Осколки будущего

– Это довольно мило, даже трогательно, – пожала плечами Аня.

– Трогательно? Да он осуждает каждую нотку индивидуальности вокруг! Помнишь парня с офигенским кислотным ирокезом? Ты не заметила, как он на него посмотрел и как увёл нас в сторону? А в прошлое воскресенье, ты помнишь, что он сказал о номере акробатов? Что он неприличный, ведь в цирке полно детей, а их воздушный танец не пойми на что похож? А когда он сделал замечание матерившейся девушке? Незнакомой девушке! А наша перебранка из-за той парочки – афроамериканца и белой женщины с чернокожим ребёнком? Он же до сих пор считает, что это недопустимо! Мы два часа спорили, но он не услышал ни одного довода – ни твоего, ни моего. Наверное, Ника просто бог богов в постели, если ты всё это терпишь и станешь его женой!

Аня густо покраснела, так и не сознавшись, что о данном качестве её будущего папы не имеет пока ни малейшего представления.

Тина не придумывала грехи Ники: непонятная Аниной натуре консервативность и глубокая убеждённость в своей правоте были его неотъемлемыми чертами. Но они и делали его самим собой. Потому Аня была готова закрывать глаза на эти аспекты. Ника верил в то, что существует правильное и неправильное, для него не было компромиссов. Но правильным, среди прочего, будущий муж полагал благородство, самоотверженность, борьбу со злом, смелость, защиту своих друзей и простых смертных, помощь ближним, чистую любовь к Ане. Рядом с ним она чувствовала себя спокойно, умиротворённо. Когда принцесса Авелилона просто смотрела на Нику или слышала его голос, внутри расправляло крылья счастье, губы растягивала улыбка, а глаза начинали сиять. Он действовал на неё так ещё до того, как они стали парой. И потому Аня прощала ему всё, что ненавидела в других. В Нике оно превращалось в достоинства, в индивидуальность. В нём она любила это, как и всё остальное. Чувство, к которому раньше принцесса Авелилона относилась с недоумением, завладело всем её существом. Рационализм разводил руками. Он вовсе не пропал, просто в данном вопросе не имел значения.

Тина же стоически терпеть то, что её бесило, долго не собиралась. После «Покатигорошка[52 - Покатигорошек – легендарный богатырь Киевской Руси, встречающийся в русских, украинских и белорусских народных сказках.]» в театре будущая дочь четыре раза подряд «не смогла» именно в те дни, которые Ника отвёл на семейные прогулки. Он искренне недоумевал. Аня прикрывала подругу, оправдывая тем, что той не хватает времени, чтобы успеть попробовать всё, чего бедолага была лишена в заточении. В результате целое свидание ушло на предостережения и просьбы присматривать за Тиной, как бы та «чего лишнего не попробовала от воодушевления».

Ане казалось, что в свои неполные тринадцать Тина куда взрослее неё, и подобные опасения – чистой воды глупость. Но он говорил всё это своим чарующим бархатным голосом, и становилось вовсе не важно, что именно звучит. Хотелось просто находиться рядом. Пусть он даже тысячу раз не прав. Тем более Ника тревожился, потому что возомнил себя обязанным исполнять роль отца девочки-подростка. Аня же решила, что матерью станет крошке, которую родит через пять сотен лет. А Тине будет подругой. И, порой, сообщницей.

Будущему мужу также следовало относиться к ней, как к рядовой соратнице. А не забивать голову воспитанием, обязательствами и переживаниями.

Последний раз Ника и Тина виделись в минувшую среду, потому что она не могла не пойти на его двадцатый день рождения. Там пришлось общаться, тогда как на тренировках в Храме Луны она концентрировалась только на боевых искусствах. Застолье взыскательная гостья окрестила унылым, а в довершение они ещё и поругались, когда Тина посетовала на отсутствие новых врагов, с которыми мечтала сразиться, и именинник отметил, что ребёнка Лунные воины в состоянии оградить от борьбы со злом, если то снова проявится.

Конец вспыхнувшей перепалке, грозящей перерасти в скандал, положила Натали, порекомендовав не накликивать лишние неприятности и ориентироваться по ситуации, если уж они начнутся. Ане тогда показалось, что Ника перегнул палку – она была всецело на стороне возмущённой до глубины души Тины. Ребёнком она её уж никак не воспринимала, и мысли от чего-то ограждать будущую дочь у Ани не возникало. Она считала Тину совершенно равной.

Но, разумеется, иногда на принцессу Авелилона по тому или иному поводу всё же находила досада. Например, если накануне до глубокой ночи она развлекала мелкую вреднющую сестрёнку, пытаясь наладить с ней дипломатические отношения, и даже положила на алтарь этого подвига ценные дары в виде гордости своего детства – масштабного Подводного мира из бумаги, над которым корпела многие годы; а потом до четырёх часов утра читала вслух будущей дочери Булгакова, отвлекаясь на её сражение с компьютерными злодеями. Если всё было так – не очень-то приятно проснуться от настырного щёлканья клавиш.

Аню разбудило именно это. И чувствовала она себя почему-то так, будто накануне впервые напилась водки, причём приговорила по меньшей мере ящик. Аня с му?кой уткнулась в подушку и застонала.

