Осколки будущего

– Вы. Умрёте. Все, – прохрипел монстр, обмякая на полу.

И тут, словно дождавшись смерти создательницы, озверевшие предметы вновь понеслись в бой.

Ане казалось, что они бесконечны. Что одолеть взбунтовавшийся замок невозможно. Вся изрезанная осколками зеркала, живая лишь потому, что догадалась развоплощаться и снова облачаться в сарафан, принцесса Авелилона убегала по дымящемуся коридору от пары факелов, несущихся на человеческих ногах и чадящих душным угаром, когда вдруг позади что-то звякнуло, а топот прекратился. Она не успела увидеть, что произошло – снова, как летом, всё кругом покачнулось и обратилось песком, а тот обрушился грудами, но не засыпал живых. Аня с недоумением оглядела бархан: Салли взъерошена, будто её трясли в мешке, Ника закинул на плечо бесчувственную Крис, Евгения Витальевна стоит на четвереньках, пытаясь отдышаться. Жаклин и Натали поддерживают под руки Маргарет, воющую, словно кликуша, и дико озирающую безжизненную песочную кучу. К подруге тут же бросилась, путаясь в тряпье, оставшемся от её платья, Ханна.

– Папа! – надрывно кричала Маргарет. – Папа!

– Что произошло?! – ахнула Евгения Витальевна, садясь.

– Мы нашли вторую синюю, благодаря чутью сестры, – ответила Жаклин. – Она сидела на целом сундуке с зеркалами. Маргарет испепелила его, а я прикончила тварь.

– Но где же Тьерри? – в ужасе выпалила Ханна.

– Боюсь, лишь живых песок выпустил наружу, – смиренно и печально проговорила слепая Натали. – Тут нет ничего, кроме песка. Который скоро исчезнет.

– Слишком многих не получилось спасти, – горько сказала Жаклин. – Почти никого. Ни перебитых по всей Земле потомков, не ведавших о своих силах, ни тех, кто открыл дар и, сопротивляясь, был доставлен в этот замок.

– Уцелела принцесса, – возразила Натали. – И мы одолели противника.

– Папа, – рыдала на груди у Ханны Маргарет. – Так не может, не должно быть! Нет-нет-нет!

Аня с трудом осознавала произошедшее. Всё кончилось? Ещё минуту назад лютые факелы почти выгнали из её лёгких жизнь, а в голове не было ни одной мысли, кроме необходимости бежать, спрятаться, уцелеть. И вот замок обернулся барханом, который тает, исчезая без следа, как в июне. А сама Аня не сделала для этого ничего. Не сделала ничего, чтобы помочь Маргарет. Чтобы найти её отца. Она попросту забыла о необходимости искать. Забыла обо всём. А теперь…

Осиротевшая женщина тряслась в истерических рыданиях. Можно ли вообще считать, что они победили, что они освободились? Нет. Лунные воины лишь сберегли собственные шкуры, как крысы – их верно аттестовали резиноворукие демоницы и Дух Справедливости.

Внутри у принцессы Авелилона расползалась пустота.

Она бросила потерянный взгляд на Нику. И испытала вдруг преступное, необъяснимое счастье, тут же залившее щёки пунцовой краской стыда. Он цел, он жив. Он всё ещё будет рядом. Даже если он будет и дальше рядом с Евгенией Витальевной. Даже если ничего не изменится после того волшебного и невероятного разговора в маленьком кафе. Думать об этом сейчас было кощунственно и отвратительно.

Занимался рассвет. Груз сомнительной победы давил на горло, а внутри, смывая секундную радость, зрело необъяснимое дурное предчувствие.

Пусть приспешницы Духа Справедливости пали, то был вовсе не конец. И принцесса Авелилона понимала это, хотя тогда не могла даже предполагать, какую роль сыграет вскоре в её жизни маленькое двойное зеркальце, упущенное в воды Днепра несколько дней назад.

– Нам нужно возвращаться в город.

Интермедия: Эрру

Она считает, что сочинила меня, но я знаю точно – это не так, хоть и не мог бы поведать о том, кто меня выдумал. В моём прошлом – страшная тайна, и ныне она венчает мою голову, заключённая в костяной нарост цвета подгнившей вечности. Наихудший кошмар – постичь её вновь, потому что я уверен: это убьёт меня, кем бы я ни был, кто бы меня ни измыслил.

Я обитаю в её Внутреннем мире, и она не говорит обо мне никому. Она тоже понимает: мы делаем что-то не так. Очень юная, совсем малышка. И мы балансируем в тени её алькова на тонкой грани благоразумия, которую давно преступили, что чувствуем оба. Мы играем с этим ребёнком в любовников и слишком далеко забрели в погоне за правдоподобием и новыми ощущениями. Для неё. Я не помню своего прошлого, но знаю: я бесконечно устал от всех ощущений.

