Грань искупления

Я стою около самой кромки леса, натягивая кожаную перчатку на руку. На моей шее болтается фарфоровая маска крика с растекшимися черными глазами и растянутым в разные стороны чернильным ртом. Эта маска символизирует то, что плескается внутри меня: радость, страх, веселье, безумие. Смотря на нее невозможно чувствовать что-то одно. Все эмоции и ощущения перемешиваются, являя на свет чистый хаос, и боязнь сойти с ума. Как хорошо, что мы оба уже давно подружились с сумасшествием.

Передо мной дом Зиары, в который она переехала два месяца назад. Она выбрала миниатюрный одноэтажный светло-фиолетовый коттедж, который расположен прямо около восточного леса. Я знаю, что ближайшие дома пустуют, а соседи есть только через пятьдесят метров. Зиара выбрала его, чтобы быть наедине с искусством. Жаль, она не учла то, что дикие звери водятся в темных лесах. А еще они всегда подкрадываются со спины.

Я натягиваю на лицо маску, закрепляя ее резинкой на затылке. На мои каштановые волосы опускается темная шелковая ткань, полностью закрывая голову. Сквозь тканевые отверстия глаз видно плохо, но дом Зиары мне давно знаком: я бывал здесь ни единожды, даже если она этого не чувствовала.

Я медленно подхожу к ее задней двери и хватаюсь за ручку. В замочную скважину вставляю небольшую тонкую скрепку, проводя необходимые манипуляции: кручу ей, чтобы засунуть поглубже. Найдя нужный механизм, я резко поворачиваю влево два раза. Дверь легко открывается, и я роняю свой самодельный ключ на пол, нещадно топча его грязным ботинком. Позади слышится слабый раскат грома, предвестник грозы и ливня.

Я оказываюсь на маленькой кухне, в центре которой стоит круглый темно-коричневый стол с тарелкой печенья. Бесшумно обхожу его, переходя в просторную гостиную с большим бежевым диваном и креслом в центре комнаты. Я бросаю взгляд на плазменный телевизор, на котором несколько часов назад оставил послание, и вижу, что ровно в его середину воткан кухонный нож по самую рукоятку. Буквы слова «Возмездие» смазаны и исцарапаны, словно Зиара кромсала их ногтями, как дикая кошка. Легкая ухмылка появляется на моих губах, но в душе поднимается волна боли. Я точно знаю почему она сделала это.

Зиара переделала одну из комнат в собственную мастерскую: выкинула оттуда всю мебель, поставила стеллажи для красок, холстов и будущих картин. Оставила там лишь стол, стул, а напротив окна расположила мольберт. Я знаю каждый угол этого дома лучше, чем свою собственную квартиру в Нью-Йорке.

Из гостиной я попадаю в небольшой коридор, в конце которого находится дверь в мастерскую. Она плотно закрыта, поэтому я аккуратно нажимаю на ручку, стараясь не шуметь. Внутри меня встречает полный бардак, который свойственен творческим людям. Далекие и теплые воспоминания тут же врезаются в память, заставляя сердце сжиматься, а губы растягиваться в грустной улыбке.

Очень давно, еще до убийства и колонии, мы с Зиарой жили вместе в уютном маленьком доме в стиле лофт. И в мастерской, которую я организовал ей в самой большой комнате, всегда был хаос. Я не понимал, как она умудряется находить нужные цвета красок, если они все разбросаны по полу. Но в глазах Зиары хаос являлся порядком. Она всегда точно знала где что валяется, и могла искать предметы закрытыми глазами, даже если бочонок с краской лежал под столом. Маленький монстр не изменяет своим традициям.

В противоположном конце темного прохода находится спальня Зиары. Я кладу ладонь на ручку двери, большим пальцем поглаживая гладкий золотистый металл. Сердце начинает стучать быстрее, а во рту пересыхает от того, что сейчас я встречусь лицом к лицу с девушкой, которая испортила мою жизнь.

