Русский излом. Роман в трех частях

Глава 21

– Что с тобой, Ксаверий? – произнесла Рашель с вызовом и высвободила руку, – Твоё амикошонство граничит с наглостью.

– Кто бы говорил? Разве не ты целовалась со мной на набережной?, -усмехнулся он, состроив гримасу, выражавшую крайнюю степень снисходительности.

– Я жалею об этом, -вздохнула она, -Впрочем, довольно воспоминаний! Ты хотел поговорить со мной о каком-то деле?

– Я хочу понять, как ты когда мне относишься…

Неужели ты все забыла, Рашель? Неужели наша любовь осталась в прошлом? И нас ничего не связывает, кроме печальных воспоминаний?

– Любовь? Это с моей стороны была любовь, а с твоей -один денежный интерес. Давай не будем сотрясать воздух воспоминаниями.

– А ты изменилась, Рашель, огрубела среди своих машинистов и обходчиков. Где нежность и загадочность романтичной барышни, тоже в прошлом?

– Ты меня утомил, Ксаверий. Если тебе ничего не нужно, то нам лучше разойтись.

Рашель сделала вид, что уходит, но Стоцкий остановил ее.

– Помоги мне, Рашель, -выдохнул он- Хотя бы в память тех дней, когда мы были счастливы, помоги.

– Какая помощь тебе нужна, -помедлив, спросила она, – Мне казалось, если ты два года успешно скрывается от полиции, то…

– Это ничего не значит, -быстро произнёс Ксаверий, – Пойми, они использовали меня и… предали.

Видно и в самом деле он чувствовал себя загнанным в угол, если решился попросить помощи у бывшей возлюбленной – такая мысль промелькнула у Афони, ставшего невольным слушателем душевных излияний лица, находящегося в розыске.

Он поведал, что, как только полиция заинтересовалась им в связи с убийством Тани, ни один эсэр не захотел протянуть ему руку помощи.

– На твои деньги я рассчитывал доехать до Санкт Петербурга и там затеряться, но заболел в дороге, и меня сняли с поезда. Я не хотел в земскую больницу: там непременно спросили бы паспорт. Я пошел, куда глаза глядят, и упал на дороге. Очнулся в окружении монахов. Мне потом разъяснили, что ссадили меня на Озёрной, а там недалеко до Елизаровского монастыря. Выздоровев, я остался послушником.

Рашель недоверчиво хмыкнула:

– Ты пытаешься меня убедить, что православные монахи приняли у себя католика?

– А кто спрашивал у меня документы? – ответил Ксаверий вопросом на вопрос.– То есть, конечно, спросили, как мое имя, и я сказал"Василий Смирнов,».

– Ну, Василий Смирнов звучит почти так же, как Иван Иванов. Не думаю, что они тебе поверили.

– Однако оставили у себя. Я много размышлял, Рашель, почему так случилось? Вероятно, сам Бог привел меня в монастырь, и я затаился. Возврат к прошлому уже был невозможен.

– Ты раскаялся?

– Я затаился.

– Значит, ты богохульствуешь, если пользуешься приютом у монастырской братии, -скептически произнесла Рашель, -А сам не веришь ни в бога, ни в черта, а лишь в террор. А теперь ты вынужден ломать комедию, якобы молясь.

– Якобы?, -повысил голос Стоцкий и тут же перешёл на яростный шепот, – Если хочешь знать, я молюсь искренне, ведь, как ни крути, Таня… Я хотел только попугать, а потом понял, что она не дышит.

– Ради бога, без подробностей, -Рашель резко остановила его, -Ты не на исповеди, а я не твой духовник. Что тебе от меня надо? Денег?

Ксаверий молчал, а Рашель чувствовала, как в ней закипает злость на него и на саму себя. Ну надо же быть такой дурой, чтобы, получив записку от анонима, пойти на встречу. Романтики захотелось? Приключений? Полагала, у памятника тебя будет ждать неизвестный возлюбленный, принц крови, а это оказался Кешка Стоцкий. И он тоже считает тебя дурой, иначе не посмел бы появиться с просьбой о помощи. Да и россказни его не заслуживают доверия: чтобы Кешка проводил дни в постах и молитвах? Невозможно! Кстати, если этот тип – инок, то почему он в цивильном?

