Жених и невеста

Вошли вроде в проулок. Но где хаты?

– А во-о-он катушок, – тычет зорковатая Нинушка в горький сараишко, такой плохущой, – ну тебе честным словом подпоясан, тем и держится. – Живой катушок. К кровельке пристёгнут кривой столбок дыма.

– А в соседях с катушком, кажись, землянка… – надвое, с сомненьем роняет Манюшка и из-под руки вглядывается в свою находку.

– И рядом…

– И вон ещё землянка…

– И вон…

Пони?жала Острянка наша.

Ушла, бездольная, в земляночные норы…

Минутой потом, как вошли в серёдку села, нас завидели. Завидели и в слезах посыпали к нам из землянок.

Обнимаются. Жалятся:

– Чёрно было под немцем…

– Хлеб заставлял жать ножом и по соседским деревням…

– Живность всю полопал…

– Избы все огнём с земли-корня смёл…

– А ваша, – докладствуют мне, – в полной невредимости. На всю Острянку не одна ль и убереглась.

– Ка-ак?

– Да как… Наступали наши… Ядрёно так ломили с лога. Вражина и засуматошься, как мышонок в подпаленном коробе. Наши напирают с одного конца, немец, понятное такое дело, отбегает к другому. Пятится раком, а пакости остатние кладёт-таки. Как отдать какую хату – цоп из огнемёта в соломенную стреху – и за соседнюю избёшку. Прижимает отдать и ту – клюнет огнём и ту… За каждую хатку цеплялся супостат… Каждую хатёнку подымал к небу пламенем. А что погорело острянцев живьём по своим же углам!.. Выйти не выйдешь. Прибьеть… Сиди… Дед Микиток сгорел, бабка Лизавета сгорела, Витюк Сотников сгорел, Валя Мазина и Тоня Диброва сгорели, Федя Ветлов – помнишь, рисовал ещё тебя мальчишечка? – сгорел, Танька Филимониха, Таня Казачихина… Валёна Пусева… Ланюшка Заёлкина… Поди перечти всех… Как отступал через всё село, так ото всех хат один пепел и спокинул. А ваша стояла от порядка в глубинке, вроде отбегла ближе к огородам, вроде как спряталась за садком. В сумятице и миновала её огнёва милость…

Подходим…

В самом деле стоит!

Труба, крыша, стены – всё на месте.

Только двери-окна враспашку.

Добежала я до крылечка – нету моих сил в хату войти…

В слезах упала в высокий снег на порожках.

Манюшка с Нинушкой – они первые шли следом – взяли под руки. Ввели.

– Ма! Ну чего Вы запутались в слезах? Мы ж дома! Радуваться старайтеся!

– Ста… ра… юсь…. – шепчу.

А у самой никакого сладу со слезами.

Смотрели они на меня. Смотрели…

Попадали мне на грудь да как завоют себе…

И не скажу, сколько мы так, гуртом, прокричали, как вдруг все три поворотились на грохот.

Глядим, у раскрытого окна, на полу, сидит на пятках Колюшок.

В поднятой руке топор вверх острым.

Не успела я и спросить, чего это он затеял, как он шибко стукнул обухом по гвоздю, торчал из приподнятой половой доски, стукнул ещё, потом ещё, ещё. Доска уже не горбилась. Послушно легла в одну ровность со всеми досками в полу.

Колюшок деловито перешёл в угол, где так же молчаком с азартом заходился скалывать ледяную корку.

В каком-то необъяснимо весёлом, светозарном удивленье Маня с Ниной глядели на меньшака брата.

Стук его топора не только остановил наши слёзы. Он сделал ещё что-то и такое, чему я не знаю названья.

В душу вошла какая-то высокая ясность, вошла сила, и я, снежная песчинка, кою в такой свирепой ярости вертели лютые вихри войны, разом почувствовала себя твёрдо на ногах, почувствовала Хозяйкой – вернулась в мёртвый отчий дом ладить человеческую жизнь.

Я расправила плечи. Огляделась орлицей вокруг.

Стены в инее были пусты. Лишь в простенке между окнами во двор уныло висели наши ходики. Остановились Бог весть когда в половине шестого. Из них стекала в наледи цепочка до самого пола.

Я размашисто подошла к часам.

«Вот и вернулось наше время! – шепнула про себя ходикам. – Стучите наше время! Считайте наш век!»

Я поправила цепочку (на конце её торчала стоймя примёрзлая к полу гирька), толкнула маятник.

Часы пошли.

Без сговорки Маня с Ниной разом захлопали, когда увидали, как маятница[13 - Маятница – плоская гирька на маятнике.] спохватилась в обстоятельности распохаживать из стороны в сторону.

– Не в клубе на концерте! – шумнула я на дочек.

Наладилась я было построже прикрикнуть, да строгость из голоса выпала, говорю со смешком:

– Давайте-ка лучше в катух за кизяком. Может, что и оставил незваный гостяря.

– Посмотрим!

Девчата живо уборонились из хаты, весело простучали по скрипучим половицам в сенцах.

Звуки шагов примёрли.