– Как могут нравиться эти блошиные хоромы? Тесно. Всё гнилое… Вы ж не видели, как люди живут.
– Где ж я жила? Шо я бачила? Восемь десятков лет не то прожила, не то промучилась… Не то проплакала, не то пробедовала. Не знаю, где я и була восемьдесят лет…
– Как Вы рассказывали, сколько себя помните, столько и работаете каторжно…
– Да. Без труда не выхватишь и рыбку из пруда. А ловить трэба кажный божечкин день.
– Ма! У Вас полипы в желудке. Это с голода. Вы едите часто?
– Часто. Кажную неделю.
– Запоры бывают?
– Бувають.
– Простоквашку пейте по утрам.
Я подогрел ей стакан простокваши из холодильника.
Она выпила.
– А не простоквашу, так масло пейте растительное.
– А где возьмёшь то масло? Уже год его у нас в магайзине нэма… Ноги болять…
– А чего им не болеть? По цементу ходите в одних шерстяных носках. Далеко ли тут до простуды? А за диваном валяется целый бугор тапочек.
Второй день мама понемногу пьёт подогретое кислое молоко.
Начала вставать.
Выходит посидеть под окном на лавочке.
28 августа 1992
Большая стирка
Гриша стирает в корыте на табуретке.
С койки мама горько глядит, как он это делает.
Гриша заметил, что на него возложили глаз, и так расстарался перед мамушкой, так осатанело раскипелся-разбежался в усердии, что сам чёрт позавидовал и кинулся помогать ему по полной схеме.
Корыто не выдержало пламенного старательства двух горячих, чумовых гигантов и с гордым вызовом перевернулось.
Вода со змеиным жестоким шипом раскатилась по всей кухоньке.
– Э-э! Прачка! – шумнула мама. – Ты нас затопишь!
– Не бойтесь, Пелагия Михална! Я в запасе держу хорошие багры. Спасу! – смеётся Григорий, ловко схватывая тряпкой воду с полу.
Баптист
За обедом Гриша наливает мне и маме ситра.
А себе спирта.
– Я не хочу ситра, – отодвигает мама рюмочку. – Оно тэплэ.
– А холодненькое, – трясёт Григорий трёхлитровую бутыль со спиртом, – Вам ой нельзятушки. Горло застудите. Пейте тёплое ситро. Как я. Я разогреваю своё пойло до девяноста шести градусов. И доволен.
Мама ест простоквашу:
– Гриша! Намахай и Толеньке спирту.
– Толька не пьёт. Баптист!
30 августа 1992
И лопатой не накидаешь!
Лишь сегодня я заметил, что у козы Гальки занятные рога. Две костяные кокетливые кудельки лились по лицу, и один рог изгибом упирался под глаз.
Нарешил я эту загогульку срезать.
Как же!
Вон олень сбрасывает рога, сбросит и она.
Стал отпиливать ножовкой. Выбугрилась густая кровь.
Мне стало плохо. Я бросил эту хирургию.
Гриша замазал рог зелёнкой. Кровь перестала течь.
– Не получился из тебя Пирогов, – вздохнул Григорий. – Может, выйдет хоть рядовой трудяшка. Айдайки в поле на наш огород рвать фасольку.
По пути забрели в колхозную кукурузу.
Сдёрнули несколько кочанов.
– Колхозное брать можно спокойно и с достоинством, – разрешил Гриша. – Как своё родное. Всё равно бросят. Сгноят на корню. Но поймай здешняки вора на своей картошке, уроют на месте и на могилке выложат крестик из картофельных листьев.
– А если ночью?
– Не советую. Когда намылишься спионерить какой пустяк, рули на колхозное поле днём. Как в народе поют? «Всё вокруг колхозное. Всё вокруг моё!» Днём ты просто культурно берёшь. Почти своё. А ночью ты уже тать и надо тебе накидать по всей катушкиной строгости.
Я хотел рвать фасолюшку с корнем.