Царство лжи Берилл

Хант сразу же отвёз её обратно в свой предел и последовал за ней в цветники. Прежде чем он сказал хоть что-то, она запретила ему подходить к себе в ближайший лунный период. И он ушёл.

Так целый лунный период молодожёны избегали друг друга. "Это хорошо", – говорила себе Берилл и с головой окуналась в исследования. Время продолжало сгорать с пугающей скоростью. Однажды Хант передал через Шона, что хочет участвовать в её работе. Но эрц-принцесса запретила хозяину появляться, объясняя отказ тем, что не хочет давать ему ложных надежд, да к тому же, эриста настолько всезнающ, а герарды так часто помогали принцу ухаживать за экземплярами, что теперь знают цветники лучше.

Хант не настаивал. Вероятно потому, что прочие наследники, после переданных Шоном слов, не упустили возможность напомнить принцу о его обязанностях.

Берилл виделась с Хантом в коридорах, но он никак не выказывал ни чувств, ни нетерпения – лишь внимательно смотрел. "Ждёт", – понимала крылатая.

– Он восприимчив как ребёнок, Берилл, – объяснял ей Шон на исходе того периода. – И действует как линза. Стоит одной тебе улыбнуться ему, и он будет расточать улыбки на весь предел и дальше. Стоит тебе отругать его, и тогда всему пределу придётся тяжко. Но тебя его влияние на нас не должно волновать. Тебя должно успокаивать то, что один твой взгляд ввергает его в сильные переживания. Я бы предложил тебе пользоваться, но ты говоришь, власть тебе не нужна.

– А тебе?

– Я бы сказал, что сейчас я на своём месте.

Берилл что-то как будто дёрнуло изнутри, ведь когда Шон соврал, она смотрела ему прямо в глаза и увидела, почувствовала ложь.

– Это было впервые… – тихо проговорила она. – Раньше мне всё равно было, когда я видела чью-то ложь. Но с тобой мне она… шокирующе неприятна, Шон.

Перевёртыш нахмурился.

– Выходит, я хочу занять его место? – спросил он.

– Выходит, что так.

Молчание длилось и длилось. Герцог явно переживал не лучшие мгновения. Был бы он крылат, его глаза поменяли бы цвет сейчас – в этом Берилл была уверена.

Берилл давно ни с кем не была так близка. Проблемы подруг детства касались чаще всего мужчин и хозяйственных дел – того, в чём леди совершенно не разбиралась, ну а дела братьев никогда не обсуждались в присутствии нежно любимой сестры. Позже заработанная ей репутация замкнутого существа отвращала всякого от мысли поделиться переживаниями с Берилл. Всего два раза крылатая неуклюже оказывала поддержку в трудный момент. Однажды это случилось в ещё совсем беззаботной юности, когда попалась на глаза своему дедушке, Себастьяну Сильверу, тяжело переживающему реальность, в которой оказался. Убить собственного отца в одно мгновение и не помнить как? Каково? А каково было ей выслушивать покаянные стенания деда? А ещё тот случай: тогда, глубокой ночью, после того, как нынешний глава клана, герцог Сильвертон, в первый и в последний раз вынужден был произносить хвалебную речь своим старшим братьям Фердинанду и Ксандеру на вечере, устроенном в память об их героической гибели, самоубийственной вылазке, унёсшей жизни множества врагов. "Единственное", – процедил Ричард, от отвращения почти не переставая стискивать зубы до скрежета, – "что они сделали правильно – это сдохли, как положено. Сдохнуть именно так? Что же! Достойно, герои. Но это всё равно не прощает им того, что они сделали с кланом. Бедность и долги, позор, разорванные навсегда узы… если бы я мог умереть, чтобы исправить всё, то сделал бы это не колеблясь. Чёрт. Это были последние старшие Сильверстоуны. Почему я всё ещё чувствую слепящую радость от того, что избавлен от них? Почему, не смотря на их блестящий и такой полезный финал, я всё равно жалею, что они не сдохли на пятьсот-девятьсот лет раньше?"

"Любовь и ненависть, умещаясь в одном сердце, рвёт его", – вспомнила Берилл слова Шона.

