Марина покачала головой.
– Не земляки.
– Это как?
– Я родилась в Сямозере. Карелия…
– Я знаю, где это, – скромно заметил Тэм. – Я препод географии.
Марина рассмеялась.
– Точно. Прости.
– Тогда как тебя занесло в Казань?
Она отщипывала от своего бутерброда маленькие кусочки мякиша: привычка, кажущаяся неприличной – или аристократичной, в зависимости от автора.
– Ну, сначала меня занесло в Москву. Я была дизайнером в одном проекте с Федей, Асиным мужем. Так с обоими и познакомилась.
Тэм задумчиво глянул поверх её плеча куда-то вдаль.
– А потом что-то пошло не так…
Марина скатала из хлеба шарик и теперь перекатывала его туда-сюда в руках. Получилось нечто похожее на просфору.
– Всё правильно. Я стала встречаться с парнем, мы даже съехались. А затем ушла от него. И больше не могла оставаться в Москве. И дизайном заниматься тоже не могла.
– А в Сямозеро неохота было возвращаться…
– Да, родители бы не поняли. А тут у меня знакомые, они и предложили пойти к ним в кафе.
Тэм смотрел на неё серьёзно и с любопытством.
– Никогда бы не подумал, что ты такая путешественница.
– Ну, от жизни обычно бегут из Москвы.
– Не всегда.
Марина не сразу сообразила, что теперь и сама пристально его разглядывает. Тэм, видимо, истолковал её взгляд по-своему.
– Слушай, пойдём уже? По дороге расскажу, если хочешь.
– Хорошо.
Промоутерша Алиска ещё была тут. Её рабочий день закончился; она развалилась на стуле, перед ней стоял кофейный стакан, а вокруг него заборчиком выложены флаеры.
– Что, вокруг одни «зелёные»? – хмыкнул Тэм.
– Ага.
Тэм с Мариной вышли из торгового центра и побрели в сторону набережной. Солнце зашло, розовые облака удачно сочетались с голубыми куполами на горизонте.
Тэм решил продолжить разговор, не дожидаясь вопросов:
– Так вот, по поводу «сбежать от жизни». Я как раз сбежал от жизни в Москву.
– Я думала, ты переехал, потому что там наука?
Он покачал головой. В ламповом свете Марина не замечала морщинок в уголках его глаз, а сейчас, в темноте, их видела.
– Да наукой я и здесь мог заниматься, – сказал Тэм. – Ну, универ бы окончил, а в Москве уже в аспу. А я именно сбежал и перевёлся. Тут другое. Не то чтобы всё это меня сломало – в конце концов, я не объезжаю Казань за сто километров; иногда, как видишь, бываю, и ничего. Но всё-таки мне проще жить в Москве. Движуха успокаивает…
– Так что, что с тобой здесь случилось?
Тэм перевёл взгляд себе под ноги. Он явно не знал, как стоит рассказывать эту историю, и рассудил, что лучше быть лаконичным.
– В общем, когда я вернулся после Дальнего Востока в Казань, здесь у меня была девушка. Потом мы разошлись, и я мало что о ней слышал. А через год узнал, что она умерла.
Он рассказывал обо всём естественно, не стремясь вызвать сострадания, – просто констатировал. И это трогало.
– Ты любил кого-нибудь с тех пор? – спросила Марина.
– Да в общем-то нет.
– Когда же это было?
Марина не смела спрашивать, от чего умерла та девчонка.
– Я на третьем курсе учился, когда узнал.
– А сейчас тебе сколько?
– Тридцать два.
– То есть двенадцать лет прошло? Ничего себе…
Тэм задумался, как будто хотел что-то сказать, но промолчал.
– А если бы она была жива, – спросила Марина, – возможно ли, что вы бы снова сошлись?
Тэм замер и, казалось, задержал дыхание.
– Прости, – испугалась Марина, – давай не будем…
– Да нет, – Тэм смущённо усмехнулся, – я просто прикидываю, что было бы. Нет, вряд ли бы сошлись. Тут другое. Когда люди вместе, у них нити как бы сплетаются. А когда расходятся, то расплетаются. А тут нить, с которой ты расплёлся, взяла и оборвалась. Я не Пушкин, – крайне неожиданно добавил он, видимо, извиняясь за неуклюжую аллегорию.
– Я поняла тебя, – мягко сказала Марина. – Да, тяжело.