Цветы на мостовой. Роман

– Погоди, Джереми, – остановил его Майкл. – Непонятно, как она узнала наш адрес? И еще: почему она сама не могла продать эту злосчастную шкатулку?

– Про адрес и мне непонятно: может, кто из наших проговорился? А насчет продажи – это же не рыба и не овощи, на базар не пойдешь! Места надо знать, дорогой Майкл, есть у нас свои проверенные скупщики, а к другим не суйся – сдадут в полицию.

Летели один за другим счастливые для Барнета и его молодой жены месяцы. Оба не уставали благодарить судьбу за то, что свела их вместе. В их совместной жизни не было места ссорам и недомолвкам, и даже легкая тень непонимания не омрачала счастливый брак.

Тот мрачный дождливый день, когда Мэри сообщила мужу, что в начале следующего лета он станет отцом, расцвел для него яркими красками. С этого момента обожание юной жены переросло у Джереми в благоговение. Он старался предугадать любое ее желание, и если бы Мэри, подчиняясь неведомому капризу, потребовала алмаз из короны Ее Величества, она бы его получила.

Джереми и сам не знал, кого он хотел больше – сына или дочь. С одной стороны, сын является продолжателем дела отца, но с другой – дочь, внешне похожая на Мэри и такая же кроткая характером, стала бы истинным утешением на старости лет. Иногда он подпадал под власть чувств и начинал раздумывать о том, чтобы покончить с криминалом и, покинув Лондон, поселиться с Мэри и миссис Томсон на одной из живописных ферм Иоркшира или Кента. Наваждение проходило в ту самую секунду, как только им овладевала мысль, что он еще недостаточно обеспечил дорогих ему людей.

Глава 24

Несмотря на блаженно-счастливое состояние, Барнет не забывал о делах и полностью контролировал происходящее, поэтому сообщение о том, что люди Морстена ведут себя на спорной территории по-хозяйски, стало для него неприятным сюрпризом.

Он не стал тратить время на выяснения: Морстен снова будет изображать непонимание, – он отправил нескольких громил проверить, так ли это.

Соперники встретились на следующий же день. Трое парней Морстена пытались под угрозой ножа «вытрясти» дань из хозяина уютной кондитерской неподалеку от Британского музея.

– Ну ничего святого! Они и музей ограбят, дай им волю, – возмущался один из подручных Барнета, полноватый блондин с широким лицом, некий Феликс Слейтер, наблюдая за происходящим в кондитерской через окно. Двое других парней стояли позади и тоже заглядывали там, где мощные плечи Феликса не застилали им обзор.

– Ого, хозяин уже спекся, деньги достает, – прокомментировал один.

– А они еще пирожные лопают, – заметил другой. – Как думаешь, Слейтер, мы им здесь накостыляем или внутрь войдем?

– Здесь, – ответил тот.

– Внутрь, – возразил его товарищ.

– Нет, нет, именно здесь, – запротестовал Феликс. – Помните, что нам сказал босс? Нельзя выяснять отношения в присутствии владельцев бизнесов. Пусть они почувствуют разницу между нами и выбирают либо морстеновских дикарей, либо нас.

– А мы-то чем лучше?

– Мы лучше хотя бы тем, что не бьем прямо в морду, а изображаем защитников. Понятно?

Феликс хотел продолжить, но происходившее за стеклом подходило к завершению, и получившие мзду противники собирались уходить. Он жестами показал товарищам, где им следует расположиться, чтобы застать морстеновцев врасплох, и тут дверь кондитерской открылась.

Все произошло довольно быстро: эти вышли, а те не успели занять свои позиции, и обе враждующие стороны столкнулись нос к носу прямо на улице.

Сначала они только бросали угрожающие взгляды на противников, одновременно оценивая силы и возможности, а затем перешли к словесной перепалке, состоящей в основном из нецензурных выражений. В эти минуты они походили на уличных котов, выясняющих отношения, – не хватало диких рулад и завываний.

Прохожие шарахались от этой сцены и спешили уйти по своим делам. Вскоре рядом с высокими договаривающимися сторонами образовалось пустое пространство, которое так и манило перейти к рукопашной схватке. А почему бы и нет – кто еще сможет проучить наглого соперника?

