– Боженька дал. Боженька и взял… Обнулил…
Пока тары-бары на три пары – уже девять.
Я на стреле домой.
Григория – нету!
Маточка моя! Это беда!
Я переоделся в фуфайку, в старые Гришины штаны.
Натягиваю мамины резиновые сапоги.
Мама причитает:
– Та Толька!.. Та сынок!.. Та куда ты ото у ночь побежишь?! Шо ты в том поле зараз знайдэшь?
– Он мне брат и Вам сын или слепой лишний щенок, которого Вы собираетесь утопить? – рявкнул я. – С пьянчугой усвистал! Сырые бугры… Может, навернулись! Валяются где в овраге. А Вы – ночь! Дождь! Оё!..
Не знаю, зачем я сунул в карман ножичек с палец и на завод. Сейчас как раз везут молоко с ферм. С какой попуткой и увеюсь.
И я умчался на молоковозе с першинским шофёром Мацневым.
Подъезжаем к Разброду.
Я сказал, как ехать к нашей делянке, и он поехал.
Я боялся, что мы не доедем.
На удивление, сырь нас нигде не усадила.
Одно дело день, другое дело ночь.
Как ты на убранном поле сыщешь свой клин?
Летели мы наугад и всё же не промахнулись.
Выскочил я из кабинки. Ладони рупором ко рту:
– Гри-иша!.. Гри-и-иша!!.. Гри-и-и-и-иша!!!..
Никакого ответа.
Только обломный чёрный ветер валил с ног.
Мол, кончай орать!
Рядом с нашим огородом кисла деляночка плохо скошенного овса. Осыпался овёс. Пророс.
Поднялся редкой белой полоской.
Овёс утвердил меня в мысли, что я на своём клину. И стал я вскидывать ботву… И нашёл. Вот пять мешков с картошкой! Мы с Гришей собирали!
Я и заплакал, и засмеялся.
Живой Гриша! Живой!! Живой!!!
Этот стакановец Васёка не приехал!
И развеликое спасибушко!
– Иван Николав! – подбежал я к шофёру. – Милушка! Роднулечка! Золотко! Тут всегошеньки-то пяток мешков! Ну давайте заберём и вся комедь!
– Да нет. Комедия отменяется. Ну молоковозка! Куда я суну мешки? Бортов нету. В цистерну насыпом?
– Ну в прошлом годе привозили точно на такой молоканке. Десять привозили! Ну! По бокам привязывали!
– Как вы там возили, я не видел…
Этому гофрированному вавуле[69 - Вавула – лентяй.] интересней му-му валять. Неохота отрывать свой худой банкомат от тёплого сиденья. Ну и хрен с тобой!
Главное, Гриша цел, невредим и готов к новым боям-баталиям!
Мы выскочили на асфальт и горшок об горшок.
Мацнев дунул к себе в Першино.
Я пожёг в противоположную сторону.
По пути забежал на завод.
Гриши не было.
Максимыч стоял за него вторую смену подряд.
– Так Григория вы видели?
– Да. Договорились. Я его ночь отстою. Он завтра погасит должок. Примерно часов в пять уехал на молоканке.
Я подхожу к нашему вигваму.
Два красных огня. Молоковозка. Поверху между цистерной и поручнями громоздятся горушками мешки.
Какой-то мужик с машины помогает Грише усадить мешок на горб.
– Здравствуйте, что ли! – в радости крикнул я.
– Здоровьица вам!