Золотой миллиард 2

После рождения пятого ребенка женщина может просить о перевязке труб и скорее всего просьба будет одобрена, потому что дети, конечно, нужны, но больше пяти детей очень уж бьет по здоровью, не углядеть за ними. Могут и раньше провести операцию, если есть проблемы со здоровьем, а если проблем нет, нужно пятерых родить.

Вот Джеки и завелась. Смотри, как вы с Димой похожи: оба высокие, светлые, глаза карие. Может предложить…просто предложить: пусть Марина родит шестого и отдаст нам на воспитание. Иван слышал о таком, задолго до купира, бездетные родственники: дяди-тети, племянников из больших семей забирали себе.

– Семья хорошая, здоровая. Детки какие красивые, родители сильные духом, веселые. Таким размножаться и размножаться. Я бы и пятого забрала. Пять маленьких детей тяжело присматривать. И ей хорошо: «отстрелялась», может отдохнуть и быть уверена: мы позаботимся о малыше. Это хорошее решение, – размышляла Джеки и так мечты затягивают ее, что уже улыбается, представляет, как нянчится с чистеньким, упитанным ребенком. Слышит ли она голос разума? Ладно, оставим разум в покое: глас действительности.

Головой-то, конечно, расчет понятен, но как о таком начать разговор, Иван слабо представляет. Подойти и сказать:

– Отдайте ребенка: и вам легче, и нам хорошо!, – и широко улыбнуться.

Выносить, родить и отдать, далеко не каждая согласиться, да и Ивану, признаться, не очень-то и хочется снова проживать все эти младенческие заботы.

– Неужели тебе так плохо в нашей маленькой семье? Мне так очень хорошо, и Аня никого не просит, – дипломатично отвечал Суровин, а Джеки не требовала решительности, только улыбалась и опять: какая хорошая семья, вы так похожи…

Прибыл специалист по вскрытию дверей СР – службы реагирования, а также подкрепление в количестве пятнадцати человек. На втором этаже дальние квартиры пятнадцатая – шестнадцатая, осмотрены обе. Порядок: в маневренном жилье толком и не живут, так, приходят переночевать. В пятнадцатой квартире Джеки поморщила носом, сказала, что воняет потной одеждой, а те двое сказали, что только вчера приехали. Иван вообще никакого запаха не чувствовал, ну да, есть нестиранная спецовка. Ее могли оставить другие жильцы, могли с собой привести эти двое, чтобы постирать. Никаких пятен крови, детской одежды, ничего криминального. В тринадцатой никто не живет, когда квартиру вскрыли, мебель стояла укрытая пледами и пододеяльниками, на полу скопился слой пыли. Когда вскрывали четырнадцатую, по лестницы поднялись три девушки, укутанные в платки и одетые в коричневую спецовку. Это их квартира. Их автобус задержался со смены из-за погоды, привезли их сильно после обеда, в этой квартире живут они втроем: две родные сестры, и двоюродная. Девушки примерно одного возраста, с двух рабочих суток они пришли такими уставшими, что даже Джеки не стала просить у них помощи в поиске ребенка.

Чердак осмотрел Гофман. Люди все прибывали и прибывали. Иван осмотрел все соседние дворы, каждый снежный холмик. Между домом Суровина и домом Гофмана – Щукина что-то вроде прогулочной зоны, маленький сквер. Дорога здесь широкая, камнями на растворе выложены цветочные клумбы, чуть дальше современная детская площадка – откуда-то из заброшенных дворов привезли и установили качели, горки, фигуры разные. Вьюга медленно стихала, а следов Ани нет никаких. Как растворилась в воздухе.

В гостиной Суровина развернулся поисковый штаб: принесли и сдвинули столы. Не имея других указаний, Щукин и Гофман продолжали просто расширять зону поиска. Буря слабеет. Буря слабеет медленно. Иван засмотрелся на нее через окно. Наверное, он сейчас страшен и непривычен, потому что они говорят только по делу, смотрят на него, не выдерживают взгляд и отводят глаза. Сочувствуют, значит.

