Арабелла. Музыка любви

Вы моя путеводная звезда. Вы мой жизненный ориентир. С вами одной связаны все мои чаяния и надежды. Я жду не дождусь, когда смогу принести перед алтарём брачную клятву. Я готов и сейчас поклясться вам в своей любви и преданности. Вы самое светлое, самое чистое создание из всех, что я знал. Уверен, с вами не может быть связано никаких тёмных историй. То, что с вами произошло, – трагедия, не более. Но вместе мы можем справиться и с этим.

Виконт взял и другую руку девушки и попеременно стал целовать их, приговаривая:

– Прошу вас… Успокойтесь… Не печальте свои прекрасные глаза… Поверьте… Всё будет хорошо!

Он оторвал свои губы от рук девушки и взглянул ей прямо в глаза.

– Ну, всё? Теперь вы успокоились? Готовы ехать на суаре к виконтессе Филамарино?

Арабелла, послав виконту вымученную улыбку, неуверенно ответила:

– Да, пожалуй.

* * *

Граф Моразини хоть и отправил виконтессе Филамарино подтверждение своего присутствия на её званом вечере, однако до последнего сомневался, стоит ли ему ехать на это суаре. Уже прошло больше четырёх лет с той поры, как он посетил последнее подобное мероприятие. Ещё пару недель назад граф непременно бы отверг приглашение на столь многолюдное увеселение. Но сейчас у него был очень веский мотив, чтобы нарушить устоявшийся порядок. У этого мотива были огромные синие глаза, грациозные, музыкальные руки и не в меру острый язычок.

С того момента, как обладательница всех этих достоинств в слезах покинула собственную помолвку, граф Альфредо Северо Моразини не мог найти себе покоя. Во-первых, он впервые со всей очевидностью осознал, что его влечёт к этой странной, удивительной девушке необъяснимая сила, природу которой он безрезультативно пытался разгадать. Во-вторых, впервые за долгие годы его сердце обливалось кровью от жалости при виде женских слёз. И факт, что слёзы эти были пролиты той самой девушкой, к которой стремилось его бестолковое сердце, только усиливал душевную распутицу.

Моразини не понимал, что с ним происходит, ибо никогда такого не испытывал. Ещё несколько дней назад он был полон предвзятости по отношению к этой особе. Если быть абсолютно откровенным, пристрастность к ней до конца не покинула его и сейчас. И это больше всего выводило графа из себя. Умом он понимал, что не должен чувствовать то, что чувствует, но ничего поделать с собой не мог.

И что самое неприятное – это было не праздное любопытство и не исследовательский интерес, который обычно испытывает учёный по отношению к изучаемому объекту. Это было нечто большее, что постепенно вытесняло из головы остальные мысли, заполняя собой всё пространство его ума, души и сердца.

Трудно признаться, но, когда синьорина Анджелина в слезах выбежала из гостиной, где проходила церемония помолвки, ему до чёртиков хотелось последовать за ней. Его душа рвалась туда, где девушка отчаянно рыдала на груди приёмной матери. И от осознания этого порыва он словно бы окаменел. Стоял и не мог пошевелиться. Чувствовал на себе вопрошающие взгляды гостей и не мог найти силы сказать что-либо. Благо, на помощь ему пришёл падре Антонио. Он успокоил всех присутствующих словами: «Чем больше слёз женщиной пролито на пути к алтарю, тем меньше их у неё останется после обручения».

Но что Альфредо по-настоящему убивало – это то обстоятельство, что он испытывал тягу к запретной для него женщине. Для графа Моразини, для которого жизненным принципом было: «Чужой конь – не конь, чужая невеста – не женщина», – испытывать влечение к избраннице брата было пострашнее мук ада.

Он приказывал себе выкинуть эту блажь из головы, но она настойчиво возвращалась воспоминаниями о том, как эта девушка стоит на краю утёса во время грозы и о том, как она внимает каждому его слову во время рассказа легенды о нимфе Паситее. Как она отчаянно сражается с ним словесно и как радуется, одолев его в шахматном поединке. Как досадует, когда он выказывает ей свою предубеждённость и как терпеливо держит перед ним экзамен по языкам.

Вот и сейчас он заставлял себя не думать о невесте брата, но сама мысль, что он сможет увидеть её, а ещё лучше говорить с ней, вынуждала его тащиться на суаре к виконтессе Филамарино, о чём он раньше даже помыслить не мог.

Этот душевный разлад очень нервировал Моразини, но, с другой стороны, ему впервые за четыре года захотелось жить. Одно плохо, что весь интерес к жизни самым прискорбным образом сосредоточился на одной особе с пленительно прекрасными глазами, которая в скором времени будет принадлежать не просто другому мужчине, а его собственному брату. Единственному родному человеку, которого он по-настоящему любит и которого ни за что не посмеет обидеть и предать.

Решено: сегодня он будет на суаре только для того, чтобы лично убедиться, что с синьориной Анджелиной всё в порядке, а потом выбросит эту блажь из головы ко всем тварям бездны.

* * *

– Ваше сиятельство, нет, право, я так польщена тем, что вы соблаговолили почтить своим присутствием моё суаре, – виконтесса Анна Констанца уже третий раз кряду рассыпалась в приветственных благодарностях. – Это такая честь, такая честь для меня. Мои гости уже несколько раз интересовались, будет ли наш самый известный затворник присутствовать на сегодняшнем вечере.

