Сборник. Голубая кровь сайхов

Ежу понятно – для Дэла это копейки. К тому же жест более чем банальный – в духе женских романов и романтических бредней малолеток. Своеобразный «джентльменский набор»: цветы, украшения, только конфет и вина не хватало. Но все-таки в душе разлилось приятное тепло.

Рядом с древним варваром на меня накатывал неуправляемый страх, накладывающий отпечаток на все мысли и эмоции. Да, слышала от Ария не раз и не два, что у небрис длинные, страшные клыки. Но одно дело знать, и совершенно другое – наблюдать возле собственного лица. Смертоносные сабли, острые, длинные – идеальное оружие, созданное природой и магией смерти древнего сайхийского принца…

Возле сородичей Ария ощущала себя уверенно, наедине с детьми ночи – слабой и беззащитной, с Дэлом то так, то эдак.

В воображении или в том же кино живая идеальная машина для убийств выглядит красиво. Но рядом… страшненько…

Фиц определенно менее ужасающий. И дело не только в размерах…Дэл то приближался, то шумно вдыхал, то наклонялся, почти касаясь губами щеки или уха… Внезапность и непредсказуемость айна рождали смешанное чувство, где страх играл главную партию.

Вайс вел себя и двигался как человек. Вероятно, для того, чтобы подобные мне ощущали себя рядом более комфортно. Древний варвар же вовсю эксплуатировал способности небрис. И любой, вроде меня, сразу видел – насколько Дэл мощнее, быстрее, опасней.

Не уверена, что айн поступал так намеренно. Скорее всего, древнему варвару никогда и в голову не приходило подумать о переживаниях людей или сверхов слабее него. Наверняка, это последнее, что волновало флавелльского короля. Никто не знает – какая черта характера подведет его в той или иной ситуации.

Так, Эзра, собраться! Надо принять решение по поводу Дэла! Снова бежать – не вариант. Сколько можно? Я устала скрываться от айна, от прошлого, от загадок… От правды.

Я застряла в мире Ария… Не выбраться! Пути назад нет…

Сердце сжалось… Отчаянно забилось, ускоряясь. Вдох замер в груди, вызвав легкое головокружение. Слезы душили, глаза саднило. Почему я? Мне так хорошо было в реальном мире! Где никаких нападений нечисти на смертных… Никаких войн между сверхами и ненависти пятисотлетней выдержки, не угасающей веками! Никаких небрис, фейри… сайхов…

Арий… я любила его так, как обожают спасителя. Боготворила почти.

Но за годы жизни в новом мире ни разу мысленно не возвращалась к нашей знаменательной встрече во всех деталях… Теперь же воспоминания хлынули рекой, высушив слезы, но оставив болезненный привкус неисцелимой тоски.

Глава 9

Я умирала.

Полмесяца на холодном мраморном вокзале – гигантском временном пристанище смертных и бессмертных путешественников. Среди нескончаемых потоков чужих людей и нелюдей, которым нет никакого дела до моего горя и одиночества. Утопая в гуле поездов и электричек, не смолкающем ни днем ни ночью, заставляя тело вибрировать в такт. Терпя несносных зевак, кидающих презрительные взгляды, словно я – полное ничтожество, и редких гуманистов, окатывающих сочувствующими взорами, но этим и ограничивающихся.

Хорошо еще, бомжи разрешили остаться. Прежде думала, бездомные помогают друг другу и поддерживают в несчастьях, делясь последней краюхой хлеба. Ничего подобного! Большинство готовы перегрызть глотку за теплое место для сна, за кусок батона из помойки, за рваную тряпицу, спасающую от ночного холода, пробирающего до костей. Инстинкт самосохранения, будь он неладен. Все существа – разумные и неразумные, смертные и бессмертные – его рабы. Как бы ни считали мы себя цивилизованными, добрыми, интеллигентными, в момент, когда судьба на волоске, становимся животными. Наносная эмаль культуры и вежливости вмиг обращается в прах, осыпаясь, подобно пыли с древних артефактов.