С Художницей, которая отобразила на бумаге мою отвратительную душу.

С Грешницей, которую я ненавижу всем своим темным нутром.

С Моим Сердцем, которое однажды я вырвал из собственной груди.

Глава 6

Зиара

Март, 2022 год.

Город Трэйси, штат Калифорния.

Я сжимаю край пухового одеяла, которое обнимаю ногой, лежа на боку. Мои глаза упираются в белую дверь спальни, за которой кто-то стоит. И я точно уверена в этом: я слышала шаги и то, как чертов взломщик обошел все комнаты дома. Мое сердце бьется так, как не должно в спокойном состоянии. Пульс явно зашкаливает и кажется, будто я сделала полноценную силовую тренировку. Бесформенная белая футболка, заменяющая пижаму, неприятно прилипает к телу из-за пота и влажности в комнате.

В стрессовых ситуациях мой мозг отказывается функционировать, именно поэтому я просто неподвижно лежу, широко открыв глаза. Как будто бы мое тело онемело и я больше не могу шевелиться, хотя ярко чувствую каждый сантиметр кожи. Мой разум похож на птицу в клетке: он мечется из угла в угол, крича и умоляя сделать хоть что-то, черт возьми. А я не могу. Я просто не могу. Все, что мне остается, – лежать тут и ждать своей участи.

Мысленно я надеюсь, что это вор. Сейчас он порыскает по углам, скорее всего найдет все мои сбережения, и просто уйдет. А может быть это маньяк и до утра я уже не доживу. Слезы начинают скапливаться в уголках глаз, больно щипая и покалывая. Это слезы страха и отчаяния. Слезы безысходности, потому что я не смогу обороняться.

Иссиня-фиолетовая гроза ударяет по земле, заставляя оконное стекло дребезжать и гудеть. В этот же момент входная дверь медленно открывается, не издавая ни звука. Мимолетная яркая вспышка являет мне черный силуэт с фарфоровой белой маской на лице. Ее рот, изрезанный вдоль и поперек, широко открыт, а черные глаза растекаются по всей белоснежной коже, завораживая и гипнотизируя своей уродливой формой.

Наконец-то мое тело приходит в движение, и я, путаясь в одеяле, отползаю на другую сторону кровати, смотря только на высокого человека в проеме двери. Тут же, словно по щелчку, я начинаю слышать отдаленный голос, который приказывает мне прятаться, спасаться. Он умоляет искать успокоение в свете. Заставляет меня громко кричать, чтобы заглушить его – Палача.

– Безумие прячется в темноте. Не всматривайся в нее, если не готова столкнуться со своим отражением, mi corazоn.

И я начинаю истошно орать, потому что с первых же слов понимаю, что передо мной стоит чертов Адриан Мартинез. «Мое сердце», которое он всегда произносит на испанском языке, слишком больно ощущается. Это словосочетание пронизано страданием, кровью, человеческой слабость и животным страхом. Это то, что еще долго преследовало меня в самых жутких кошмарах. Это то, что я не хотела слышать больше никогда в своей жизни.

Мир вокруг меня перезагружается и как будто переворачивается с ног на голову. Кажется, что все вокруг какое-то слишком большое и расплывчатое, а Адриан наоборот слишком настоящий, четкий и живой. Настолько живой, что даже не верится. Я начинаю чувствовать себя странно, но, самое главное, весь спектр эмоций усиливается так, что меня кидает в обжигающий пот, а затем я чувствую невыносимый мороз.

Мне так холодно, что ноги начинают дрожать, а спину невероятно скручивает. Противный шум, писк и крик усиливается, и мне приходится закрыть уши руками, чтобы перестать слушать это дерьмо. Я зажмуриваю глаза и начинаю залезать в свое левое ухо указательным пальцем, выкручивая фалангу в разные стороны. Я изо всех сил тыкаю прямо в барабанную перепонку, пытаясь проткнуть ее, чтобы это закончилось.

