Она теребила сумку-почтальонку. Пыталась до меня коснуться, но видно быстро оставила эту затею.
На ответ я решился не сразу: – Я рад тебя снова видеть, Маш. – Странно, что мой голос не дрогнул. Будто и не окунался в свои мысли вовсе.
Спустя некоторое время мы сидели внизу, в совершенно пустой столовой. Наши голоса даже отдавались эхом среди белых стен и большой территории. Мы обсуждали какие-то фильмы, но это неинтересная часть. Только объяснял, как бы я мог построить кадр в тех моментах, которые мне показались спорными. Она одобрительно покивала, разделив со мной мнение. Я даже такой поддержкой был доволен.
– Тебя что-то гложет? – Вдруг начала она.
Я и, правда, ерзал на месте, не зная как начать.
– Как так получилось, что ты не стала игроком?
Она пожала плечами: – Есть вещи, которые можно решить, не подчиняясь правилам.
– Я, честно говоря, даже не думал об этом. А каково это? Ну, не играть в игры?
Повторив жест, она ответила не сразу. Ей потребовалось время на обдумывание: – Сложно сказать. Все то же самое, просто без дополнений, но с другими обязанностями. Ты просто не задумываешься над такими вещами. Тебя занимают другие мысли. Скажем, хмм… более заземленные. Да и сама жизнь та еще игра.
– Получается, отличий почти нет?
– Вроде того.
– И что же это, смысла выходить из нее нет?
Она помялась, разглядывая белую поверхность стола, задекорированную узорами природного мрамора: – Тут как посмотреть. От твоего мировоззрения зависит.
– И все-таки как здесь трудно. Ничего не достается просто так. Чтобы что-то уметь – надо этому учиться. Вроде бы есть предрасположенность, а врожденного таланта на самом деле не существует.
Маша заметно улыбнулась. Как же мне приятно видеть девичьи улыбки. Если бы это было смыслом жизни, я бы только и делал, что тренировался их вызывать.
– Увы, здесь все сделано так, чтобы ты тратил как можно больше денег.
– Ужасная игра. Она вообще для людей создана или для жадных толстосумов над нами, которые класть хотели на сюжет? Кто это только придумал? А главное: Как в это вообще можно играть? Не могу поверить, что люди добровольно соглашаются на такие рабские условия! Так еще и другим надо для этого подчиняться. А иногда даже терпеть унижения!
– Кто знает. Тут тоже у каждого свое мнение на эту тему. Я не сильна в религии, поэтому ничего конкретного не могу сказать. Да и другие доказать это не могут. А насчет рабства я бы поспорила. Тут тоже работает своя философия. Унижение также явление добровольное. Да и всегда есть шанс, что тебе может крупно повезти.
– Это, типа, рояль в кустах найти?
– Если говорить образно. Да, что-то около того. Хотя некоторые и на дудку соглашаются. Кто-то так всю жизнь готов прожить, надеясь, что завтрашний день будет намного лучше, не прилагая усилий. Лотерея – их путь. На большее они не способны.
– Еще хуже.
– Хуже, если тебе с детства это прививают, а потом и ты сам не можешь дойти до противоположной мысли. Впрочем, для этого тоже нужен навык. Интеллект называется.
– Эх, да, понимаю. – Я почесал голову. Стало так неловко от того, что у меня не осталось аргументов. – Рад, что мне удалось поговорить об этом. Я даже чувствую, что внутри меня стало что-то разжиматься.
– Я, надеюсь, это хорошо?
– Да, конечно. Я чувствую облегчение.
– А… Тогда… я тоже рада.
Она была, в каком-то смысле, антиподом Полины. Не такая опрятная, без излишних подчеркиваний, да еще и в изношенной кофте. Правда, ей нельзя было не любоваться. Маша при своей простоте не теряла обаятельности и чуткости. Вероятно, существуют люди, которые не хотят никому вредить. Думаю, ее можно внести в этот список, если бы тот существовал.
С ней толком не поговоришь, но если начать – оторваться невозможно. Как бы это описать одним словом? Хм… «душевность», наверное.
Вот только если к Полине можно было испытывать романтический интерес, то тут немного другой характер отношений, но более близкий, чем дружественный. Она словно дальняя родственница, которую ты видишь редко, но всегда ей рад, да и она тебе тоже. А главное, она всегда понимает, что лучше всего сказать даже в нелегкой ситуации.
Сделав облегченный выдох и допив стакан компота, я решился на вывод: – А что если у меня нет никого, кроме тебя?
Она сдвинула брови, будто пытаясь понять, что я имел в виду, но быстро сообразила: – Не, так не бывает.
– Почему же?
– Всегда есть хоть что-то, помимо одного мимо проходящего человека.
Что ж, не думал, что она о себе столь невысокого мнения.
***
Устав от бесконечных просмотров фильмов, я начал тренироваться в одиночку, когда никого нет. Я выходил в тайное место в ночное время. Незаметно проходил мимо охраны. Включал фонарик, брал тренировочный меч и колотил чучело.
У меня даже начало получаться что-то сносное. Не шедевр фехтовальной хореографии, конечно, но я хотя бы начал попадать в намеченную цель. В любом случае это стало отличным средством, чтобы выплеснуть внутреннюю агрессию.
Жабик, заметивший мои результаты, когда мы были все вместе, даже похвалил меня: – Глория Фортис! («Слава воину», если я правильно понял).
Правда, он сказал, что я схватываю налету, но я слабо в это верю. Другие говорили, что во мне слишком много самокритики и требований к себе. Тут я промолчал. Сухой и Полусухой больше между собой не шептались. Они, словно два брата-близнеца, разделили учесть ходить с подбитыми глазами. Не знаю, чьих это рук дело, но догадывался, что это косвенно касалось предвзятого отношения ко мне. У меня пусть и мелькала подлая мысль: «Так им и надо», но не радовался этому. Присутствие эмпатии не позволяло.
Он не был готов доверить мне свой трезубец, но зато отдал ту палку, с помощью которой отбивался гимназист. Она осталась после исчезновения в качестве лута.
По правде говоря, я думал, что этот меч из лиственницы сам по себе очень неудобен. Однако палка оказалась в разы хуже.
– Может, не стоит мне переходить на это?
– Трудности закаляют! – Смеясь произнес Жабик, после чего принялся раскидываться советами.
Нет, я, безусловно, доверяю ему. Игорю тоже. Саше даже, пусть я и никогда не видел ее в ближнем бою. Они все были профессионалами своего дела. Я терпел любое неудобство ради них. Не могу дать толкового объяснения. Вероятно, их выручка подкупала мое отношение к ним.
В какой-то момент я даже начал молиться на этот меч. Осуждал себя за пренебрежительное поведение.
Количества заноз в моих пальцах нельзя было сосчитать. Руки покрывались бинтами, но даже они не спасали от мозолей.
Я все колотил и колотил эту несчастную тряпичную штуковину. После я понял, что одних ударов недостаточно. Мое тело само не пластичнее деревянной палки.
На мнимом враге развороты и уклонения особо не порепетируешь, поэтому меня, сначала, ставили с Полусухим. Тот тоже не промах. Знатно меня поколотил, особенно по ногам.
– Не недооценивай хитрость врага! – Сказал он мне, после того как удар пришелся по берцовой кости и я невольно взвыл.
Я рычал, злился. Погода, само собой, портилась, но останавливать меня никто не смел. Я в кои-то веки показывал результаты. Невысокие, да, но плохими их уже не назовешь.