Мы заперты в этом замке и, возможно, никогда не выберемся из него. Тешимся нашими забавами в полумраке её заточения, ставшего и моим. Моим раем.

Она считает меня своим принцем – как в старых книгах и мифах, расцвечивающих её библиотеку призраками недостижимых миров. До моего появления она жила только ими, а теперь мы читаем вместе в её постели. Перед сном, вместо сна – но всегда вслух. Она говорит, что я принц, которому не нужен белый конь, и смеётся – ей очень нравится эта шутка. Дело в том, что я умею превращаться в крылатого единорога. Понятия не имею, почему. Может быть, она действительно придумала меня.

Но я не настоящий пегас, это я тоже знаю. Просто способен им выглядеть. Зачем-то так было нужно в той далёкой реальности, которую я предпочёл забыть. Зато это веселит дорогую мне девочку.

Дуэньи[39 - Дуэнья – в Испании и испаноязычных странах пожилая женщина, как правило, старая дева, воспитательница девушки или молодой женщины-дворянки, всюду её сопровождающая и следящая за её поведением.] моей принцессы – а она настоящая принцесса, это только я выдуманный принц – что-то скрывают от неё (и от меня). Я чую это.

Её няньки вовсе не старухи, они красивы. И пусть я и не в курсе своего возраста, очевидно: как раз они подходят мне. Однако мы таим само моё существование, и я не хочу открываться этим женщинам, которые много лет не встречали мужчин, если вообще когда-либо их видели. Кажется, за эти годы моя малышка стала для меня самым драгоценным. Важнее целого мира – быть может, потому что она и есть мой мир – и аллегорично, и буквально.

И я не желаю свободы для неё, это страшит. Хотя больше всего, и даже больше меня, она любит свою мечту о свободе. Её кошка твердит об этом постоянно. О дне, когда принцесса получит волю и, вероятно, вернётся в далёкое прошлое. Я думаю, кошка сочиняет сказки. Моей силы недостаточно, чтобы вырваться из нашей тюрьмы или даже просто заглянуть за её пределы. И если бы кто-то желал спасти мою жемчужинку, он бы это уже сделал или забыл. Или погиб. Кто знает, что происходит там, за границами этого замка?

Я боюсь независимости моей девочки: что, если в калейдоскопе мира она попросту забудет меня? Свою первую любовь, свою тайну, своего друга. Забудет, как забывают детские игрушки – взрослея или обретая новые. Сейчас она мечтает о целом мире для нас – но ведь она может думать пока всё, что угодно.

А я уверен, что всегда буду любить её, мою маленькую принцессу. Она растёт, взрослеет – и скоро наши игры перестанут отдавать пошлым духом преступления. У нас появятся дети, здесь, в этих стенах. Надёжно защищённых от всего. Я не помню своего прошлого, но мне кажется, что когда-то я уже разрушил защищённый от всего уголок счастья и лишился главной в своей жизни женщины. Больше такой ошибки я не повторю.

Глава IX: Ещё одна кошка и глобальные перемены

Новогодние праздники выдались мрачными. Более чем.

Кошмар подкрался с тыла, будничный и неотвратимый, лишённый магического ореола, избавленный от масштабности мировой трагедии.

Неделю назад похоронили сестру Аниной мамы Жанну. В середине декабря она приехала в Днепропетровск и попала в ДТП вместе со своей двенадцатилетней дочерью Тиной и водителем их такси, столкнувшегося с грузовиком.

Выжила только Тина, которая уже десятый день находилась в коме без надежды на выздоровление.

Дома царило уныние. Даже маленькая Сонечка чувствовала беду.

Аня всё больше пряталась в своей комнате. Ибо здравый смысл подсказывал: правду говорить нельзя никому, включая Лунных воинов, и особенно Салли.

А правдой было то, что Аню бесила эта ситуация.

Тётя Жанна жила за тридевять земель уже много лет и нечасто наведывалась в гости. Свою же двоюродную сестрицу Аня терпеть не могла. Она вообще недолюбливала детей, а вздорная визгливая козявка с младых ногтей ломала Анины игрушки, ела её конфеты и постоянно доводила до слёз, причём делала это нарочно. В то время даже Стасик не мог с ней тягаться! Так что, когда Карасёвы переехали в Харьков, Аня ликовала. С тех пор Тина выдавалась порциями, и происходило это всего несколько раз в год.