– Почему ты не в рясе? – спросила она, – Откуда ты взял эту одежду?

– ,Это мои вещи, -ответил Ксаверий.– Все это время я хранил их в келье. Монастырь – не тюрьма, Рашель, игумену в голову не приходит устраивать шмон.

Она скривилась, услышав слово из воровского лексикона, а он продолжил:

– Эта жизнь не для меня, Рашель. Я не могу провести всю жизнь, скрываясь за монастырскими стенами. Мне душно там, я хочу уехать за границу начать все сначала, но мне нужны деньги.

Рашель усмехнулся: этого и следовало ожидать! Зачем он вспомнил о ней? Только ли ради денег? А все эти разговоры о любви – не более, чем прощупывание почвы. И, хотя ее самолюбие ранено, но, для того, чтобы избавиться от Ксаверия, она готова заплатить ему.

Пусть провалится в тартарары ее прошлое в лице красивого поляка, вот бог – а вот порог! Она долго, задумчиво смотрела на него, а потом промолвила:

– Я достану деньги. Завтра. Здесь же, в это же время.

Она отчеканили каждое слово и ушла, не оглядываясь. Через минуту за нею последовал Стоцкий.

И только, когда они скрылись из вида, Афоня покинул своё убежище. Он находился в возбуждённом состоянии оттого, что наконец-то появился материал, который непременно заинтересует Мухина.

Глава 22

На другой вечер Стоцкого арестовали, как только он проник на территорию депо. Е го взяли без шума, и Рашель, ожидавшая Ксаверия после уроков, одна, в пустом классе, недоумевала, куда он мог подаваться. Через час она вышла на улицам и сразу же увидела отца.

Лев Абрамович стоял в нескольких шагах от входа в школьное здание и смотрел на дверь. Он был одет в английское пальто из чистой шерсти и дорогую шляпу, в руках держал трость.

Появление отца в депо стало для Рашель сюрпризом по разным причинам: во-первых, совпала с исчезновением Ксаверия, во-вторых, шло вразрез с договоренностью о невмешательстве родителей в ее личную жизнь, и в-третьих, отец соблюдал субботу, вечер пятницы проводил в семье и нарушить это правило могла разве что угроза банкротства. Кроме всего прочего, отец был зол: это читалось в его отяжелевшем напряжённом взгляде и сжатых в ниточку губах.

Рашель удивилась, чем же она прогневила папеньку? Если предположить, что он узнал про Ксаверия и про деньги, то эта сторона дела не должна его касаться. Она взяла некоторую сумму из собственных накоплений. Допустим, он догадывается, что Ксаверий никогда в жизни не вернёт ей долг, но пусть это будут ее потери, а не папины. Нет, видно дело не в деньгах, то гда в чем?

И вдруг Рашель осенило:,что-то случилось дома, иначе отец не приехал бы за ней!

– Папа!, -воскликнула она и стремительно подбежала к нему. – Скажи, дома все в порядке? Ничего не случилось?

Она замолчала и заглянула в его глаза. Через секунду поняла, что ошиблась.

– Домна ничего не случилось, -подтвердил Лев Абрамович, -Я заехал за тобой, Рахилечка.

Он оглянулся по сторонам и продолжал:

– Я бы не хотел разговаривать о серьезных вещах на улице. Давай выясним все дома, а пока – поторопись: возле выхода на перрон нас ждут. Я вызвал экипаж.

Напрасно Рашель пыталась разговорить отца по дороге: он упорно молчал, сделав вид, что дремлет. Дома же он дал волю гневу.

– Негодная! – кричал отец, -Если тебе наплевать на фамильную честь Баренбойм но, вспомни хотя бы о моём торговом деле. Никто не захочет даже приблизиться к семье арестантки!

– Папа, я не понимаю тебя. Что я сделала? И о какой фамильной чести ты говоришь, мы же не дворяне? – лепетала дочь, втянув голову в плечи, словно ожидая удара.