Трудно сказать, что больше заставило скривиться Альфредо Северо Моразини: безвкусный наряд хозяйки палаццо или её велеречивое приветствие. Он знал всего лишь одну женщину, которая умудрялась в одном туалете смешать вер-дю-ниль, оранж, перванш и массака?[245 - Перечисляются названия цветов: вер-дю-ни?ль (фр. vert du Nil) – цвет нильской воды, серовато-зелёный; ора?нж (фр. orange) – оранжевый; перва?нш (фр. pervenche – барвинок) – бледно-голубой с сиреневым оттенком; массака? (от франц. massicot – свинцовая краска) – тёмно-красный с синим отливом. – Авт.]. И этой женщиной была виконтесса Филамарино. Её наряды всегда настолько кричащие, что Моразини в её присутствии практически никогда не слышал собственных мыслей. Вот и сейчас его охватил внезапный приступ мигрени, и граф уже десять раз пожалел, что приехал на это суаре.

– Позвольте представить вам мою дочь Аурелию Габриэлу, – виконтесса подтянула за руку девушку лет восемнадцати довольно приятной наружности с очаровательными ямочками на щёчках и забавными кудряшками, обрамлявшими её ещё по-детски милое и наивное личико. Наряд девушки, в отличие от наряда матери, не изобиловал цветами. Однако её платье розово-голубых тонов было обильно украшено рюшечками, цветочками и бантиками, отчего девушка выглядела пуховкой для пудры. Воистину, ванильно-сахарное зрелище!

Девушка склонилась в глубоком реверансе и на очень хорошем французском произнесла:

– Je vous souhaite la bienvenue, monsieur Morasini. Ma m?re et moi suis tr?s heureux de vous recevoir[246 - Добро пожаловать, синьор Моразини. Мы с матушкой очень рады видеть вас (франц.).].

На такое приветствие граф ответил комплиментом:

– Вы сумели удивить меня, синьорина Аурелия. Редко когда у девиц вашего возраста встретишь столь правильное произношение.

– Ваше сиятельство, если вы пообщаетесь с моей дочерью подольше, уверена, она ещё не раз удивит вас. Аурелия вообще многослойная, как капуста.

От такой двусмысленной похвалы девушка смутилась и покраснела.

– Аурелия, почему бы тебе не сопроводить его сиятельство и не представить его нашим гостям?

Такое откровенное навязывание общества незамужней дочери графу Моразини было не впервой. Как говорится, если дочь засиделась в невестах, её матери на месте уже не усидеть. Она сделает всё, чтобы поскорее сбыть её с рук. И Альфредо легко бы отговорился от обеих дам Филамарино, но девушка вдруг посмотрела на него такими просящими глазами, что он просто не смог ей отказать.

– Позвольте вашу руку, синьорина Аурелия, – сказал граф, подставляя девушке локоть.

– С радостью, ваше сиятельство, – ответила она, мило улыбнувшись.

Как только они отошли на достаточное расстояние, девушка заговорщически произнесла:

– Ваше сиятельство, я искренне благодарю вас за то, что не отказались сопроводить меня.

– По-моему, это вы вызвались сопровождать меня, милейшая синьорина, – граф недоумённо приподнял бровь.

– Так или иначе, но я признательна вам за помощь. Матушка съест меня поедом, если я не проявлю к вам должного интереса и не уделю достаточного внимания.

Такая простосердечная откровенность была для графа в новинку. Он улыбнулся и произнёс:

– Что ж, тогда не будем давать повода матушке покусать ваши прелестные щёчки. На сегодняшнем суаре я весь в вашем полном распоряжении.

Девушка смущённо покраснела и улыбнулась:

– Благодарю, ваше сиятельство, вы чрезвычайно добры.

Граф стоически вытерпел практически всю процедуру представления, когда вдруг услышал у себя за спиной знакомый голос.

– Кузен, ты ли это? Не верю своим глазам!

Обернувшись, он лицом к лицу встретился с кузиной Камиллой Сильваной. Они расцеловались. Моразини на самом деле был рад видеть её. Двоюродная сестра всегда отличалась приветливым характером, умом и добродушием. Камилла была всего годом старше его младшего брата, и её можно было бы назвать красавицей, если бы её не портил довольно длинный нос с небольшой горбинкой, который она унаследовала от отца, маркиза Витале, мужа родной сестры его матери. Именно поэтому кузина довольно поздно вышла замуж. Брат писал, что её избранником стал некий граф Скополли и что двоюродная сестра уже успела родить ему сына.

– Не ожидал тебя встретить здесь, дорогая Камилла. Как ты? Откуда?

– Здесь, в Позитано, я гощу с сынишкой на вилле моего супруга, графа Скополли. Сам супруг своим присутствием нас пока не балует. Впрочем, он обещал в скором времени навестить нас. Дорогой кузен, ты должен непременно быть у нас с визитом! Я познакомлю тебя с мужем. Уверена, вы обязательно подружитесь.

Моразини приветливо улыбнулся родственнице.

– А ведь и правда, я ещё не поздравил тебя с рождением наследника. Прими мои самые сердечные поздравления. С меня золотая погремушка племяннику. Как вы его назвали?

– Альберто Дарио. Это фамильные имена моего супруга. Ты непременно должен увидеть нашего малыша. Уверена, ты будешь от него в восторге. И всё же как хорошо, что я тебя застала. Я ведь собиралась уже уходить. На это суаре я заглянула лишь на минутку. Не хочу надолго расставаться с сынишкой.

Аурелия, всё это время стоявшая рядом, вдруг произнесла:

– Простите, ваше сиятельство, с вашего позволения, я оставлю вас. Не хочу мешать вашему общению с кузиной.