Яд изумрудной горгоны

– Куда ж им деться… наутро в кухню отнесем, а покамест в дортуаре. Только Любка сразу их помыла, как Фенечку к докторам отвели. Что ж им грязными стоять всю ночь? Да там самый простой чай был, Степан Егорович, я его каждый вечер пью.

– Какой еще чай, Сизова! – стала выходить из себя начальница. – Вас что – недостаточно кормят за ужином?!

– Да конечно недостаточно, Анна Генриховна, я все время голодная… Если б теть Маруся, маманина сестра, гостинцев б не носила – ей-богу, померла б давно с голодухи!

– Вам поголодать бы как раз стоило!

– Анна Генриховна… – уже в голос плакала девушка.

– Анна Генриховна! Я прошу вас! – вмешался Кошкин. Обратился к девушке: – В этот раз кто-то пил ваш чай, кроме Феодосии?

– Конечно… и Любка пила, и я сама. Только Нинка не пила, все зыркала на нас волком из своего угла, даже погадать не захотела.

– Почему? – не понял Кошкин.

Но Агафья объяснить не сумела. Пожала плечами и скривила лицо, мол сама не знает:

– Да она всегда странной была, Нинка. И злая, как черт. – Опасливо глянула на начальницу, а потом на Кошкина: – если вы, Степан Егорыч, думаете, что Фенечку отравил кто, то только у Нинки бы духу и хватило! Ведьма черноглазая! Только не травили ее, бедную. Говорю же, мы все этот чай пили, и все, слава Богу, здоровы.

Кошкин вообще-то и не думал всерьез о том, что девушку отравили. Странности были… но он надеялся, что заключение доктора Нассона их объяснит. В любом случае, он здесь для того, чтобы расследовать убийство докторов – а тут уж точно обошлось без яда.

Кошкин вернулся к главному:

– Агафья Матвеевна, вы заметили что-то необычное, когда привели Феодосию к докторам?

– К доктору, – поправила та, глядя на него теперь с недоумением. – В лазарете ведь только Дмитрий Данилович был… кажется.

– Так кажется, или Дмитрий Данилович был один? – хмуро переспросил Кошкин.

– Один, – куда уверенней ответила девушка. – Только вид у него… и правда необычным был. Сперва вовсе нас пускать не хотел, только выглянул в щель – бледный, взъерошенный. Но как Феню разглядел, что плохо ей, сразу войти позволил. Хлопотать над ней начал.

– Долго вы пробыли в лазарете?

– Нет, не особенно. Рассказали, как все было, а потом он нас отослал. Идите спать, говорит. А потом, как Нинка с Любкой вышли, он мне шепотом велел полицию позвать поскорее. Ну я к Анне Генриховне и побежала…

– Остальные девушки не слышали, как Кузин к вам обратился?

– Не знаю… кажется, не слышали. Это я потом уж им сказала, как от Анны Генриховны вернулась.

– А почему он именно вас задержал, а не кого-то другого? – допытывался Кошкин.

Сизова снова пожала плечами:

– Не знаю… Я с краю стояла, последней выходила – неверное, поэтому.

– А как же Калинин? – не сдавался Кошкин. Не с потолка ведь он там взялся, второй доктор. И не в окно влез. – Его действительно не было в кабинете, вы хорошо помните?

Но Сизова, услышав фамилию, покачала головой еще уверенней, чем в первый раз:

– Как же ему там быть? Его ведь уволили!

«Все-таки уволили?» – отметил Кошкин и теперь поглядел на Мейер. Та поджимала губы и молчала.

Кошкин тяжело вздохнул, устав от этих недомолвок. Случись, не дай Бог, подобное в юнкерском училище, к нему бы выволокли душегуба сразу, в первые же минуты приезда. И тот как на духу бы рассказал о причинах своего поступка. В девичьих же компаниях всегда все непросто. Одни боятся говорить правду, вторые стесняются, третьи скрытничают просто из глупого кокетства – и хоть кол им на голове теши. Женщины…

– И тем не менее, доктор Калинин тоже был в лазарете в эту ночь, – веско заключил Кошкин. – Его нашли убитым выстрелом в грудь и в спину. У вас есть соображения, как так вышло, Агафья Матвеевна?

Девушка испуганно покачала головой:

– Когда мы привели Феню, его не было, вот вам крест….

Кошкин даже подумал, что переборщил с устрашающим взглядом: похоже, девушка и правда второго доктора не видела. Калинин мог укрываться где-то или вовсе прийти чуть позже.

– Хорошо, – сдался Кошкин. – Вы обратили внимание на беспорядок в кабинете, или все было на своих местах?

– Может, и было чуток не прибрано… не до того мне было, Степан Егорович, не помню…

– А может быть, вы заметили револьвер у доктора? И окно? Было оно раскрыто, когда вы вошли?

– И про окно не помню, вы уж простите… но револьвера точно видно не было. Уж такое я бы запомнила, не сомневайтесь…

* * *

Когда Агафья Сизова покинула кабинет, за окном уже вовсю розовело небо. Начальница института вышла за новой девушкой, так что Кошкин куда свободней огляделся, даже выглянул за стекло – и вдруг обнаружил тот самый вид, что и из лазарета. Только этажом ниже. Неужто кабинеты друг над дружкой? А если так… да, кабинет начальницы был куда просторней комнатушки докторов, но в нем имелась точно такая же боковая дверь, выходящая, нужно думать, на ту же черную лестницу. Впрочем, толкнуть ее Кошкин не успел – вернулась госпожа Мейер, одна.

– Девочка сейчас придет, – сказала она, усаживаясь на прежнее место. Поджала губы и сцепила пальцы в замок. Но вдруг не выдержала и пылко высказалась: – тон вашей беседы с Агафьей был просто… просто возмутительным! Я прошу и требую, чтобы вы были с девочками мягче!

– Прошу прощения, – не стал спорить Кошкин. Госпожа Мейер явно не представляла, что такое допрос, и насколько мягок он нынче был. После тоже сел и, пользуясь тем, что они наедине, спросил: – Анна Генриховна, а ведь вы были на месте преступления первой после девушек, не так ли?

– Вероятно… – Мейер явно занервничала.

– Так это вы открыли окно?

– Нет. Я ничего не трогала. Увидела ту картину… ужасающую картину и тотчас вышла. Заперла на ключ… ключи от всех помещений у меня всегда с собой. Заперла, чтобы ни одна девушка не вошла случайно и не увидела… этого. А после сразу направилась в дворницкую и велела позвать полицию.

– Мне вот что не дает покоя, – Кошкин въедливо смотрел в лицо начальницы, – если окно было открыто до вас, значит, это сделал убийца. Больше некому. Но зачем? По стене на второй этаж влезть невозможно, да и зачем, если спокойно можно спустится по черной лестнице. Так зачем он открыл окно?

Мейер в замешательстве пожала плечами:

– Может быть, выбросил оружие? Я слышала, под окном что-то нашли.

– Нет, пока ничего существенного не нашли. Но ищут. И даже, если во дворе действительно найдут оружие, убийца скорее всего выбросил его, уже будучи внизу. Так что с окном?

– Вероятно, хотел, чтобы вы думали, будто он спустился все же через окно, а не по лестнице.

– Да, вероятно, – согласился Кошкин. – А что находится на третьем этаже, над лазаретом?

– Там классы для занятий, ничего особенного… и ночью они заперты, разумеется.