Жених и невеста

Мороз так и стриганул по мне.

Присмирнела вся моя курсантская рать. Даже дыхание слышу своё.

Все ждут, куда ж оно все и поклонится.

А куда клонить?.. Другой бы кто, а то младшенький… Домашний гостюшка, запазушник мой… Вот уж воистину, детки – железа? на душе.

– Зинушка, – глажу её по голове и через большую силу шлю себе на лицо улыбку, самой впору голоси, – ну ты, ёлки-коляски, тожа, ей-пра… Да в свои в шестнадцать ты любому раскрасавцу – праздник! А ты веру кому дала? Колюшку!.. На двенадцатый всего-то полез годок… Да что этот плужок понимает!

Я поискала глазами в толпе Колюшка.

Стоит, басурманская кровь, руки в боки, глаза в космос.

Вроде не об нём и песня.

– Ну что, бездипломной ты мокроносый спец по ножкам, что ж даль думаешь? Думаешь, раз на весь девчачий отрядко ты один кочетиного семени, так те всё и дозволено?

– Ма…

– Не мамкай! Ишь! У него ума полна сума да ещё назади торба! Я сразу тебя не брала… Нечего тебе на курсах путаться!

Выговариваю, а самой жалко на него глядеть.

Того и выжидай, слезьми брызнет.

– Ну, ма-а… Я боль не буду…

– Не буду, не буду… – упала я в его колею. Остановилась. Перевела дух. Мягче уже так повела: – Иль ты совсем выбежал из ума? Пойми… По малым по годам твоим никто тебе трактор не даст. На что ж тогда курсам вольной слушатель? Молчишь… Скажи тепере, ходим мы с тобой в пятые классы?

– Ну…

– Лучше учи уроки. Не лети сюда посля школы. К те вон вчера за компанию с четвёрками да пятёрками прошмыгнула в дневник и тройка. Вина на курсах?

– Неа! То по немецкому. Немецкий я и не подумаю учить! Немой на нас напал! А я учи его язык? Фигушки ему!

– Учить не учить… Не твоего умка забота!

– Вот-вот! Я тож так считаю… Не учу и вообще брошу на немецкий ходить!

– Ты мне дурьи песни не пой. Раз велят – учи. Всё хорошо учи. Я, – смеюсь, – строго не взыщу, наладься таскать одни пятёрки. Таскай на здоровье. Только внапрасну не рвись надвое. На школу да на курсы. Твои, Колюшок, курсы попереди.

11

Впотьмах и гнилушка светит.

Занималось у меня двенадцать девчаточек.

Все хорошо отучились. Весной выехали пахать.

Теперь я им бригадирша.

Поначалу Зине не находилось прицепщика. Колюшок заходился было пойти.

Зина вовсе не против, раз он больше не лип с критикой про ножки. Но по малости его лет дала я полный отвод. Пристегнула к водовозке.

Дело это не могильное для подлетка.

Зато край как всем нужное.

Начерпает из колодца воды в бочку, хлоп караковую и за милую душу пошёл-поехал от загонки к загонке.

Приедет, бывало, и дивуется, а чего это девчаточки мои всем базаром заводят трактор.

Трактора у нас плохие были что.

Чуть чего – глохнут в борозде.

Одной не провернуть заводную ручку. Сбегаются девчаточки. Всем налегают калганом. Сильно отбивало руки. Мы приладили верёвочку к рукоятке, тянули за верёвочку.

По ночам – а мы наичаще работали в поле по ночам – в большой строгости не разрешали зажигать фонари. С неба ещё немец заметит. Фронт же под боком! А по раскрытой нашей воронежской степи ох и далеко-о видать…

Приладишь на передке коптушок (пузырёк с керосином) и пашешь.

Ещё только готовишь земелюшку к родам, а пред глазами богатая рожь колышется спелая…

Залюбуешься… Забудешься…

Запоешь про себя нашу:

– Милый мой,
Уж пшеница созрела,
А луга те давно отцвели,
Друг любимый,
Я, как ты велел мне,
Выполняю заветы твои.
Урожай на полях так прекрасен,
Каждый колос высок и тяжел.
Нужны руки рабочие, кадры,
На полях тоже нужен дозор.
Пригодилось твое мне ученье,
И твой трактор на полном ходу.
Завтра, друг мой, чуть свет, спозаранку,
Я его на уборку веду.
За меня, мой хороший, не бойся,
Про тебя я здесь помню всегда.
Скоро, скоро опять мы сойдемся,
Мой любимый, танкист, навсегда.
Знай, что я на фронтах урожая