Мафия

Его бы сейчас не обрадовала поездка и на Гавайские острова…

– Понимаешь, – уже серьезно продолжил Вербиков, – областная прокуратура возбудила дело против тамошнего начальника городского ОБХСС. Майора…

– Майора? – хмыкнул Игорь Андреевич. – Что, сами не могут справиться?

– Тут, видишь ли, такая штука: наше руководство забомбардировали со всех сторон звонками. Будто этот Киреев, ну, майор, безгрешен, как ангел, следователь необъективен, а прокурор области – он на своем посту без году неделя – попал под влияние следователя. Словом, проявил беспринципность. Мы подумали и решили бросить тебя, чтобы отогрелся после архангельского дела. – Олег Львович снова перешел на шутливый тон. – Радуйся, брат, едешь в самый шикарный сезон, бархатный!

– Прямо сегодня?

– Сейчас. Самолет в восемнадцать двадцать пять. С билетами, кажется, утрясли, машина внизу…

Чикуров прикинул: пока доберется домой в Бабушкин, потом во Внуково… Надо гнать, чтобы успеть.

Вербиков тоже это понимал и поэтому быстро закончил разговор. Минут через пятнадцать Игорь Андреевич уже мчался в машине, с грустью размышляя о том, какое трудное объяснение предстояло с женой.

Надежда… Встретились они лет десять назад, когда она рассталась с первым мужем. В то время Надя была какая-то растерянная, издерганная. Игорю Андреевичу тогда показалось, что ей нужно было просто к кому-нибудь прислониться. Дело осложнялось тем, что ее сын Кеша обожал отца (впрочем, обожает и до сих пор) и встретил появление в жизни матери Чикурова открытым сопротивлением. Восемь лет (целая вечность!) ушли на то, чтобы Надя наконец согласилась выйти за Игоря Андреевича замуж. И лишь после того, когда, по ее мнению, она выполнила материнский долг перед сыном, женив его и дождавшись внучки. Пасынок отделился от них всего полтора года назад – Надя родила Андрюшку. Это, конечно, был подвиг. Решиться на такое в сорок два года может не каждая. Ну а стать отцом впервые в сорок шесть было для Чикурова неслыханной радостью. Он об этом не мог и мечтать, заранее согласившись на роль деда чужой внучки.

Рождение сына Игорь Андреевич воспринял как подарок судьбы. Господи, с какой бы превеликой охотой и отдохновением Чикуров отдавался бы весь его воспитанию, тетешкал бы Андрюху, который день ото дня становился все забавней и смышленей, открывая для себя мир и слова.

«Превращается в человека», – как сказала недавно со смехом Надя.

Но, увы, работа Игоря Андреевича была совсем неподходящей для такой благодати. Надя, так та ушла в семью полностью, обабилась (ее собственное выражение), что, с одной стороны, устраивало Чикурова, а с другой – создавало свои трудности. Невнимание к себе, в подавляющем большинстве случаев только кажущееся, жена воспринимала очень болезненно. Устраивала сцены: мол, когда была молода и красива, он ее на руках носил, а теперь…

Насчет красоты Надя была права: когда-то манекенщица, а потом художник-модельер Общесоюзного Дома моделей, она действительно сводила с ума мужчин. С рождением второго ребенка неожиданно для себя и для всех располнела и утратила долго сохранявшуюся стройность фигуры. Это было для нее трагедией…

Когда он вошел в свою квартиру со следственным чемоданом в руках, Надя упавшим голосом произнесла:

– Опять?..

Игорь Андреевич виновато кивнул и полез к жене с поцелуем.

– Боже ты мой! – отстранилась она. – Сколько можно? У него заныло в груди: опять будет пилить. Хорошо, что подкатился косолапо Андрюшка, обхватил отцовские ноги, глядя на него радостно и преданно. Игорь Андреевич поднял сына на руки, поцеловал в пахнущую молоком макушку.

– Но ты же безвыездно проторчал целых полгода почти за Полярным кругом! – не унималась жена.