– Перестань… – ору я по слогам, начиная со всей силы ладонями хлопать по ушам. – ХВА-ТИТ!

Я сползаю с кровати на пол, больно прикладываясь коленями о паркет. Тяну вниз мочку правого уха, а левое впечатываю в заостренное плечо, начиная биться головой об него. Чертов мужской голос продолжает говорить отвратительные вещи. Грязные, противные, ужасные… У меня нет сил слушать его. Почему он не затыкается, мать твою… Почему он говорит это мне. Зачем он стоит в дверях в этой маске и говорит все это…

– Заткнись, черт возьми! Закрой свой паршивый рот! – я ору на Адриана, который все громче и громче шипит, плюется и говорит прямо в моей голове. Ощущение, что он делает это около уха, но я не вижу никого рядом с собой.

Я встаю на четвереньки и начинаю истошно орать, высовывая такой тяжелый язык изо рта, просто чтобы стало легче. Кашель смешивается с отвратительным рваным ощущением из-за крика, но я не могу перестать делать это. Однако собственные вопль, рык и визг не перекрывает чертов мужской бас. Я падаю на спину, прижимая колени к груди, и начинаю массировать виски с двух сторон, потому что моя голова может расколоться в любой момент. Я дергаю волосы у самых корней, выкручиваю их, плююсь и луплю пятками по полу, чтобы хоть на секунду сбавить напряжение.

– Мне говорят, что ты плохой, – то ли рычу, то ли шиплю я, вставая с пола. Я стою прямо напротив Адриана. Нас разделяет лишь кровать. – Мне нужно спасаться.

Мой рот искажается в оскале и беззвучном крике о помощи, а глаза широко распахиваются. Колени подгибаются в судороге, поэтому одной рукой я упираюсь в матрас кровати, с края которого слезла простынь, и иду ближе к нему, хотя не хочу этого. Его лицо скрыто за маской, но я чувствую, что рот шевелится. Я слышу все, что он кричит мне прямо в уши.

– Мне сказали, что я должна убежать от тебя, что я должна искать спасение, – хриплю я, пытаясь выдрать волосы на висках. Я не понимаю кто прячется за маской передо мной. Глаза начинают закатываться, а левая нога громко топать по полу. – Мне говорят уходить! – Я перехожу на крик, а человек в маске остается стоять неподвижно передо мной.

– Ты не сможешь уйти от меня, грешница, – говорит он хриплым голосом, наклоняя голову в сторону. – Никогда.

В момент фразы Адриана кажется, будто крик вокруг затихает. Я уже не уверена, что слышу его голос. Меня обманывают, дурят и пытаются свести с ума. Они делают это специально, чтобы обидеть и уничтожить.

И я начинаю смеяться, присаживаясь на корточки перед ним. Мой рот широко открывается, а язык начинает елозить по нижней губе, быстро гуляя из стороны в сторону. Я кричу что-то неразборчивое, смеюсь и продолжаю закатывать глаза.

Человек в маске хватает меня за волосы слишком грубо и резко, и начинает тянуть наверх, поднимая с колен. Я чувствую, как светлые локоны натягиваются прямо на коже головы, отвратительно зудя и посылая покалывания по всему телу. Слышится крик и шипение, и их издаю я, хотя понимаю это не сразу. Он грубо подносит мое лицо прямо к своей маске, впечатывая лоб в холодный пластик. Вторая рука обхватывает мою щеку, и я наслаждаюсь холодным кожаным материалом перчатки.

Это действует на меня словно обезболивающее во время адской мигрени. Я резко замолкаю и смотрю в бездонные черные глаза, не моргая. Как будто бы он выдернул меня из-под воды, потому что окружающая обстановка начинает загружаться. Я остро ощущаю саднящее горло, боль и жар в ушах, а еще то, что мое лицо мокрое из-за слез и слюней. Голову печет и я чувствую, как он вырывает мои волосы, крепко держа их у самого корня. Еще немного, и он просто снимет скальп. Но холод и боль помогают страху активироваться. И это становится маяком в непроглядной темноте, которая пропитана ужасными криками и отвратительными приказами.

