Елене Тукаловой
Армейская бесовщина
В лютейшей казарме удушливо, мутно,
кроватные нары, сапожная вонь,
и так перегарно, темно, многолюдно,
отвратный и страшный, отчаянный фон.
Тут страх пучеглазый ночами пугает
средь сапа и храпа, и газов из дыр.
В уборной шлепки, что колечки пронзают.
Салаги таранят бетон, мойдодыр.
Командные спрятались в сон или пьянство.
Летят на невинных удары ремней.
Творится безбожье, безлюдье, поганство,
как пытки в острогах средь крови, теней.
Уставом подтёрлись матёрые звери.
Царят беззаконие, рабство и дурь.
И многие в свет, наказанье не верят,
хотят самосуд, но не выдадут пуль.
Вся-вся атмосфера собою карает.
Тут каждый в какой-то неясной вине.
Тут вся человечность, терпенье сгорают.
Скорей бы приказ к наступленью, войне…
Недосягаемая
Я снова причастен к раздумьям о дивном.
Эскиз набросал, где удачный роман.
Сознанием жарким, большим и ретивым
лечу в неизвестный, столичный туман.
Средь сизого дыма и едкого смога
сияет кудесница, что молода,
на радость родам, незаметному Богу,
как будто бы Спасская чудо-звезда.
Я грежу о ней, и ветвятся идеи,
летят или скачут; и их не догнать.
Раздольны и так высоки те затеи,
глубокие, что до конца не познать.
Мечтательной кистью рисую и крашу
события будущих дней и ночей.
Макаю в палитру, стаканы и чашу,
придумав имение, сад, сыновей…
И акт сотворенья уже неподвластен,
пылает пожаром на веси, версты.
Но женщина эта всекроющей масти.
И все мои думы – пустые мечты…
Елене Тукаловой
Внук Советского союза
Ясный пейзаж деревенского мая,
зелень полей и посадок, бугров,
свежие ветры от края до края,
сходки пернатых сарайных жильцов,
лёгкие вздохи до глуби, предела,