Никогда бы не поверила, что опущусь до этого мира. И не опустилась, просто не ела…

Меня тошнило при одной лишь мысли, что нужно выживать. Жевать вонючие отбросы, укрываться грязным смердящим шмотьем, драться за клочок пола у батареи…

Во мне боролись инстинкт самосохранения и презрение к себе за скотское состояние, до которого докатилась. Я не мылась бог знает сколько времени. Воняла, как подзаборный пьяница, не просыхавший месяц. Подняться не хватало сил. Даже сесть – и то стало серьезной проблемой. Руки дрожали и непроизвольно подгибались, тело потяжелело, будто налилось свинцом, голова гудела и кружилась. Перед глазами все плыло, как на корабле при сильной качке. Когда чудилось, что от жажды горло вот-вот растрескается, подобно сухой глине, приходилось ползти к баллонам возле касс. Да, черт возьми! Ползти, на четвереньках, подволакивая непослушные ноги, семеня трясущимися коленями, отросшими ногтями шкрябая по глади каменного пола.

Похоже, вскоре мой вид пробивал на жалость даже самых жестоких, ненавидящих весь мир товарищей по несчастью… Несколько бомжей, прежде либо старательно игнорирующих меня, либо озверело оглядывающих при малейшей потуге приблизиться к мусорке, где могла заваляться какая-никакая еда и теплое тряпье, попытались накормить остатками гамбургера.

Я извивалась как уж, отбрыкивалась от полузасохшего, кем-то недоеденного бутерброда, с отпечатками кривых резцов. Думала, отстанут, бросят на волю судьбы, предрешенной в тот миг, когда Вселенная зашвырнула меня в чужой мир.

Но после недель безразличного отторжения бездомные не оставляли попыток облагодетельствовать приблудную жертву обстоятельств. В один прекрасный день бомж притащил старое изодранное детское одеяло. Трясущимися руками накрыл и ретировался.

Я впадала в спячку… и понимала, что это значит. Признаки близкой кончины изучила в институте назубок. Она, как кошка, подкрадывалась на мягких лапках – неминуемая, мучительная, безжалостная. От холода. От голода. От безнадеги.

И вот уже временами сознание оставляло меня. Зрение обманывало, играло злые шутки. Мерещились рисунки, испещрявшие прохожих, подобно узорам на минералах, лица искажались, превращаясь в уродливые маски.

Наконец, я почти отключилась, провалилась во тьму, как падают в глубокий ледяной колодец. Холод пробегал по телу, захватывая в цепкие объятия и отзываясь мелкой дрожью, сменявшейся онемением. Организм перестал откликаться на отчаянные призывы мозга… Тьма перед глазами взрывалась пестрыми вспышками – прощальным салютом жизни перед завершением…

Неожиданно меня как следует встряхнули. Еле расклеив веки, казалось. весившие тонну, увидела красивое лицо, мужественное и очень мудрое… По крайней мере, именно такое впечатление создалось тогда. Но поражало не это, а красные радужки глаз незнакомца. Прозрачные, словно рубины. Вампир? Нет! Я ж не в мире Сумерек, где у нежити алые зрачки. Если такой вообще есть в природе. Волосы существа густыми жемчужными прядями ложились на крепкие плечи.

Гигант присел. Придерживая мой подбородок, пристально рассматривал, словно пытался изучить каждую черточку, каждую родинку, каждую морщинку. На идеальном лице мелькнула тень тревоги. Незнакомец отпустил меня так резко, что я едва не шмякнулась головой об пол. Альбинос не позволил – бережно придержал. С минуту медлил, но затем решительно сгреб в охапку и без усилий выпрямился.

Поразительно! Мутное сознание резко прояснялось. Сама себе напоминала компьютер после смены разряженного аккумулятора на полный. Уже забыла, какими стремительными бывают мысли, четким – зрение, острым – слух.

Очутившись на улице, не узнала город, куда выбросило из родного мира.

В тот день все выглядело серым, подернутым дымкой, походило на очертания дна мутного озера или черно-белый фильм на истлевшей от времени кинопленке.

Сейчас свет лился отовсюду. Город преисполнился красками, словно умелый художник добавил цвета в поспешный карандашный набросок.

Удивиться не успела – чернота заволокла сознание.

Следующие недели включения-выключения – так я назвала их про себя – продолжались с завидным постоянством. Я окуналась в забытье, бродя в лабиринтах узких коридоров, скупо освещенных бликами факелов, швыряющих в потолок серый чад.