Неблагодарное это занятие – описывать уличную драку. Подсчитывание количества разбитых носов и витрин, ссадин и синяков – дело полиции. Оказывается, кто-то из бдительных прохожих догадался вызвать стражей порядка, но прибыли они на место, когда драка уже сошла на нет, а драчуны разбежались.

Полицейские обычно отличаются философским отношением к жизни: «Разбежались? Туда им и дорога! И дело не нужно открывать!» Обозрев поле битвы, они обнаружили нож, обертку от шоколада из ближайшей кондитерской и немного выпавшей из карманов мелочи.

Улики? Несомненно. Обертку, правда, к делу не пришьешь, а нож и деньги – другое дело. Стражи порядка пересчитали найденные монеты, которых с натяжкой хватило бы на пинту пива, и удалились разочарованные.

История не имела бы продолжения, если бы свидетелем происшествия не стал репортер газеты «Дейли миррор». Он немедленно сочинил заметку и поспешил в редакцию.

Утром «Дейли миррор» появилась с крупным заголовком на первой странице: «Бандитские схватки на лондонских улицах». Весь тираж был раскуплен в течение часа, а оба главаря – Морстен и Барнет – метали громы и молнии: они не нуждались в рекламе своей деятельности.

Впрочем, Барнет сразу же объехал все магазинчики на спорной территории, закрепив за собой все права. Морстену оставалось только облизываться.

Глава 25

Сказать, что Морстен был вне себя от происходящего, значит не сказать ничего. Его холодный математический ум не мог противостоять буре эмоций, и он плевался огнем, проклиная «прохиндея Барнета».

Новая встреча двух главарей в вышеупомянутой «Веселой лошади» не привела к обоюдному согласию, а, напротив, раскалила обстановку.

Каждый стоял на своем, угрожая привести целую армию «своих» людей и устроить генеральное сражение. Их беседа чем-то напоминала спор двух мальчиков, поссорившихся на улице.

– А я вот возьму и приведу своего старшего брата, он тебе ка-ак даст по шее!

– А мой старший брат сильнее твоего!

Пока главари переругивались, сопровождающие их бандиты устроили потасовку возле паба, не дожидаясь генерального сражения.

Морстен вернулся домой в мрачном настроении и заперся у себя в кабинете, велев одному из слуг-индусов подать виски.

– И можете быть свободны. А меня оставьте одного, мне нужно многое обдумать, – сказал он.

– Напиваться вы будете, а не думать, – проворчал старый индус, а сам поставил на стол бутылку и бокал.

– Что-что? – насторожился Морстен. – Тебе-то какое дело? Может быть, я хочу напиться – единственный раз в жизни.

– А кто приводил вас в чувство после студенческих вечеринок? – напомнил слуга, однако у Морстена на этот счет было другое мнение:

– Ну, стоит ли вспоминать ошибки молодости? Моя работа по математическому анализу признана лучшей. И вообще, почему я должен отчитываться перед тобой, Гопал?

– Эх, мистер Морстен, мистер Морстен! Старый Гопал нянчил вас, сопровождал вас в школу и университет, а теперь вы и послушать его не хотите? Присмотреть за вами некому, девицы ваши не в счет. Вон, говорят, Крот женился, так он не будет сидеть в обнимку с бутылкой, жена ему не позволит.

– Если этой скотине нравится носить ярмо, кто был бы против, только не я.

Морстен вспомнил, как его подручные, прознав подробности свадебного торжества конкурента, долго зубоскалили по поводу его жадности.

– И что, Крот доволен своей женой? – внезапно заинтересовался Морстен, поймав за кончик вынырнувшую из глубины сознания мысль.

Гопал улыбнулся:

– Мягко сказано, доволен. Они любят друг друга, словно Рама и Сита.

– Что за дама?

– Совсем юная девушка, говорят, настоящая леди.

– Что нашла леди в этом мужлане? – удивился хозяин.

– Я полагаю, ей неизвестно, чем ее благоверный занимается, – заявил слуга. – Скорее всего, он напел ей в уши, а сам представился каким-нибудь… эсквайром.