– Кто здесь? – шевельнув похожим на наждачку языком, поинтересовалась она на всякий случай. Голос прозвучал тускло.

– Я, – откликнулась из-за шкафа-перегородки Тина.

– Здо?рово, – прохрипела страдалица. – Который час? Почему ты в моей комнате и мешаешь спать?

– Уже десять. Мне нужен компьютер.

О, это отличный довод!

– И я ведь выключила звук, – добавила Тина.

Аня промямлила что-то, не способная объяснять сейчас невозможность здорового отдыха под аккомпанемент клавиатуры.

Почему так плохо-то? Вчера она ничего такого не делала. В школе было только два урока, всё остальное время посвятили поздравлению мальчиков с наступающим двадцать третьим февраля. Да, после она выпила за гаражами пару стаканчиков шампанского с одноклассниками. Но потом ещё весь вечер играла с Соней, ибо решила стать хорошей сестрой. Сначала читала сказки, затем они потрошили Подводный мир, благостно пожертвованный малявке в наследство. Когда-то Аня выреза?ла морских жителей и рисовала для них в линованных тетрадках города и сёла – теперь огромная коробка с барского плеча перешла Соньке, впавшей от этого в бурный восторг.

Аня скосила глаза на пол – так и есть: всё в рыбках, русалочках и мелкой нарезанной ерунде. Никто не потрудился прибраться. Аня тоже не может: она сейчас умрёт по какой-то непонятной причине. Кажется, от обезвоживания.

Треть бутылки шампанского не могла вызвать такой эффект!

Мученица попыталась встать, но ныне она была живым воплощением Стёпы Лиходеева[53 - Стёпа Лиходеев – персонаж романа «Мастер и Маргарита», появляется в сюжете в состоянии тяжелейшего похмелья, красочно и ярко описанного.], на похмельных мытарствах которого вчера прервала чтение Тине своей любимой книги.

Что же это такое?

В любом случае нужно спо?лзать за жидкостью – иначе не избежать летального исхода.

Аня сволокла закутанные в одеяло ноги, свесила их с кровати. Тяжёлые, будто глыба. Веки налиты свинцом, кожа какая-то обветренная, заскорузлая, словно стала покрываться коркой. Аня сглотнула пересохшим ртом. Перемёрзла вчера на улице?

Исцеляющее кольцо Ханны ведь помогает от ангины? Позовите её срочно! Но сначала пить…

Аня неверной рукой стянула одеяло в сторону и онемела, уставившись на свои колени. Впрочем, если бы она увидела их, ничего страшного не случилось бы. Простуду даже и без Ханны вылечить можно. С шизофренией посложнее.

Ибо коленей-то как раз не было. Вместо них имелся хвост. Рыбий хвост. Её нижние конечности превратились в серебристо-зелёный чешуйчатый хвост. Огромный, с двумя широкими полупрозрачными плавниками на конце. Через них просвечивался ковёр и бумажные русалочки Подводного мира.

– Ой, – только и вышло промямлить на первых порах.

На какое-то время Аня оторопела, уставившись на эту неожиданность.

На ощупь хвост оказался шершавым. Проводить по нему неприятно: изнемогающая без влаги чешуя причиняет боль. Она попыталась оттянуть край кожи, где ниже живота стартовала анатомическая аномалия. Дохлый номер: всё приросло намертво.

– Х… Э… А… Ч… Я, – выразила свои чувства новоиспечённая амфибия.

– Что? – спросила Тина из-за стенки. – У тебя рожки выросли?

Аня вздрогнула и резко дотронулась до макушки – рожек, к счастью, не обнаружилось. Но и без них достаточно вполне! Всё кругом плыло.

Потом почему-то накатил приступ веселья. Она откинулась на спину и подняла хвост над собой. Он был громоздкий и очень тяжёлый.

– Зелёненький какой, – захихикала Аня. – А где мои ноги?

– Ну что там?

Недовольная Тина высунулась из-за перегородки, и её челюсть медленно поползла вниз.

– Что это? – просипела она севшим голосом.

– Мне плохо.

– Что это? – с обвиняющими нотками повторила Тина, вставая со стула и указуя на проблему перстом.

– Ха-ха!

– Надо позвать воинов, нет, сначала найти Селену… и Салли… и… закрой это, Анжела ведь ещё не уехала!

– Я сейчас умру, – сообщила в ответ Аня и потеряла сознание.

Очнулась она оттого, что кто-то вылил в лицо стакан воды. Приоткрыла глаза. Вокруг стояли все её друзья-воины. И выглядели они рассерженно-озадаченными. От хлорированной жидкости по коже расползался зуд.

– Что вы здесь делаете? – слабо полюбопытствовала Аня и тут заметила нефритовое безобразие, покоящееся на одеяле, после чего непечатно выругалась. – Мне плохо.

– Откуда ты сие взяла, ma cher[54 - Моя дорогая (франц.).]? – деловито поинтересовалась Маргарет.

– Давайте восстанавливать факты, – беспомощно предложила Тина. Она выглядела растерянно. – Ты ничего не… Так не бывает.

Аня помахала хвостом из стороны в сторону. Это лёгкое проявление иронии – максимум, на который она оказалась способна.

– Ладно, бывает, – признала очевидное будущая дочь. – Но это уму непостижимо!