Зеленая Любовь

– Сестра гулящая – дрянь настоящая, а братик маленький – карманный вор.

– Лучше молчи! – Петрович, наконец, сдался и оперся на забор прямо над головой Распутина, переводя дыхание. – Ох, извел меня этот шелудивый…

Артем усмехнулся и запрокинул назад голову, миролюбиво улыбаясь.

– Закурите, товарищ подполковник?

Сосед угрюмо кивнул и хмуро принял сигарету. Толстый черный кабель с оборванными концами свисал из его руки, будто удав, не справившийся с жертвой.

– Все самое вкусное обглодано, – прокомментировал Артем, протягивая Петровичу коробок спичек и кивая на провод. – Бублик постарался?

– Ну не я же, – проворчал сосед и бросил яростный взгляд на своего воспитанника. Тот стоял возле грядки с викторией, пуча глаза. – Слонопотам. Сожрал мой телевизор.

– Да-а-а, ситуация. – Артем перекинул руку через забор и пару раз свистнул, приманивая собаку к себе. – Что ж ты, морда слюнявая, творишь?

– Ух, глаза бы мои тебя не видели. – Петрович демонстративно отвернулся от овчарки, пока та радостно приближалась к протянутой руке. – Теперь с утра никаких новостей не послушаешь.

– Что может быть бодрее утром, чем осознание того, что мир катится в тартарары? – Артем ласково потрепал собаку между ушей. Пес благодарно вилял хвостом, упираясь головой в его ладонь. – Правда, Бублик?

Бублик был солидарен.

– Темка, не посмотришь, может можно его заклеить как-то? – спросил Петрович, грустно глядя на провод.

– Этот обшарпыш уже нельзя. – Распутин поднялся с кресла качалки и потянулся. – Посмотрю у себя, должен быть запасной. Или я из остатков тебе новый сделаю.

– Вот спасибо, сынок.

– Да чего там. – Он подмигнул Бублику. – А ты больше папку не обижай, дурень лохматый.

Лохматый дурень радостно гавкнул и понесся в конец огорода, где ограду плотно обступали заросли деревьев. За их участками не было ничего, кроме старого сенокоса, переходящего в холмистую местность тайги.

– А кто это у тебя вчера визжал на участке? – Петрович кивнул в сторону ворот. – Машина еще такая солидная. Женился что ли?

– Никак нет. – Артем улыбнулся. – Друзья приехали.

– Друзья… – Петрович округлил глаза, но потом быстро сообразил, о чем идет речь. – А-а-а, это Машкины, наверное, пострелы.

– Они самые.

– Сослали тебе молодежь на воспитание?

– А я тебе уже не молодежь?

– Ну, тебе сколько? Двадцать…

– Тридцать четыре мне, Игнатий Петрович. – Распутин подмигнул. – Еще молодой и озорной.

– И то верно.

Окончание беседы Кирилл уже не застал, отправившись в комнату, чтобы одеться. Накинув просторную футболку и шорты, он вышел во двор. Несмотря на утренний час, солнце уже припекало, заливая ослепительным светом ярко-зеленую лужайку.

Артем стоял возле летней кухни, жуя кусок колбасы.

– О, первый пошел. – Он энергично пожал руку Кириллу, отчего у того все плечо заходило ходуном. – Ксюша спит?

– Доброе утро. Вроде зашевелилась, когда я начал одеваться.

– Отлично. Я как раз пошел греметь содержимым чердака. У соседа овчарка слопала провод от телевизора, представляешь?

– Ничего себе. – Кирилл зевнул. – Какая драма.

– Кстати, из еды ничего интересного нет. – Распутин вытер руку о штанину. – Но что найдете – все ваше. У плиты работает только нижняя левая конфорка.

– Ага.

– Не спалите там ничего.

Проводив Артема недовольным взглядом, Кирилл крикнул Ксюшу и вошел в летнюю кухню. Убранство было довольно скромным: куча потертых ковров, покрывавших холодный железный пол, небольшой круглый стол, старый советский буфет с посудой. В углу Кирилл заметил умывальник и здоровенное ведро. Чуть правее от входа – холодильник и плита, которым лет было больше, чем Петровичу. На единственной кухонной тумбе под окном выстроились микроволновка, чайник и тостер, которыми, судя по виду, никто не пользовался. Видимо, Артем – один из тех ребят, которые питаются макаронами, бутербродами и солнечным светом.

Остановившись возле старого советского холодильника, Кирилл изучил содержимое. Скудно, зато все продукты свежие. Он еще с университетских времен научился готовить так, что у всех за ушами трещало. Речь шла не о высокой кухне. Высший пилотаж – это приготовить вкусное и сытное блюдо из остатков. Прихватив из холодильника все, что могло напоминать завтрак, Кирилл повернулся к кухонной тумбе.

Из дома выплыла заспанная Ксюша. Коротко пожелав брату доброго утра, она плюхнулась за стол. Выглядела сестра так, будто опять до трех часов ночи зачитывалась подборками оборудования для начинающих клипмейкеров. Прокашлявшись с изяществом хриплого деда, она извлекла из кармана небольшую картонную коробку.

– Только не говори, что ты сюда притащила свою колоду! – воскликнул Кирилл.

– Я без Таро из дома не выйду. – Она пару раз втянула носом воздух. – Это что, мой любимый омлет?

– Он самый. Сейчас еще кофе поставлю. – Кирилл оглянулся по сторонам в поисках турки. – Ладно, железная кружка тоже сойдет.

– Золотые у тебя руки, братец. Это даже без Таро очевидно.

Поставив перед сестрой тарелку с омлетом, Кирилл торопливо отвернулся к сковороде, занявшись другими двумя порциями.

– Ты же понимаешь, что нельзя предсказать будущее, просто разложив карты на столе! – пробурчал он, едва успев убрать кофе с плиты.

– Понимаю. Но что-то в этом есть. – Она нахмурилась, разглядывая разложенные карты. Потом наклонилась через весь стол к своей тарелке и заправилась почти половиной порции. После чего вернулась к созерцанию дня грядущего.

Из дома показался Артем, накинув на шею длинный провод, который пришлось обернуть вокруг шеи, чтобы он не болтался по земле. В руке он стискивал маленький ящик с инструментами. Откинув москитную сетку, Распутин заглянул внутрь и тут же расхохотался. Слишком уж сильно Ксюша напоминала суслика, который готовился к зимовке – набитые щеки и глубокомысленный взгляд гадалки.

– И раскинет она и разложит благородных своих королей! – Артем тут же задвигал плечами, накрываясь проводом как цыганка платком. – Ксюха, убирай пасьянс, ешь нормально, а то не вырастешь.

– А куда мне расти? – спросила она, наконец прожевав. – Мне двадцать будет в сентябре.

– Какие твои годы.

Кирилл отвернулся от плиты, и Артем покрутил в воздухе проводом, который перемотал вокруг шеи, все еще пританцовывая.

– Карты старые лягут как веер на платок с бахромой по краям!