Осознав свое положение, я начинаю вырываться, толкаться локтями, коленями и всем своим телом, пытаясь отойти от него подальше. Я бьюсь головой об его маску, но, кажется, Палач не чувствует боли. Он всегда наслаждался болью, поэтому это не удивляет меня.

– Отпусти меня, мать твою! – шепчу я, потому что на крики не остается сил. Я сразу же начинаю кашлять из-за сухости во рту. Голова кружится, все тело болит так, будто бы я дралась на ринге. – Чего тебе нужно от меня?!

Я чувствую, как крупные слезы скатываются по щекам, а силы медленно покидают тело. В этот же момент Адриан толкает меня в сторону и я врезаюсь спиной в стену, цепляя бедром угол прикроватной тумбочки. Острая боль пронзает все тело, но он подходит вплотную ко мне, фиксируя руки над головой.

Он толкает колено между моих ног, и голая плоть оказывается на его бедре. Адриан медленно проводит рукой по моему телу, очерчивая контур груди. Соски мгновенно твердеют, упираясь в хлопковую ткань. Он мучительно проводит пальцами по моему животу и останавливается прямо около подола мятой мокрой футболки. Я чувствую, как начинаю дышать глубже, а еще ощущаю предательский узел возбуждения, который затягивается между бедер.

– Что тебе нужно? – хриплю я, глотая собственные слезы.

– Возмездия. Настало время отвечать за своих грехи.

Его чертов голос, хриплый и низкий, действует на меня, как красная тряпка на быка. Я начинаю елозить и вырываться. Хочу плюнуть в его хренову маску, но во рту пустыня.

– Я скучал по тебе, – говорит он настолько тихо, что я не уверена в том, что не придумала эту фразу.

Адриан рывком поднимает подол футболки и обхватывает самый центр своей ладонью. Холодная кожаная перчатка ярко контрастирует с моим жаром и влагой, скопившейся между ног. Я резко вздыхаю, чувствуя, как воздух застревает между ребер. Предательское чувство предвкушения посылает спазмы в нежную кожу моего лона, что злит еще сильнее, потому что я не должна этого чувствовать.

– Все также возбуждаешься от одного моего запаха, грешница? – спрашивает он прямо около уха, медленно поглаживая клитор круговыми движениями. – Когда удовлетворяешь себя, вспоминаешь, что я стал твоим первым и единственным мужчиной? В твоей голове всплывает то, как я трахал тебя на мольбертах?

Адриан резко входит в меня двумя пальцами, растягивая в восхитительной манере. Он сразу же начинает трахать меня, глубоко заполняя, параллельно массируя ладонью клитор. Я чувствую спазмы боли, которые перекликаются с удовольствием, но Адриану плевать. Он не пытается быть нежным и внимательным. Контраст перчатки и влажной плоти настолько приятно ощущается, что я начинаю подмахивать ему бедрами, выгибаясь в спине. Я больше не могу сдерживаться, потому что Адриан меняет угол наклона, вдалбливаясь еще жестче и грубее. Лопатки бьются и царапаются о шершавую стену позади, а изо рта вырываются стоны, вперемешку с хриплым дыханием.

– Я ненавижу тебя, – стону прямо ему в ухо, закусывая губы. Я продолжаю насаживаться на его пальцы, совершая круговые движения тазом. Ритм запредельно быстрый. Руки горят и затекают от того, что они все еще сомкнуты над головой, но мне плевать. Я мечтаю об оргазме. Чувствую себя такой грязной и развратной, что возбуждаюсь от этой мысли еще сильнее.

Адриан сжимает мою шею рукой и я чувствую, как пальцы врезаются в тонкую кожу, оставляя на ней отметины. Кажется, что еще чуть-чуть и он сможет сломать меня пополам.