Воскрешение

Элизабет внимательно следила за каждым движением пациентов, фиксируя их реакции и делая пометки в своём планшете. Она знала, что это был лишь первый шаг в долгом и опасном эксперименте. Но её глаза сверкали торжеством – теперь ничто не могло остановить их от того, чтобы переписать саму природу жизни и смерти.

Элизабет подошла к одной из женщин, только что возвращённых к жизни, и, слегка наклонившись, спросила:

– Как вас зовут?

Женщина посмотрела на неё с удивлением, словно сама не знала, кто она, а затем вдруг произнесла на языке, которого никто из окружающих не ожидал:

– «Ubi sum? Et qui estis vos?»

Маргарет, вернувшаяся в лабораторию, застыла, услышав эти слова. Она подошла ближе, и её взгляд упал на планшет, где отображались данные воскресшей: «Эрика Лоуренс, порнозвезда, 90 лет, умерла от передозировки наркотиков».

– Но она явно не родилась в Римской империи, а говорит на латинском, – изумлённо произнесла Маргарет, переводя взгляд с планшета на женщину.

Элизабет, нахмурившись, озадаченно смотрела на Эрику. Подумав, она заговорила на том же языке:

– «Audisne me? Intellegisne me?» (Вы меня слышите? Вы меня понимаете?)

Эрика равнодушно посмотрела на Элизабет и кивнула.

– Да, я вас слышу, – сказала она на удивительно правильном латинском, разглядывая своё тело. Её пальцы нерешительно коснулись кожи, словно это тело было для неё чужим.

Элизабет задумалась, наблюдая за этим странным поведением.

– У них всплывают знания, которые либо они сами имели, либо это знания их предков, – наконец, медленно произнесла она, словно размышляя вслух.

– Знания могут передаваться генетически? – с недоверием спросила Маргарет, глядя на Эрику, которая теперь сидела, обхватив руками свои плечи, и смотрела в пол с отсутствующим выражением.

– Пока я не могу сказать точно, – ответила Элизабет. – Но она знает латинский язык, который считается мёртвым более тысячи лет. Её тело, её ум… это всё требует дальнейшего изучения.

Элизабет отошла к другому воскресшему – молодому мужчине лет двадцати пяти. Это был Надир Хушматов, уроженец Центральной Азии. В файлах указывалось, что он был гастарбайтером и погиб под колёсами автомобиля, перебегая дорогу в неположенном месте. Его тело выглядело удивительно хорошо для человека, который недавно был мёртв. Даже крупный синяк на боку постепенно исчезал, словно регенерация в его организме ускорилась.

Но что действительно поразило всех в лаборатории, так это его движения. Надир странно извивался, словно в его теле не было костей, только резиновая оболочка. Его тело скручивалось под невозможными углами, принимая причудливые позы. Внезапно он опустился на пол, затем резко выпрямился и встал на четвереньки, но его поза напоминала паука.

– Что он делает? – прошептала Маргарет, отступив назад.

В тот же момент Надир, пружинисто оттолкнувшись, с невероятной скоростью побежал по лаборатории. Он двигался так быстро и плавно, что его движения напоминали животное, а не человека. Затем он неожиданно начал взбираться на стену. Сотрудники замерли от ужаса. Надир двигался, словно муха, карабкаясь по вертикальной поверхности. Через несколько секунд он оказался на потолке, цепляясь за гладкую поверхность, хотя в лаборатории не было ничего, за что можно было бы зацепиться.

– «О майн Готт!» – прошептала Маргарет, чувствуя, как её страх перерастает в настоящую панику.

Но Элизабет смотрела на это спокойно, её лицо оставалось бесстрастным. Она шагнула ближе к столам с оборудованием, пристально наблюдая за Надиром.

– Мы не знаем, почему это происходит, – медленно произнесла она. – Но в этом нет ничего сверхъестественного. Каждый из них – загадка. Это лишь начало, и я не боюсь искать ответы.

Надир, словно услышав её слова, остановился, глядя на неё с потолка. Его глаза были пустыми, но в них теплилось что-то странное, что-то… нечеловеческое.

– Отведите каждого в своё помещение, но вот этого, – Элизабет указала на Надира, который всё ещё цеплялся за потолок, – поместите в закрытую камеру. У его тела появляются невероятные функции, и это нужно изучить.

– Но как нам его снять с потолка? – недоумевали сотрудники, смотря на человека-паука, который сжимался и растягивался, словно в нём отсутствовали кости.

– Примените тазеры, – коротко приказала Элизабет.

Тазер – нелетальное оружие, способное парализовать цель электрическим разрядом. Этот прибор стреляет двумя металлическими стержнями, соединёнными с проводами, через которые проходит электрический ток. Разряд временно нарушает работу мышц, обездвиживая цель.

Ассистент Гастон Кабрера, крепко сложенный мужчина с короткими чёрными волосами и серьёзным выражением лица, подошёл к стене, открыл небольшую дверцу и извлёк устройство. Тазер был чёрным, с ярко-жёлтой полосой, указывающей на зону безопасности. Гастон, спокойно прицелившись, выстрелил.