– А мне не сочувствие нужно, а версии. А с ними туго, – подумал Иван, – начинаем поквартирный обход. Саня, проверь на магазине камеру. Она вроде как не рабочая, но отправь кого-нибудь проверить. Были разговоры, восстановить ее.

– Я что-то упускаю. Упускаю. Может, и не было никогда в этом доме Ани Суровиной. Она – иллюзия, и я случайно задушил ее на родительской даче. Она плакала. А я хотел спасти нас обоих, теперь я сошел с ума и лежу в психушке. Нет, тоже не сходится: психиатрических больниц в мире постапокалипсиса нет. Ресурсы столь ограничены, что их направляют только на выживание. Какие еще псих больные, отправили бы в поле, и поминай, как звали.

Отправив группы по новым маршрутам, Иван спустился в подвал, вышиб замок выстрелом и осмотрел технические помещения. Ну что тут: дохлые крысы, мусор, тазики, инструменты, тряпки. Да, старые грязные тряпки, крови нет.

Вот какая мысль крутится: зачем похититель прихватил одеяло? А? Одежда осталась на месте, и чтоб ребенок не замерз, прям с постели сгребли и унесли в машину в одеяле. Вьюга все следы выровняла, ничего не найдешь. Одеяло нужно только в том случае, если жизнь и здоровье пленника имеет ценность. На выстрел в подвал спустился лысеющий наладчик из девятой, как-то разочарованно выдохнул и сказал: – Я уж подумал, самострел.

Вместе они поднимались по ступеням и встретили у входа новых добровольцев. В новом коричневом пальто, Филипп Филиппович вел своих подчиненных в квартиру Суровину.

– Иван! Какое горе! Мы сразу отозвались, говори, приказывай! Мы поможем в поисках, – с сочувствием развел руки Филипп Филиппович и стряхнул со шляпы мокрый, уже растаявший снег.

Глядя в планшет гений Савва поправил очки и сказал: – Очень много времени прошло. Шансов мало, – а потом поднял глаза, увидел Суровина и сконфуженно протянул: – О, простите. Когда шансов мало, надежда только на надежду.

Филипп Филиппович сконфуженно откашлялся и недовольно посмотрел на Савву и вдруг даже сказал приятную вещь: – Ум не заменит сердце. Кто не был в такой ситуации, не поймет.

– Да, – протянул Иван, глядя на подозрительного интеллигента. Интеллигент ведь чем отличается от не интеллигента: от него не знаешь чего ждать, он знает много вариантов развить события, как ему выгодно. А ведь подозрения на Львовского с утра «падали и падали». Напоить хотел. Это раз. Мотив есть. Это два.

– Поднимайтесь в штаб, я нарисую вам маршрут для осмот…, – не успел договорить Суровин, как на улице прогремели два выстрела, в подъезд влетела Катя Снегирь с криком: – Медведь!, – случайно толкнула Савву. Планшет упал и даже вроде удачно, не вдребезги. На экране появилась всего одна трещина, чуть прикрывшая логические связки программирования.

– О, Боже! Там медведь?!, – вскликнула она и прижала руку к груди, – он прямо из тумана вышел, помотал головой! Страшный какой! Огромный!

– Кто?, – удивился Савва.

– Да медведь, говорю. Медведь.

Иван приказал всем новоприбывшим подняться в его квартиру, а сам вышел из подъезда, и как только вышел, достал боевое оружие. Туман-туманище молоком накрыл Грушевую, сквер и не жилые дома дальше к заброшенному ателье: в этом молоке перекрикивались поисковики, в этом молоке плещется что-то странное. Оно задело Ивану плечо, пронеслось очень быстро, единственное, что он успел заметить, так это бурую шкуру и спросил: – Потапыч? , – и оно рыкнуло и пронеслось в тумане чуть дальше.

– Эй, кто тут?, – крикнул Иван и из тумана вышел Саня Щукин, бледный и как будто старше, форма новая, и погоны не лейтенантские, считай выше, на лбу широкий, совсем бледный шрам.