Неожиданно выныривала, стараясь проморгаться от режущих глаза солнечных зайчиков, бесцеремонно скачущих по лицу. Морщилась, отворачивалась – отмахнуться не могла, руки плохо слушались, едва оторвавшись от белоснежного одеяла, бессильно падали на него вновь. Бесчувственно внимала однообразным вердиктам врачей – смертных, фейри, сайхов – тогда я не разбиралась в местных расах, лишь удивлялась внешнему отличию. «Умрет…», «Погибнет…», «Неизлечима…», «Максимум несколько недель… » – эскулапы были на редкость единодушны.

Поразительно! Расстройства, страха перед неминуемым, паники, жажды бороться… ничего не ощущала. Напротив, интуиция упорно твердила: «Это не конец…»

И тотчас меня опять заглатывала мгла, принося загадочные видения.

Одно запомнилось особенно четко.

Затхлый воздух, затененный коридор, потрескивание факелов, все как обычно. Ноги сами несут куда-то и останавливаются перед портретом девушки, очень похожей на меня. Лицом, фигурой, кожей, даже цветом глаз и волос.

Взгляд прикован к полотну, невесть как висящему на совершенно отвесной каменной стене, без намека на гвоздик или крючок, тело непослушное, застывшее. Ослепительная вспышка зарождается где-то в недрах картины, легко перебивая рыжее пламя факелов по бокам от нее. Зажмуриться не успеваю – перед глазами проносится калейдоскоп цветных звездочек. Изо лба струей кипятка выплескивается энергия, бордовой дугой расчертив полумрак, окутавший меня до пояса, и вонзается чуть ниже пупка. От боли складываюсь пополам, но меня, как механическую куклу, разгибает назад – в обратную сторону устремляется синий поток льда, освежая, проясняя мысли. Вот она – долгожданная легкость. Морщусь и… просыпаюсь в очередной раз.

Меня изучают неестественно желтые глаза сайха в белом – в редкие минуты прояснения сознания, Арий, мой спаситель поведал о своей расе. Ужас, одиночество, осуждение льются из взгляда энного уже медика неконтролируемым потоком.

– Она умирает… Ты знаешь, живой не пройти из параллельной Вселенной, – голос врача звучит потерянно, раздосадовано. Страшный прогноз ввинчивается в мозг, возвращая к реальности. Я впервые принимаю его на веру, близко к сердцу. Почему?

– Риг! Делай, что я сказал! – тон альбиноса подчиняет полностью и безоговорочно. – Зелье готово! Держи!

Из последних сил пытаюсь повернуть голову, увидеть, что именно передает Арий эскулапу, но дикая боль вгрызается в шею, ползет к затылку, темечку, лбу, ударяя точно молотом.

Плоское лицо желтоглазого приближается еще раз. Сочувствующий взгляд изучает лицо, руки, впивается в глаза. Я открываю рот, стремясь выдавить хоть слово, но мир раскалывается на сотни частей. Они кружатся, смешиваются, подобно кускам разломанного пазла. Мгла… Знакомый коридор извивается сзади и спереди, подобно анаконде. Факелы приветствуют меня, дружно мигая, игриво подбрасывая в полумрак оранжевые капли искр…

***

Канареечное такси ждало у входа во дворец покровителя. Похоже, этот шофер решил лично возить принцессу Беззана, не делясь счастьем с другими. Еще вчера догадалась – парень из сайхоманов, фанатик, что с него возьмешь.

Симпатичный, лет двадцати пяти, снова в классическом костюме – смертные шоферы, получающие эликсир-пропуск в наши угодья, проходят настоящий кастинг. Отличные навыки вождения, приятная внешность, вежливость в любой ситуации, умение промолчать, если клиент не расположен к беседе – неполный список требований.

– Вы сегодня рано в офис, до смены почти два часа, – таксист приветливо улыбнулся, открывая дверцу.

– Дела, – вздохнула я, опускаясь на заднее сиденье. Торопливо приподняла подол длинного серого платья – не дай бог испачкается. Соответствовать идеальности сайхов – тяжкий труд, если не приучен с рождения. Приходится следить за собой, контролировать каждый шаг, каждый жест. Еще эти волосы… Никак не желают подчиняться этикету – вечно выбиваются из прически. Заправив за ухо прядь, откинула тугую косу на спину.

– Поехали!