– А вот теперь в Южноморск, – улыбнулся Чикуров. – Посылают отогреться.

– Радуйся, радуйся, – тяжко вздохнула Надя, обреченно доставая чемодан. – Ну конечно, есть на ком ездить. Никогда не скажешь «нет». А ведь никому и в голову не приходит, что у тебя семья, ребенок.

– Надя, – попытался оправдаться Чикуров.

– Я уже более сорока лет Надя! – в сердцах выкрикнула она. – А вижу тебя месяц-полтора в году! До каких пор я буду мучиться?

– До моей пенсии. Увы, придется смириться, Надюша.

– Тебе легко говорить, – расплакалась жена. – Совсем обо мне не думаешь. Что я вижу в жизни? Стирка, уборка, очереди в магазинах! А ночи, что провожу у постели больного Андрея? Вспомни, что ты обещал, умоляя выйти за тебя замуж…

Она уже рыдала навзрыд. Слезы падали на стопку сложенных в чемодан носовых платков, расплываясь в крупные пятна.

Что касается сына, Надя попала в самое чувствительное место. Мальчик на самом деле много болел. Поэтому его не отдавали в ясли, и Наде пришлось уйти с работы.

– Я тебя отлично понимаю, – проговорил Чикуров. – Но пойми и ты…

Но на жену не действовали никакие слова. Видя, что мать плачет, Андрюшка тоже распустил губы. Она прижала его к себе, стала успокаивать, успокаиваясь и сама. Собирать остальные вещи пришлось Игорю Андреевичу.

– Не забудь причиндалы для своего хобби, – напомнила вроде бы смирившаяся с неизбежным жена.

Он положил в чемодан пачку листов ватмана, набор цветных карандашей, захлопнул крышку и щелкнул замками.

– Посидим перед дорогой, – предложил Игорь Андреевич.

Надя с притихшим сыном опустилась на их старенький диван, Чикуров примостился рядом, оглядывая на прощание родной дом.

Заграничных гарнитуров они так и не нажили, ковров и хрусталя – тоже, в чем не раз упрекала его Надя. Стены украшали его собственные картины. По ним можно было проследить, куда забрасывала Чикурова его непоседливая служба. Грустные пейзажи Севера, яркие краски российского юга, степные просторы, таежные уголки…

Когда голова раскалывалась от напряженных круглосуточных раздумий и мозга, как говорится, заходила за мозгу, Игорь Андреевич брал бумагу, карандаши и забирался подальше от людей. Для кого-то разрядкой являлся спорт, для кого-то садовый участок, а для Чикурова самым лучшим видом отдыха стала живопись…

– Ну, поехали, – поднялся он.

Надя, снова не сдержав недовольства, сказала:

– Надолго хоть? Небось опять на полгода?

– Откуда мне знать, моя терпеливая женушка? – Он чмокнул ее в щеку, а уж сына обцеловал всего.

– Звони, – были последние Надины слова.

Перед тем как сесть в машину, Игорь Андреевич еще раз глянул на свое окно. Сердце у него сжалось: до чего же было дорого прилипшее к стеклу лицо сына!

Вадим Снежков собирался выскочить из редакции, чтобы где-нибудь перекусить, но тут в комнату вошел ответственный секретарь областной газеты с пожилой женщиной, явно прибывшей из деревни.

– Старик, вот, побеседуй с гражданкой, – попросил он.

– Но у меня обед, – поморщился Снежков.

– Выручи, Вадик. Человек издалека ехал…

«Трижды корреспондент» глянул на женщину, в чьих глазах стояла мольба, и обреченно махнул рукой:

– Так уж и быть…

Ответсекретарь с радостью передал посетительницу с рук на руки Снежкову и ретировался.

– Присаживайтесь, – сказал Вадим. – Что у вас?

Женщина осторожно пристроилась на кончике стула, вынула из потрепанной хозяйственной сумки газету и ткнула в очерк «Покой нам только снится».

– Хотела я, милок, погутарить с этим самым И. Морозовым, что прописал про Шмелева, да мне сказали, что И. Морозов уволился.