– Саня? Лейтенант Щукин, – окликнул Иван, а он остановился, оружия у него в руках нет. Так вот остановился, прислушался к голосу Суровина, грустно улыбнулся и сказал: – Рад слышать. Не волнуйтесь, товарищ полковник, у Ани всё хорошо.

Глава 5

– У Ани всё хорошо, – сказал постаревший Щукин, и туман укутал его, унес; рядом прошли двое незнакомцев в американской военной форме и трындели по-американски, фиолетовый листок вырос и лианой окутал камень, дунуло холодком, хрустнул лёд.

– Нет, я не сошел с ума. Что-то происходит, это что-то касается людей и сильно-сильно ускорилось. Как мне отсюда выбраться?, – Иван протянул руку и потрогал туман. Ощущения оказались непривычными, обычно туман не имеет плотности, достаточной, чтобы ощущать его кожей, а тут …тут помесь воды и пустоты. Туман скрыл все дома, рядом снова прошел медведь и крошился, крошился лед. С таки же звуком ломается каменная кожа. Снова дунуло холодом, изо рта пошел пар, Иван поднес руки к лицу и увидел, что они заледенели, блестят слюдой, под ногами прополз полоз и зазвонил телефон.

– Фууууххх, – что-то выдохнуло, туман резко поредел и стали видны дома. Руки плохо слушались, окаменевшими от холода пальцами Суровин принял звонок, забыв посмотреть, кто собственно звонит.

– Да, – гаркнул в трубку Яровой.

– Да, – ответил Иван.

– Что ты дакаешь? Я тебе второй раз звоню. Вань, что происходит? Меня Серов вызвал и спрашивает: – Что с дочерью Суровина? А я не знаю, что ответить?

– Она пропала, – сказал Иван.

– …, – послышался вздох, – спокойно. Давай по порядку.

– Жора, она пропала из своей кровати, с одним одеялом, никаких следов и зацепок.

– Надо рыть. Усиленно рыть! Я уже дал приказ: к тебе сейчас сто семьдесят гарнизонных прибудут. Почему сразу не позвонил?

– Думал, сам справлюсь.

– У тебя голос странный. По прогнозам, туман через час спадет, я к тебе прилечу. Сэровцам тоже команду надо дать, следаки нужны. Понимаешь?

– Вызвали следователей, вызвали, – отстраненно сказал Суровин, добавил, – жду, прилетай, – и положил трубку.

Иван побрел через слабеющий туман по скверу, надеясь или найти что-то значимое для поиска Ани, или понять, где ее искать, ну или простенько так понять: что вообще происходит. Его догнали сэровцы Костюк с пятью бойцами.

– Товарищ капитан, следователь прибыл, звонил дежурный, сказал: нам идет серьезное подкрепление.

– Я в курсе, – ответил Иван, всматриваясь туда, где за домами, через арку видна березовая роща.

– Простите, товарищ капитан, – настойчиво сказал Костюк, – дело касается вас лично, поэтому …следователь очень хочет с вами поговорить прямо сейчас. И еще…

– Да. Вы что-то нашли?!, – оживился Иван.

– По девочке – нет, – Костюк взглядом приказал сослуживцам оставаться на месте, и подошел ближе к Ивану, – в седьмом доме говорят, ваша жена квартиру заняла. Вы там были? Странное место, и очень много коробок от лекарств.

– Сууука, – в сердцах про себя воскликнул Иван и совсем вернулся к реальности.

– Благодарю за сигнал. Я всё проверю.

– И еще…близкие – главные подозреваемые, пока вы не поговорите со следователем, мы будем вас сопровождать, – и, уловив реакцию Суровина, медленно закапывающего его взглядом, пояснил, – мы все понимаем, такие правила. Не усложняйте расследование.

Какие-то неоднозначные чувства: с одной стороны хочется его «закопать», а с другой стороны хочется отправить куда подальше, но это всё только чувства.