровела Инга.
Под партой, в сумерках, я шевельнул кулаком правой руки. Белый нос булавки на целый сантиметрище вроде надёжно торчал из края спины ладони.
– Смотри… Принимай работу…
– На-асквозь?! – обмерла Почему.
– Может быть… У нас всё насквозь!
– А где же кровь?
– Они задерживаются… Попозжей будут…
Играть так играй до конца.
Я обмяк и весьма чувствительно уплыл мешком под парту. Это было подано как обморок. Верх почему-то негнущейся левой руки застрял где-то над откинутой крышкой.
– Инга, твой сосед, я так понимаю, рвётся отвечать, но не решается? Руку поднял, а сам под парту? – Илья Ильич, вижу из-за мачаварианинского кирзового сапога, наклонился к журналу. – Передай ему, может не волноваться. Не надо отвечать. Я уже поставил оценку.
Я срочно вылез под хиханьки:
– Какую?
– А какую б ты хотел?
Я слегка подумал:
– На дважды два я б согласился.
– И я. На дважды два дробь два.
– В дробях многовато одному. Дробь единица, а?
– Дробь два.
– Единица… Единицу, ну пожалуйста. Я ж не отвечал.
– Больше чем на двойку не знаешь.
– Я всю ночь учил…
– Ночью рекомендую спать. Меняй режим.
– Если изменю, – начинаю торговаться, школа рынка, – двойку не поставите?
– Я уже поставил.
– Перечеркните. Что вам сто?ит?