Металлические стержни со свистом вылетели и впились в тело Надира. По проводам тут же прошёл электрический разряд. Надир издал сдавленный звук, похожий на шипение, и, отцепившись от стены, рухнул на пол. Однако он не остался неподвижным – его тело быстро выгнулось, он вскочил и снова принял паучью позу, готовясь прыгнуть.

– Ещё раз! – крикнула Элизабет.

Гастон вновь активировал тазер, послав дополнительный разряд. Надир на мгновение застыл, его движения замедлились, и в этот момент ассистенты накинули на него нейлоновую сеть. Сеть, усиленная прочными волокнами, предназначалась для подобных ситуаций. Оживший пытался отбиваться, но был ослаблен, так как очередные разряды из тазера парализовали его мышцы.

– Быстрее! Держите его! – скомандовала Элизабет.

Наконец, Надира скрутили, связали руки и ноги, и под конвоем ассистенты отвели его в специально оборудованную камеру.

Камера представляла собой небольшое помещение с гладкими стенами, лишёнными каких-либо выступов или точек опоры. Потолок и пол были покрыты специальным материалом, который подавлял статическое электричество и затруднял передвижение. В центре находился стол, прочно прикреплённый к полу, а вокруг камеры была установлена система видеонаблюдения.

Однако, оказавшись внутри, Надир быстро адаптировался. Согнувшись и изогнувшись, он взобрался на стену, а затем, словно нехотя, переместился на потолок. Там он застыл, вися вверх ногами, как будто нашёл своё идеальное укрытие. Его тело неподвижно, лишь глаза медленно перемещались, наблюдая за окружающим пространством.

Тем временем у Элизабет зазвонил телефон. Она подняла мобильник и услышала голос директора Ричарда Трэша, ровный, но настойчивый:

– Фрау Харпер, зайдите ко мне.

Элизабет знала, что директор наблюдает за всем происходящим через камеры. Каждая лаборатория была под постоянным наблюдением – безопасность и контроль утечек информации были приоритетами. Вся работа, включая результаты экспериментов, представляла собой коммерческую тайну. Эти технологии, способные перевернуть представления о медицине и биологии, могли также стать оружием, за которое крупнейшие державы мира готовы платить миллиарды.

Она хорошо понимала, что если эксперимент удастся, проект можно будет выгодно продать. Пентагон, с его интересами в создании солдат будущего, уже был потенциальным клиентом. Но каждый шаг требовал осторожности, чтобы не привлечь лишнего внимания со стороны конкурентов и шпионов, ведь в мире биотехнологий каждая утечка информации могла стоить будущего.

Кабинет Ричарда Трэша поражал своей строгостью и холодной атмосферой. Пол был выложен тёмным камнем, отражающим тусклый свет, который падал с длинных металлических светильников на потолке. Серые стены практически лишены украшений, за исключением массивной картины в чёрно-белых тонах, изображающей крылья ангела, – символ компании Engelsfl?gel. Широкий стол из стекла и металла занимал центр комнаты, а за ним возвышалось кресло из чёрной кожи, в котором сейчас сидел Трэш. Его фигура, подтянутая и аскетичная, как будто сливалась с этим интерьером. В углу кабинета стоял небольшой стеллаж с книгами по философии, менеджменту и биоинженерии. Это пространство было рассчитано на то, чтобы демонстрировать порядок и контроль, а не комфорт.

Ричард Трэш был доктором философии, но его научная степень никогда не мешала ему быть блестящим управленцем. Его талант заключался в том, чтобы находить деньги, выстраивать связи и делать фирму успешной. Однако Элизабет Харпер – женщина, с которой ему приходилось работать, – была для него головной болью. Её напористость, готовность идти на крайности и полное отсутствие страха перед последствиями порой пугали его. Но он, кажется, догадывался, что двигало ей.

Когда Элизабет вошла в кабинет, Трэш молча бросил на стеклянный стол несколько фотографий. Она посмотрела на них – живая и счастливая девушка на первой фотографии, а затем та же девушка, мёртвая, лежащая в капсуле с трубками, соединёнными с её телом.

– Элизабет, кто это? – строго спросил он.

Она едва взглянула на снимки и ответила спокойно, почти холодно:

– Луиза Харпер. Моя сестра.

– Ваша сестра? – переспросил Трэш.

– Да, – подтвердила она. – Её убили пять лет назад. Точнее, задушил её парень, находившийся в состоянии наркотического опьянения. Том получил пожизненный срок, но Луиза всё равно была мертва.

– Так вот зачем вы всё это затеяли? – голос Трэша стал жёстким. – Вы переформатировали исследования фирмы ради того, чтобы вернуть её? Вы искали не только регенерацию тканей и восстановление утраченных функций, а оживление мёртвых?

Элизабет встретила его взгляд с вызовом.

– Да. Потому что ваши проекты были слишком скромны. Мы делали то, что и так делает медицина, только лучше. Но оживление мёртвых – это то, что никто ещё не готов сделать, а об этом мечтают миллионы. И сегодня мы это сделали.