Приятная музыка. Красивый партнёр. Сильные руки. Горячие ладони.
Чувства обостряются до предела, отчего в местах прикосновения к парню даже через одежду ощущаю вибрирующее покалывание.
Никогда не чувствовала ничего подобного.
Это пугает и воодушевляет одновременно.
Маркус молчит, но по лицу вижу, что он переживает то же самое.
Завершаем второй тур вальса и заводим всех на «встречу» – первую фигуру котильона. Выстраиваемся в две шеренги: дамы напротив кавалеров. Я – с одной стороны, Маркус – с другой, начинаем заводить шеренги в улитки, после чего снова перестраиваемся в две ровные линии, перпендикулярно исходной позиции.
Снова оказываемся напротив друг друга. И снова молча наблюдаем.
Берёмся за руки и лёгкими шагами в ритме музыки проходимся между шеренгами. Стройные вереницы танцоров тянутся следом, переплетаясь, разворачиваясь, рисуя затейливые узоры на паркете.
Музыка меняется, а помощники Эдварда выстраиваются по краю танцпола с мягкими стульями в руках.
– «С веером»! – распорядитель объявляет следующую фигуру.
В голову приходит дерзкая идея испытать чувство гордости Маркуса. И заодно – прояснить его намерения.
Оборачиваю разум ментальным коконом, скрывая мысли, и направляюсь к ближайшему стулу. Беру с сиденья приготовленный для фигуры веер, разворачиваю его и присаживаюсь, расправив по-царски юбку и закрыв лицо.
В этой фигуре дама открывается только тому кавалеру, с кем она желает танцевать. С Маркусом хочет танцевать каждая, но подходит он только ко мне.
Затаив дыхание, игнорирую его приглашение, потому что жду другого партнёра. Сквозь веер не вижу, но чувствую, как сильно он злится. Закусив губу, терпеливо сижу. Пусть побесится. А то привычка сражать девушек наповал одним лишь взглядом сильно урезает его мыслительные способности и расширяет масштабы чванства.
Женский ряд быстро редеет. Остаюсь я и две девушки. На паркете начинается мазурка. Ощущаю, как соседки нервно подёргивают ногами в такт музыке. Сижу расслабленно и, расширив зрение до эфирного, наблюдаю, как в вихрях пространства неспешно направляется ко мне знакомый сгусток энергий в сильном трёхвековом теле.
Саймон останавливается в шаге от меня и в полупоклоне протягивает ладонь. Опускаю веер с довольной улыбкой и с удовольствием подаю руку.
– Ожидая меня, ты бы сидела здесь до конца вечера? – дядя смеётся, помогая встать.
– Если бы тебе потребовалось столько времени, чтобы меня заметить, то да.
Мало кто осмелится предъявлять двусмысленные претензии искушённому мужчине в почтенном возрасте. Но мою дерзость наставник принимает как проявление глубокой принципиальности и твёрдости характера.
Исполняю реверанс и, влившись в общий строй, пускаюсь в пляс, ведомая опытной рукой.
Стройные звуки скрипок, виолончелей, флейт, труб, клавикордов пронзают пространство слой за слоем, наполняя его душевной благодатью и восторженным счастьем.
Можно было бы насладиться моментом, но наблюдать за сменой эмоций брата увлекает сильнее. Злость сменяется досадой. Его досадливое созерцание моей спины греет эго и приводит Маркуса в полное недоумение. Исподтишка смотрю на него через танцпол. Он исполняет изящные пируэты в паре с мамой, но сосредоточен отнюдь не на них. Ощущаю, сумятицу в его мыслях и незнакомое доселе чувство.
Жгучую ревность.
Озадаченная отстраняюсь от энергий брата. Испытываю неловкость от вторжения в интимные чувства, которые он явно не собирался демонстрировать. Поспешно отгораживаюсь от парня ментальным блоком и сосредотачиваюсь на себе.
За семнадцать лет впервые ощущаю себя хозяйкой паркета: говорю, двигаюсь, улыбаюсь сегодня так, как хочу. Кружась в танце, ловлю восхищённые взгляды и мужчин, и женщин. Они с интересом следят за мной, повторяют движения и излучают готовность идти следом в любую фигуру.
А всего лишь стоило понять, что выгодная роль жертвы не позволяет вырасти и почувствовать свою значимость.
– «Крест кавалера и дамы»!
Танцующие довершают повороты и разбиваются на группы по три пары. Меня же Саймон неожиданно выводит из круга.
«Кажется, у тебя есть задачка посерьёзнее, чем водить шен[5 - Шен – это танцевальная фигура, в которой танцующие меняются местами, попеременно подавая друг другу руки.].»
Недоумённо взираю на дядю, но он кивком указывает на кого-то позади. Оборачиваюсь. Там стоит один из помощников распорядителя с полной корзиной роз. Выразив понимание доброжелательной улыбкой, принимаю корзину. Положение главной дамы обязывает пройтись с ней по залу, раздав цветы всем мужчинам, желающим принять участие в исполнении следующей фигуры. «Розы» ждут с нетерпением на каждом балу. Потому что здесь кавалеры дарят дамам цветы без лишних слов. Так они могут добиться желаемого внимания любой женщины, потому что после вручения цветка отказать кавалеру нельзя. Только нужно оказаться первым.
Предлагаю Саймону взять цветок, но он мягко отказывается и, поцеловав мне руку, уходит с паркета. Решаю пройти кругом по краю танцпола, как через два шага на пути возникает знакомый зелёный мундир.
– Позволите, мисс? – кланяясь, русский указывает на цветы.
Уже знаю, что последует далее, но подаю ему корзину с безмятежным выражением лица. Посол вытаскивает розу и вручает её мне. Хитро.
– Вы решили сберечь наши запасы?
Принимаю цветок со сдержанной улыбкой, разглядывая подвох в его лице. Но там нет ничего, кроме расчётливой радости.
– Я стою на своём до последней возможности, – широко улыбнувшись, русский склоняется ближе и понижает голос, – и всегда достигаю заданной цели.
– Я присоединюсь к вам, как закончу с этим.
Приподнимаю корзину и спешу удалиться. Что-то в этом русском мне не нравится.
Покрутив розу в пальцах, затыкаю её за край лифа – пусть все видят, что они опоздали.
С противоположной стороны танцпола улавливаю знакомые вибрации.
Маркус. Спрятав руки в карманы, он пристально следит за русским послом. Ощущаю его подозрительность и желание избавить меня от навязчивого незнакомца.
«Мне он тоже не нравится. Но нарушать правила фигуры не буду.»
Брат бросает на меня хмурый взгляд и исчезает в толпе.
Признаюсь, его компания сейчас более желанна, чем чья-либо. Но игру нужно доиграть.
ШТЕРН
Какого чёрта я тут делаю каждый год?!
За двадцать лет во главе Республики я так и не смог избавиться от надзора Гарда. И в свои шестьдесят шесть обязан являться к нему по первому зову. Как шнырь в местах лишения свободы.
Это положение повергает в исступление каждый раз, как в голове звучит «обсудим насущное» с указанием места и времени.
Когда он предлагал мне эту работу, он обещал свободу власти. Но умалчивал, что в строго очерченных им рамках. Я понял это слишком поздно.
Но когда-нибудь его глобалистская империя потерпит крах. И их «божественный» миропорядок рухнет как карточный дом.