Рубеж

И в самом деле, едва въехали в городок, у крыльца штабного домика уже стоял дежурный офицер, в начищенных сапогах, подтянутый, вполне готовый к встрече неожиданно появившихся гостей. С подчеркнутой уставной четкостью доложил, что в полку идут плановые занятия, что новый командир полка осматривает боевую технику в парках, но за ним уже отправлен посыльный.

– А где заместитель командира майор Крайнов? – спросил Мельников.

– Майор на стрельбище. За ним тоже ушел посыльный.

– Ладно, подождем, – сказал Мельников.

Офицер сделал шаг в сторону от дорожки, приглашая комдива и его спутников в помещение. Но Мельников задержался у крыльца, чтобы подразмяться после долгого сидения в машине и лишний разок взглянуть на близкие сердцу приметы. Их было тут много, и они волновали его всякий раз, когда он приезжал в полк. Невдалеке, на взгорье, между двумя кленами, стоял одноэтажный зеленый дом с простенькой застекленной верандой – первое жилище Мельникова в этом степном краю. А чуть правее, в конце городка, выглядывало из поблекших от жары карагачей и вязов бурое здание бывшего полкового клуба, где он играл когда-то в бильярд, брал в библиотеке книги и даже встречал Новый год – самый первый после Дальнего Востока. Теперь здание приспособили под склад вещевого имущества, а взамен клуба выстроили Дом офицеров, в самом центре городка. И хотя старые постройки на фоне новых, каменных выглядели жалкими, потускневшими, они были дороги, с ними память связывала прочными нитями. Глядя на них, Мельников подумал о прибывшем в полк новичке, судьба которого, быть может, в чем-то повторит его собственную. Ведь именно здесь, в этом городке, принял он когда-то батальон, который был лучшим в полку. А потом, на первых же стрельбах, вдруг оказалось, что батальон совсем не такой образцовый, каким считал его тогдашний командир полка.

«А впрочем, зачем все это лезет мне в голову?» – подумал Мельников и предложил своим спутникам:

– Пойдемте, пожалуй, в помещение.

Дежурный открыл кабинет командира, сменил застоявшуюся в графине воду, приспустил шторы, чтобы не било в глаза клонившееся к горизонту солнце. Штабной дом не походил на прежний: тот был тесный, деревянный, а этот из железобетонных блоков, с широченными окнами, высокими потолками. В кабинете командира кроме стола и стульев стояли два шкафа с военной литературой.

Мельников рассматривал уже знакомые книги о Великой Отечественной войне, мемуары известных военачальников, военные журналы. Взгляд его задержался на изрядно потертой книжке «Действия мелких подразделений в современном бою». Это был его труд, впервые изданный, когда он еще командовал батальоном, затем дважды переиздававшийся в разное время с поправками и дополнениями.

Пальцы невольно начали перелистывать страницы, на которых остались чьи-то карандашные пометки: кружки, стрелы, восклицательные и вопросительные знаки. Местами попадались короткие надписи: «Это важно», «Следует подумать», «А что дальше?»

Пришел новый командир полка. Невысокий, щуплый, с буйной черной шевелюрой, торчавшей из-под фуражки, он скорее походил на молодого выпускника военного училища, нежели на подполковника. Не придавало ему должной солидности и лицо со слегка раскосыми глазами и чуть приплюснутым носом. Лишь манера говорить – неторопливая и уверенная – выдавала в подполковнике человека неробкого, умеющего хорошо ориентироваться в новой обстановке и, как показалось комдиву, совсем не склонного пускать пыль в глаза начальству, что случается зачастую с офицерами-новичками.

В коротком и очень сдержанном докладе подполковник, назвавшийся Авдеевым Иваном Егоровичем, сообщил, что от роду ему тридцать два года, что служил он в Белоруссии, где был начальником штаба мотострелкового полка, а до этого командовал мотострелковым батальоном в Забайкалье.

Мельников поглядел на Жигарева, потом на Нечаева, сказал задумчиво:

– А подпирает молодежь нашего брата-фронтовика. Пройдет еще немного времени, и весь командный состав будет послевоенным. Каково, а?

– Все движется, все изменяется, – в тон ему произнес Жигарев. Люди с военным опытом уйдут, останутся мемуары в золотых обложках.

– Мемуары – не все, – возразил Мельников. – Живой опыт должен остаться в войсках, Илья Михайлович. Слишком дорогой он у нас.

– По-моему, важно отношение к военному опыту, – заметил Нечаев. – Для одного – это лишь воспоминания, а для другого – суть, диалектика.

– А как, товарищ подполковник, появилось у вас желание принять Степной гарнизон, если не секрет? Случается ведь по-разному? – спросил Мельников у Авдеева.

