– Приятно познакомится. – улыбаюсь я, делая глоток вишневого сидра.
– А я Катарина из Вены. – представляется еще одна девушка в ярко розовом топе. – А ты откуда?
– Из Нью-Йорка. – смущенная таким вниманием отвечаю я.
– Оооо, – протягивает Жасмин. – значит, Америка. Мы тут пытаемся доказать этим олухам, как работает мир. – она кивает на диван слева от нас, на котором сидят несколько парней.
– Вот скажи, – обращается ко мне высокий парень в очках. – если молодая пара хочет завести ребенка, разве это не должно быть их совместным решением?
– Ты переворачиваешь вопрос. – возражает Катарина. Он закатывает глаза.
– Ладно. Должна ли только женщина решать заводить им ребенка или нет?
– Снова переворачиваешь! – возмущается Жасмин.
– Черт! За кем последнее слово, заводить ребенка или нет?
Они выжидающе смотрят на меня, и я выдаю первое, что приходит мне в голову:
– А кто будет вынашивать ребенка?
– Женщина. – тут же отвечает парень.
– Хорошо, а кого будет тошнить всю беременность?
– Женщину.
– Чью промежность будут разрезать в случае, если ребенок окажется слишком крупным?
Жасмин начинает громко смеяться, а Катарина хлопать в ладоши. Парень, сдавшись, откидывается на спинку дивана.
– Вагины правят миром! – провозглашает Жасмин, и все присутствующие девушки поддерживают её соглашающимися возгласами.
Катарина встает и садится на колени к этому парню, целуя его в губы.
– Смерись, малыш. Биологию не изменить.
Он нежно треплет её за щеку.
– Хорошо, потому что мне очень нравится твоя вагина.
Жасмин усмехается, а я кажется, начинаю краснеть. Еще ни разу в жизни мне не доводилось находиться в кругу настолько свободных и раскрепощенных людей.
Разговоры кочуют от одной темы к другой, от Уорхола к Бэнкси, от стран третьего мира к проблеме перенаселения Китая. Мой сидр быстро опустошается, я оставляю бутылку среди прочих на столе и лезу в сумочку за сигаретами. Кладу одну ментоловую между губ и продолжаю рыться в сумочке в поисках зажигалки.
Черт, где она?
Кто-то подносит зажигалку к моей сигарете, и огонек вспыхивает.
Я тут же прикуриваю, затягиваюсь и поднимаю глаза, чтобы отблагодарить своего спасителя. Знакомый взгляд сталкивается с моим. За всеми этими разговорами я даже не заметила Рафаэля, который пристроился рядом со мной на подлокотнике дивана.
– Спасибо. – бормочу я.
Он наклоняется к моему уху и шепчет:
– Не знал, что принцессы курят.
Я закатываю глаза на него, а он ухмыляется.
– Поверь мне, принцессы и не такое умеют. – выпаливаю я и только потом осознаю насколько двусмысленны мои слова. В его глазах загорается веселье.
– Значит, – его губы касаются моего уха. – ты не отрицаешь того, что принцесса?
Только я открываю рот, чтобы ответить, как Марсель привлекает к себе всеобщее внимание.
– Юрист, с детства знающий, кто он и чем будет заниматься и парень, понятия не имеющий, что делать со своей жизнью. У кого свободы больше?
– У юриста! – кричит девушка у дальней стены. – Он уже решил одну проблему в своей жизни, и теперь может делать, что хочет.
– Но он вошел только в одну дверь, игнорируя все остальные. – отвечает ей парень, сидящий на полу, и подносит к губам пластиковый стаканчик. –Тем самым, он уже никогда не узнает, что когда-то мог стать художником, ну, или космонавтом.
Кто-то с ним соглашается, кивая, кто-то глубоко увяз в своих собственных мыслях.
– А что такое свобода? – раздается голос Рафаэля рядом со мной. – Если у меня есть жена и двое детей, я свободен? Или если я один, и понятия не имею, что будет со мной завтра, я боюсь сделать хоть что-то, потому что кто-то посмотрит на меня не так, потому что боюсь провалиться и начать заново. Я свободен?
– Мысли – та еще тюрьма. – тихо говорит Жасмин. – Я боюсь, что мой роман не опубликуют, что какой-нибудь бывалый редактор заявит, будто у меня нет таланта, и что потом?
– Ты попробуешь снова. – слышу свой голос, не обращая внимания на то, что остальные замолчали. – Ты попробуешь снова, потому что только когда твои мысли оживают на бумаге, а голоса в голове стихают, ты чувствуешь себя свободной.
Вдыхаю дым, поднимая глаза на Рафаэля. Его взгляд не отрывается от моего, когда его губы говорят следующее:
– Свобода не в том, чтобы знать, чем ты будешь заниматься всю оставшуюся жизнь.
– Как и не в том, что ты можешь идти, куда захочешь. – продолжаю я, выпуская дым. – Свобода в том, что у тебя есть выбор.
– Как и в том, что ты знаешь, чего хочешь и не боишься с этим столкнуться.
На мгновение, я чувствую с ним глубокую связь, будто бы он способен понять меня без слов. Осознание этого пугает, но и в то же время, мне интересно, откуда берется это чувство. Связь. Мне вдруг захотелось остаться с ним наедине, узнать, что там за этим глубоким черным взглядом.
Как так вышло, что из всех людей здесь, мне захотелось остаться наедине именно с ним?
Он вдруг встает и уходит на балкон за нами. А я продолжаю курить, что есть силы, потому что только это и могу. Мысли, все, кроме одной неожиданно затихли, и эта одна такая громкая – ты не свободна, Дана.
И дело даже не в Шоне или моих родителях. Дело во мне. Вот я сижу в самом прекрасном городе с удивительными умными людьми, но даже близко не понимаю, кто я. Во мне столько страхов и обиды, что я не слышу себя.
Именно поэтому я тушу сигарету и встаю. Сейчас меня тянет к нему, сейчас я хочу быть свободной, сейчас я впервые в жизни намереваюсь сделать что-то, не думая о последствиях.
Выхожу в прохладную ночь. Рафаэль стоит спиной ко мне. Капля с неба приземляется на мое лицо. Затем еще одна. И еще. Кажется, начинается дождь.