– Но я тебя понимаю, – наконец произнесла она. – Любой бы понял. Ты видишь его несовершенства и пороки лучше его самого. Ты осознаёшь, что о пределе нужно заботиться старательнее, чем он – я вполне понимаю такое желание власти. Мой брат был младшим в клане, когда взвалил на себя обязанности главы. Другие Си в те времена умели только проматывать последние деньги и волочиться за беспутными женщинами.

– Надеюсь, ты права, – Шон встал и заходил по комнате, но скоро подошёл к Берилл и взял её за руки. Поднял их за запястья, ладонями вверх, до того уровня, на котором, должно быть, у перевёртышей находится сердце. – Хотелось бы верить, что это именно такое желание власти, – окрепшим густым голосом произнёс герцог Грэм. – Я буду говорить, а ты будешь проверять мою искренность. Хорошо? Тебе не будет это слишком тяжело?

– Если ты именно таким образом хочешь лучше понять свои чувства, то попробуем. Отчего же не сделать этого ради знания истины?

– Я… – Шон посмотрел в её глаза, но стал разглядывать их так внимательно, что Берилл начала ощущать нечто проникающее. Тепло, наполняющее крылатую, захватило её врасплох. Она забыла предмет разговора.

– А?.. – только и произнесла она. – У тебя красивые… глаза.

– Нельзя так говорить.

– Почему?

Собеседник смутился. Оказывается, перевёртыши смущаются точно так же, как и крылатые. Разве только не розовеют. Нет, не розовеют, но отводят глаза и возвращаются к другой теме:

– Думаю, вовсе не так уж важно, что я испытываю к отцу, – переменил мнение Шон. – На данный момент я должен делать всё для него и предела. И моё нынешнее положение подходит для этого даже лучше. Царь предела обязан постоянно доказывать свою превосходящую силу и ловкость, а для того проводить в тренировках уйму времени. Пока он отождествляет своё право в боях, я могу поддержать его во всём, кроме… – Шон как-то очень уж резко осёкся и задумался. Он опустил голову и оставил левую руку Берилл.

– Кроме?.. – попыталась напомнить Берилл место, с которого монолог герцога стал не слышим.

– Кроме расправ, – с некоторым трудом выговорил наследник. – Кроме правосудия.

– Почему? Он слишком жесток? Несправедлив?

– Нет, – покачал головой Шон. И только теперь Берилл поняла, что именно ей казалось странным в этом перевёртыше. Никаких рогов на голове. Потому, наверное, ему довериться легче, чем другим.

– Ложь.

– Нет! – возразил Шон немного строже и громче, чем обычно. Это тоже была ложь, но не абсолютная.

"Тут что-то не так", – мысленно отметила Берилл. – "Хотелось бы разобраться, но Шон слишком напряжён. Да и уязвлён. Не стоило затрагивать эту тему. Зачем я вообще начала всё это? Чувствовалось же, что разговор может принять совсем плохой оборот. Не для меня, так для него".

Тогда она позволила ему отойти от темы.

Прошли второй и третий лунные периоды. Берилл даже не осознала этого, потому что в пределах, как оказалось, ни пик жары, ни её спад не ощутимы. А Шон действительно отлично удерживал Ханта вдали от неё.

Однажды Берилл в сопровождении герарды направлялась к цветникам, когда встретила своего супруга. Он был не один. Рядом с ним шёл принц Ли по прозвищу Лифорд, и за обоими принцами хвостом тянулась вереница по большей части очень красивых наследников. С большинством из них Берилл уже встречалась наверху, в городе, но некоторых видела сейчас впервые. Всё же, среди всех выделялся Рассел Ги – любимый сын принца Ли. Красота в нём если и была, то оценить её в состоянии были лишь серены. Кроме ауры непривычной жестокости, от которой у Берилл захолодило затылок, Ги Лифордский отличался ещё и тем, что взгляд у него был слишком острый. Острый настолько, что ощутимо колол прямо за ключицы. И если бы не этот взгляд, Берилл бы даже не подняла голову на потолок и не увидела над собой одиннадцать перевёртышей. Забавно, всё же, приседать в реверансе перед титулованными, зная, что они видят её так же, как и она их – вверх ногами. Но никто из мужчин не рассмеялся – в их головах такая перевёрнутость была нормальной. Тогда как для неё нет – и она широко улыбнулась, позволив себе это, чтобы только не рассмеяться в голос. Перевёртыши, однако, поняли её превратно. Они заволновались и стали переглядываться. Рассел Ги спрыгнул, крутанувшись, на её пол. Это, как успела узнать Берилл, не считалось особенно зазорным поступком, если планировался краткий обмен мнениями, но не более. Решив, что с таким она вполне справится, крылатая сделала пару шагов навстречу.