И что? Даже при таких условиях она умудрилась испоганить новогодние праздники и погрузить всю семью в траур. Подумаешь, велика потеря… Теперь не улыбнись, не похихикай, гулять лишний раз не пойди.

А Ане так хотелось, чтобы весь мир вместе с ней парил в облаках! Случилось чудо. Сбылась робкая мечта. Ника – её Ника – разорвал свои отношения с Евгенией Витальевной. И теперь Аня официально с ним встречалась.

Они бродили по улицам и сидели в уютных маленьких кафе, держались за руки в кино, даже раз сходили на балет – но это принцессу Авелилона особо не впечатлило.

Рядом с Никой Аня ощущала себя в сказке, это было невероятно и волшебно, куда невероятнее и волшебнее, чем вся чертовщина, наводнившая её жизнь полгода назад. Рядом с ним Аню переполняло счастье. Безграничное, всеобъемлющее. С губ не сходила улыбка, а где-то в глубине живота постоянно шевелилось что-то странное, распирающее и трепещущее. Она могла бы просто молчать, сидя рядом и положив голову ему на плечо. Но они не молчали. Они говорили – обо всём на свете.

Ника был идеалистом. Он проявлял юношеский максимализм – это трогало принцессу Авелилона и не раздражало. Они по-разному судили о многих вещах, но ей нравилось, с каким пылом он убеждает. Уверенный в их миссии, в своих личных обязанностях: и перед человечеством, и перед окружающими его близкими людьми. А теперь отдельно – перед Аней.

Ника дарил ей цветы. Розы, всегда розы – шикарные, с дурманным ароматом счастья. Первые две недели после свиданий Аня вручала их маме, будто купленные по пути, а потом потихоньку утаскивала вазу из гостиной в свою комнату.

Она копила решимость рассказать родительнице о появившемся молодом человеке. И медлила. Ведь их придётся знакомить, мама станет задавать вопросы, да ещё, чего доброго, начнёт предостерегать от глупостей. А что такого может быть с Никой? Он оставался джентльменом, даже когда сама Аня этого не хотела. Он – совершенно сказочный персонаж из каких-то далёких времён. И он принадлежит Ане. По крайней мере сейчас.

И вот пожалуйста. Траур. Сами шаги по дому теперь звучали похоронным маршем. А прекрасные цветы приходилось бросать на снегу по дороге в эту обитель скорби. И даже своему Нике Аня не могла поплакаться, как нервирует её происходящее. Понимала, насколько это дико. Она же хорошая девочка. Хорошая сестра. Она подавлена горем, всколыхнувшим страшные воспоминания о недавней мировой трагедии, которую Лунные воины не смогли предотвратить, о бесчисленном множестве погибших потомков жрецов тибетского храма.

Боевые тренировки в тесном сарайчике у Евгении Витальевны теперь вели Жаклин и Натали. И нещадно гоняли своих «жертв», оттачивая как их искусство владения магией, так и физические способности без волшебного костюма (с похолоданием последнее превратилось в подлинную пытку). «Пониженная в звании» Евгения Витальевна, и так пребывающая в ступоре после Никиной диверсии, относилась к переменам с едва скрываемым раздражением. Она день ото дня становилась всё агрессивнее и язвительнее. Но практиковалась прилежно, хотя уже не звала окончить регулярные набеги на её дом бутербродами и печеньем на кухне или в саду.

На эти еженедельные (варианты «два через два» и «каждый вечер, это необходимо!» после короткого бунта удалось отбросить) занятия прибывала под красным зонтиком даже Маргарет. Она тянулась к новым друзьям, столь нужным после тяжёлой утраты. Хотела развить свои навыки, чтобы уметь защититься. И даже несколько раз приволокла с собой подругу Ханну – но явно насильно. Затворница не жаждала учиться воевать, да и перешедший по наследству от Евгении Витальевны ефрейторский пыл Жаклин её смущал. Аня для себя определила, что, видимо, такие замашки автоматически просыпаются во всяком, кому перепадает толика власти. Зато Жаклин теперь третирует и смещённого с должности предыдущего тираничного тренера. Это не может не радовать.

Ане, заполучившей в свободное пользование вожделенного Нику, стоило бы посочувствовать обойдённой сопернице. Но это если бы та убивалась и тосковала. Вместо того брошенная любовница обернулась истой эринией[40 - Эринии – в древнегреческой мифологии богини мести.], саркастичной сверх всякой меры. Иногда принцесса Авелилона начинала её ненавидеть. А порой всё же поднимала голову жалость. И это было самым противным.

Благодаря редко показывающейся Ханне у Лунных воинов появились передатчики – едва ли не то самое «шпионское оборудование», о котором грезила Кристина некоторое время назад.