Рубеж

Ракетчики возвратились с полигонов еще до захода солнца. А когда городок окутали сумерки и на темном небе появились первые звезды, пусковые установки уже стояли в парке, тщательно вычищенные и заботливо укрытые брезентом.

Подполковника Нечаева встретил дежурный офицер, доложил, что командир все еще находится в своей служебной комнате на втором этаже казармы.

В комнате был полумрак, горела только настольная лампа под зеленым низким абажуром, освещая густо заполненные цифрами листки и логарифмическую линейку. Майор не сразу заметил начальника политотдела и оторвался от расчетов, лишь когда Нечаев подошел вплотную к столу и спросил с укором:

– Значит, ракетчики все еще трудятся?

– Извините, товарищ подполковник. – Жогин встал, не выпуская из рук логарифмической линейки, выпрямился. – Проверяю работу операторов.

– Вижу, вижу. А я проверить жалобу пришел.

– Какую жалобу? – Жогин удивленно посмотрел на подполковника.

– А дочь ваша, Машенька, пожаловалась. С полигона, говорит, папка вернулся, а домой не идет.

– Э-э-э, неправда, товарищ подполковник, – заулыбался Жогин. – Я раньше всех дома побывал, сразу, как технику в парк поставили.

– Мало побывали, значит. Надо было с дочкой в кино сходить, с женой погулять под звездами. Вечер-то какой!

– Не до этого, Геннадий Максимович, – Жогин тягостно вздохнул. – Я сейчас вроде провинившегося школьника. Того и гляди, в угол поставят.

– За что?

– Не догадываетесь? Ладно, скажу. Как раз сегодня на полигоне я понял, что не за тот гуж мы тянули. Оно, конечно, установленные нормы перекрыли, и командующий похвалил нас. Но это все лишь секунды… секунды… – Жогин разочарованно развел руками. – А хочется большего. И ведь есть такая возможность, есть! Только заходить нужно с другого фланга. Прибор наведения меня беспокоит. Именно в нем скрыты резервы ускорения подготовки точных данных.

– Интересно. Но ведь это, как я представляю, уже область большой рационализации. Вы с полковником Осокиным советовались?

– Пока в общих чертах.

– Помощь обещает?

– Не очень. Ему сейчас, после замечаний командующего, не до рационализации.

– Ну как бы там ни было, а он непосредственный начальник ваш. К тому же за всю рационализацию в дивизии в ответе. А вы, значит, за этот прибор уже всерьез взялись? И как… проясняется что-нибудь?

– Одна идея уже в руках вроде. Но времени маловато. Урывками работаю.

– Что ж, тогда не буду мешать, Григорий Павлович. Работайте. Только не забывайте, что и отдыхать нужно.

Жогин улыбнулся.

– Спасибо, товарищ подполковник.

Внизу Нечаева опять встретил дежурный офицер, проводил в ленинскую комнату, где солдаты читали газеты, писали письма или тихо разговаривали, разделившись на маленькие группки.

– Скучновато у вас что-то, – сказал Нечаев, присаживаясь к столу, заполненному подшивками газет и журналов. – Устали вы, похоже, основательно.

– Не в том дело, товарищ подполковник, – заговорил было ефрейтор Машкин и вдруг замялся, умолк.

Нечаев знал ефрейтора как хорошего оператора, веселого, артельного товарища и как самого голосистого запевалу в гарнизоне. Месяца два назад после соревнования на лучшее исполнение строевых песен он сам вручал ему приз с шутливой надписью: «Волжанину, земляку Шаляпина, ефрейтору Машкину Константину Степановичу с благодарностью от командования».

– Так вы чего приуныли? – спросил Нечаев. – Никогда раньше я вас такими вроде не видел.

Ефрейтор нехотя стал объяснять:

– Обидно, товарищ подполковник, в своем ракетном деле все как надо было, а тут…

– А тут не свое дело, значит? Выходит, борьба с десантом противника дело постороннее. Странно вы рассуждаете.

Машкин в замешательстве посмотрел на молчавших товарищей.

– Не то чтобы постороннее, товарищ подполковник, но и не прямая наша задача, как, например, подготовка к пуску.

– Не прямая, говорите?

– Конечно. Сами посудите, если не будет расчетных данных ко времени, то и никакого ракетного удара не произойдет.

– А если десант противника захватит всех нас вместе с пусковыми установками, тогда удар произойдет? – Нечаев строго посмотрел на растерявшегося Машкина. – Ну, ну, отвечайте.

Машкин долго переглядывался с товарищами, как бы спрашивая: «А вы чего молчите?»

Наконец кто-то сказал без энтузиазма:

– Охрана ж должна быть.

– Верно, охрана должна быть, – подхватил Машкин.

– Ладно, допустим, что подразделения для охраны пусковых установок выделены командованием. Но ведь они могут опоздать, да и противник в любой момент отсечь их может от расположения ракетных установок. Как быть в таком случае? – спросил Нечаев.

– Тогда, конечно… Сами тогда должны защищаться, – согласился Машкин. – Но ведь это исключительные обстоятельства, товарищ подполковник.

– Исключи-и-тельные… – протянул Нечаев. – Да при современных воздушных средствах десантные действия могут приобрести самые массовые размеры. Или вы такое не допускаете?

– Нет, почему же, допускаю, – сказал Машкин. – Мы на такой случай дополнительные обязательства приняли.

– А где же они, ваши новые обязательства? – спросил Нечаев.

Все посмотрели на рослого бритоголового солдата с густыми рыжими бровями, что сидел неподалеку от ефрейтора Машкина. Тот мгновенно встал, громко доложил:

– Рядовой Омелин, оператор. По совместительству художник, товарищ подполковник.

– Знаю, – улыбнулся Нечаев. – Значит, обязательства у вас?

– У меня, товарищ подполковник. Разрешите показать?

Омелин метнулся к шкафу, достал тетрадь, проворно раскрыл ее на столе перед начальником политотдела. В тетради карандашом было записано: «Добиваться в боевых расчетах полной взаимозаменяемости номеров, уметь отлично стрелять из автоматов, бросать в цель гранаты, постоянно держать при себе противогазы…»

– Что ж, разумно, – сказал Нечаев. – Но тут, я думаю, нужно особо подчеркнуть роль боевых расчетов в защите пусковых установок, о чем как раз и толковали мы только что. Как вы считаете, товарищи?