– Доброе утро, прекрасная эрцеллет, – сказал он с милой улыбкой и шире раскрыл глаза, с удовольствием ожидая привычной для него реакции. Но Берилл не отшатнулась, несмотря на сильное желание. Улыбка её, правда, всё же испарилась.

– Хладнокровная леди, – кивнул и ещё шире заулыбался перевёртыш.

– Милый герцог Ги, доброе утро, – проговорила Берилл. Но что ещё она могла сказать? Никогда раньше он не обращал на неё внимания. Чего ждать от него сейчас?

Она постаралась как можно мягче коснуться подушечками пальцев указательного пальца протянутой руки. Мужчина не быстро, но цепкой и сильной рукой схватил её кисть, немного притянул к себе и поцеловал запястье. Всё это выглядело вполне порядочно, но вместе с непередаваемо острым сожалением у Берилл возникло понимание того, что допущена ошибка. В идеале надо было уклониться от разговора с Расселом Ги. Не стоило позволять перевёртышу из чужого предела, ещё и известному своей жестокостью, касаться себя. Он не подотчётен Ханту. Кто знает, что может случиться спустя пять лет? Вдруг он захочет похитить её – её, потому, что она не выказала опасений?

– Моргана как-то упоминала о вас, – попыталась сориентироваться Берилл. – Странно, но она говорила, что как раз вы были её эристой в пределе принца Ли. Я не придала этому значения тогда, потому что не знала в чём суть обязанностей эристы, но сейчас меня живо интересует, чем вы заслужили подобное? Или же провинились?

– Поверьте, моё назначение – чистый формализм. А вы только что попытались выказать моей внешности пренебрежение или же это был проблеск юмора в воспоминании об общей близкой знакомой?

– Первое, но не специально… Хант? – позвала Берилл, прежде чем Ги ответил что-либо. – Могу я пригласить герцога на чашку шоколада в предстоящие дни?

– Конечно, – донеслось от хозяина предела.

– Удивительная эрцеллет, – снова улыбнулся герцог Ги и после поклона, когда он поворачивался, чтобы отойти и прыгнуть вверх, ей показалось, что в его глазах появилось тепло.

– Стало быть принцесса Накхана интересуется изучением не только цветов, – констатировал принц Ли. – А и всего непонятого и недооценённого.

– Стало быть, – подтвердил Хант. Берилл улыбнулась Лифорду и пошла своей дорогой.

В тот же вечер, до свечей акцетта, когда по коридорам должны были прогонять перенасыщенные потоки воздуха, для замены их поверхностными, Хант всё же появился. Берилл подозревала, что так будет. В конце концов, если Хант тоже наслышан о жестокости Рассела Ги, то явится непременно.

– Берилл, – обратился он к ней, войдя и застыв в шаге от порога. Больше ничего не сказал. Она терпеливо ждала, когда он заговорит, но он только смотрел. Ей показалось, что таким образом может упустить четверть свечи, если ничего не сделает. Но провоцировать Ханта на разговор не хотела. Она лишь склонилась обратно к своим записям. Тогда он подошёл: – Что это?

– Каталог результатов скрещиваний, которые ты проводил. Я вношу правки.

– А это? – он взял и поднёс ближе к глазам один из черновиков. Что это был за черновик, Берилл не поняла, потому дотянулась и в раздражении вырвала из рук перевёртыша бумагу.

– Это опорная таблица, – стараясь больше не злиться, проговорила крылатая, взглянув на листок и вернув на место.