– Конечно, – согласился Авдеев. – Тем более был у меня выбор, не скрою.

– А Степной перетянул, значит?

– Перетянул, товарищ генерал. Места для тактических учений здесь завидные. Есть где развернуться.

– Вот и меня просторы здешние привлекли когда-то. – Мельников кивнул в сторону окна, за которым на фоне белесых облаков широкими кругами ходили два беркута. Они то устремлялись друг к другу, то отдалялись и задумчиво застывали в необъятном поднебесье. – И, представьте, о выборе своем не жалею.

– У вас, Иван Егорович, как вы сказали, есть семья. Где она сейчас? – поинтересовался Нечаев.

– У меня маленький сын. Сейчас жена с ним у тещи в Новосибирске. Там тайга, хвойный воздух. Пусть подышат.

– У нас воздух тоже вольготный и солнце щедрое, – заметил Мельников.

– У нас и охота хорошая, – улыбнулся Нечаев. – Вы как… любитель?

– Иногда побродить с ружьем не против, особенно по свежему снегу, но к специалистам этого дела себя не причисляю, – признался Авдеев.

– А жену привозите быстрей, – посоветовал Нечаев, – этак, знаете, спокойнее будете. Право!

Авдеев как-то сразу стушевался и погрустнел.

Уловив это, комдив быстро перевел разговор на дела.

– Так вы, товарищ подполковник, надо полагать, с полком уже познакомились. Каково впечатление?

– Впечатлений много, товарищ генерал, а от оценки пока воздержусь. Не вполне еще разобрался.

– Что ж, тогда присматривайтесь. – Мельников произнес это с обычной своей сдержанностью, хотя осторожность нового командира полка не понравилась ему. Ведь что бы там ни было, а первое мнение о личном составе, о содержании техники, о ходе боевой подготовки свежий человек уже должен бы составить. – А мы… – комдив посмотрел на своих спутников, – мы вот с учебных сборов едем. Поучились, опыта поднабрались, теперь снова за дела. Кстати, чтобы вам было известно… Этот товарищ – бывший командир полка, – генерал вытянул руку и показал на Жигарева, – того самого, который вы принимаете. Правда, с тех пор как он сдал его, прошло уже больше года, однако полк он считает все же своим, так что вниманием обойдены не будете, могу заверить.

В дверях появился майор Крайнов, загорелый, молодцевато подтянутый.

– А вот еще один ветеран, – приветливо улыбнулся ему Мельников. – Заходите, заходите. Ждем.

Майор проворно вскинул руку под козырек, негромко, но очень четко доложил, что был на стрельбище, смотрел огневые позиции, где завтра должен представлять новому командиру мотострелковые батальоны, по взводу от каждого.

– По взводу, говорите? – Мельников задумался. – Так это вы, дорогие товарищи, затянете передачу полка надолго.

– Конечно, затянут, – подхватил Жигарев. – А смысла нет, товарищ генерал, только что инспекторская проверка была. Свежие акты имеются. Что же мы, вторую инспекторскую в полку развернем?

Комдив перевел вопросительный взгляд на Авдеева.

– Есть же устав, товарищ генерал. В нем определен срок сдачи и приема, – сказал Авдеев.

– Устав-то есть, но есть и план боевой подготовки, – озабоченно сказал Мельников. – И мы должны готовиться к учениям. Так что времени на разминку у нас почти нет.

– Но я же для пользы дела стараюсь, товарищ генерал.

– А вы думаете, если мы сократим срок приема, то это не для пользы дела?

– Нет, я так не думаю, товарищ генерал, но я должен детально с полком ознакомиться.

– Что ж, тогда желаю успеха, товарищ подполковник. Только с приемом все же поторапливайтесь.

Мельников, Жигарев и Нечаев вышли из штаба и сели в машину.

За городком газик выскочил на главную дорогу. В ветровом стекле снова размашисто закачалась ковыльная степь с холмами, балками и редкими, тощими кустами сухой рогатой колючки. Но теперь уже солнце ушло к горизонту, и под его косыми лучами ковыль на взгорьях дремал и слюдянисто поблескивал, точно обтянутый клейкой паутиной. В машине было тихо. Лишь изредка по тугому кузову цокали вылетавшие из-под колес камешки, да тонко, с присвистом, будто спрессованный, струился в щели горячий степной воздух.

Первым молчание нарушил Жигарев.

– Ну что это, в самом деле, – сказал он, возмущенно ударив ладонями по коленкам, – три дня уже сидит человек в полку и, видите ли, не вполне разобрался в обстановке. А если завтра в бой, он тоже скажет – не готов?

– Это крайности, – возразил Нечаев.